Николай Шпанов - Поджигатели. Но пасаран
- Ленин говорит, что жизнь возьмет свое. Пусть буржуазия мечется, злобствует до умопомрачения, пересаливает, делает глупости, заранее мстит большевикам и старается перебить (в Индии, в Венгрии, в Германии и т.д.) лишние сотни, тысячи, сотни тысяч завтрашних или вчерашних большевиков: поступая так, буржуазия поступает, как поступали все осужденные историей на гибель классы. Коммунисты должны знать, что будущее во всяком случае принадлежит им, и потому мы можем (и должны) соединять величайшую страстность в великой революционной борьбе с наиболее хладнокровным и трезвым учетом бешеных метаний буржуазии.
Сто тысяч рабочих, стоявших перед Торезом, вслушивались в каждый шорох усилителя...
Это происходило в Париже 14 июля 1936 года.
На рассвете 17 июля 1936 года радиостанция Мелильи в Испанском Марокко послала в эфир условный сигнал: "Над всей Испанией безоблачное небо".
Африканские владения Испании и протектораты Ифни, Рио де Оро и Фернандо-По, Канарские и Балеарские острова, за исключением Менорки, оказались в руках мавров и иностранного легиона, поднятых генералами-предателями на бунт против правительства Испанской республики.
"Над всей Испанией безоблачное небо..."
Восемнадцатого сигнал был принят в Севилье, где военным губернатором был предатель, вечно пьяный генерал-"социалист" Кейпо де Льяно. Он вывел на улицу войска гарнизона и поднял мятеж. Он роздал оружие фалангистам, снова у всех на глазах напялившим зеленые шапки.
"Над всей Испанией безоблачное небо..." - повторяла Мелилья. Офицеры-изменники выводили на улицы свои банды в городах южной Испании: в Кадиксе, Гренаде, Кордове.
На севере генерал Эмилио Мола возглавил мятеж в Бургосе, Памплоне, Сарагоссе, Саламанке.
Организованный британской секретной службой, с ведома французской разведки, на американские деньги, щедро раздаваемые руками немецких разведчиков, генеральский мятеж начался.
Заносчивые испанские гранды в генеральских мундирах и во фраках дипломатов превратились в простых агентов иностранных разведок. Этим изменникам, утратившим право называться испанцами, в качестве награды за победу над народом было обещано то, что и в прежние времена давалось шайкам наемников: города и села на поток и разграбление.
Совершенно так же, как в те "добрые" старые времена, отозвался на события и святейший отец из Рима. "Наместник Христа, преемник святого Петра", Пий XI прислал своей черной монашеской армии в Испании апостольское благословение на войну с народом. Священники пятидесяти тысяч католических церквей и монахи пяти тысяч католических монастырей Испании должны были шпионить, предавать, стрелять из-за угла в республиканцев, разлагать их тыл. Клеветой на республику, церковными карами для ее сторонников и индульгенциями для каждого, кто совершит любое преступление против народа.
Но, несмотря на все это, несмотря на широкую помощь международного капитала, несмотря на активную поддержку германо-итальянского фашизма, просчеты мятежников следовали один за другим, начиная с первого дня восстания. Гарнизоны многих городов остались верны республике; флот и авиация почти вовсе не откликнулись на изменнический призыв мятежных генералов. В крупных городах с сильною прослойкою рабочего населения мятеж был подавлен в первые же часы.
Одно из самых тяжелых сражений пришлось выдержать рабочим Мадрида у Инженерной казармы Ла Монтанья. В ней собралось большое число офицеров и несколько тысяч солдат. Уверяя солдат в том, что "красные" убивают всех военных, офицеры пытались повести их в бой. Однако вопреки реакционной военной теории, говорившей, что почти не вооруженные рабочие, наспех организованные в военные дружины, ничего не смогут поделать с отлично оснащенными войсками, засевшими на возвышенности за толстыми стенами, вопреки буржуазному "здравому смыслу", казармы были взяты народом.
Севильские рабочие, у которых не было никакого оружия, четыре дня боролись с наступавшими мятежниками, отстаивая квартал за кварталом, пуская в ход свое единственное средство защиты - ножи и горячее масло. Женщины кипятили масло и под градом пуль несли его в кувшинах своим мужьям и братьям, забаррикадировавшимся в домах. В Барселоне рабочие разгромили мятежников и перебили их вожаков. Так было и в Малаге, в Картахене, Бильбао, Валенсии, Аликанте.
Испанский народ давал своему демократическому правительству время понять, насколько правы были коммунисты, когда предсказывали мятеж и требовали вооружения народа. Мятеж генералов, рассчитанный на быстрый "переворот", провалился, превратившись в затяжную войну генералов с народом. Это требовало серьезных выводов правительства. Народ ждал их.
В Испании началась первая общеевропейская битва второй мировой войны, затевавшейся мировой реакцией.
И едва ли не с первых же дней этой битвы народные массы многих европейских стран, разбуженные призывами, доносившимися из Москвы, поняли, что их правительства, вплоть до так называемых "социалистических кабинетов", идут на помощь не жертве восстания - законному правительству Испанской республики, а мятежникам. Фашистские правительства Германии и Италии старались замаскировать свою военную помощь мятежникам, которые после первых неудач оказались в критическом положении. Но Гитлер и Муссолини были с такою наглядностью разоблачены Советским Союзом, что всему миру стало ясно: происходит не что иное, как самая наглая, самая циничная военная интервенция с целью установить фашистский режим на Пиренейском полуострове.
Как только это обнаружилось, международная солидарность трудового люда привела в движение огромные людские массы во всех странах мира. Всюду - от Китая до Мексики, от Болгарии до Канады - началось движение солидарности с испанским народом. Сотни и тысячи антифашистов стремились в ряды армии Испанской республики. Через десятки границ пробирались они на помощь своим испанским братьям. Бойцы, из которых потом был сформирован целый польский батальон Домбровского, сумели поодиночке и небольшими группами вырваться из фашизированной Польши, проехать через враждебную фашистскую Германию, через Францию, правительство которой уже выступило в роли организатора "невмешательства". Простые люди десятков национальностей, - рабочие и интеллигенция, - шли исполнить свой долг.
Началось великое сражение демократии с фашизмом.
4
Зинна угнетало вынужденное безделье.
В Севилье бои, баррикады в Барселоне, огонь в Мадриде, а он в безопасности, в Москве? На помощь республиканцам идут добровольцы со всех концов мира, а он здесь? Ездит по клубам и поет!.. Рукоплескания, которыми москвичи встречали "Болотных солдат" и "Красный Веддинг", доставлявшие ему прежде столько творческой радости, перестали удовлетворять.
События уже показали всем, что мятеж Франко и Мола не простой офицерский бунт кучки заговорщиков, а тщательно подготовленный поход международного фашизма на демократию. Мятеж вызвал в Испании гражданскую войну, грозившую затянуться. Место Зинна было там, на полях сражений Андалузии и Каталонии, на боевых рубежах Кастилии, Наварры и Астурии! Все звало его туда. Неожиданная задержка с французской визой выводила его из себя.
Что же привлекало его в этот душный вечер в летний театр, да еще прямо ко второму акту?.. Только название пьесы "Салют, Испания!.."
Широкая дверь театрального фойе отворилась. В сад хлынула публика. Зинн не заметил, как к нему подошел небольшого роста крепыш с круглым добродушным лицом, словно освещенным сиянием веселых, немного лукавых глаз. Человек этот положил на плечо Зинну небольшую крепкую руку с короткими сильными пальцами. На хорошем немецком языке сказал:
- Товарищ Зинн грустит?
Это было сказано с тем особенным задорным добродушием, по которому Зинн сразу и безошибочно узнал Иштвана Бартока, старого знакомца, венгерского коммуниста, поселившегося после мировой войны в России и ставшего теперь популярным советским писателем.
- Я думал, тебя давно нет в Москве, - сказал Барток, подсаживаясь к Зинну.
Зинн с досадою рассказал о затруднениях с визами:
- Я мог ждать чего угодно, но не того, что встречу препятствия со стороны французского посольства.
- Чем французские правые социалисты лучше других? - с усмешкою спросил Барток.
Зинн сердито посмотрел на него.
- Я не хочу, чтобы сейчас меня лишали права драться за свободу испанских рабочих, как я дрался за свободу наших немецких рабочих, как готов драться на любых баррикадах, где будет итти бой с реакцией! Не хочу, чтобы мне мешал кто бы то ни было, во имя чего бы то ни было...
Барток взял Зинна под руку и повел в боковую аллею, где не было публики.
- Я тебя не только люблю, Гюнтер, но и знаю. Поэтому... поступай так, как тебе подсказывает совесть революционера. Иди туда, куда она тебя зовет. - Барток усмехнулся и заглянул ему в глаза. - Вот там-то мы с тобой и встретимся!
