Наталья Петрова - Скопин-Шуйский
выводил сильный, высокий голос первого запевалы[238].
Бережечик зыблетца,
да песочик сыплетца,
а ледочик ломитца,
добры кони тонут,
молодцы томятца, —
вторил ему густой и низкий голос второго.
Что и говорить, зима — не лето, в поход идти — не на печи лежать.
Ино, Боже, Боже!
сотворил ты, Боже,
да и небо-землю, —
сотвори же, Боже,
весновую службу!
пели, покачиваясь в седлах, служилые люди, едучи по царскому повелению в Калугу.
Нельзя сказать, чтобы в зимнее время русскому войску не приходилось воевать, — приходилось, и довольно часто. Об этом говорит широкое применение в военном деле таких средств передвижения, как лыжи и сани: где кони проваливались в глубоком снегу, люди надевали лыжи и неслись, как заметил один из иностранцев, «с великою быстротою». На санях перевозили обычно разборный «гуляй-город», воинские припасы и оружие, в Сибири казаки зимою двигались на нартах.
Бежавших с Болотниковым было немало, по некоторым сведениям, около десяти тысяч «всяких людей огненного бою», то есть вооруженных огнестрельным оружием. Другая часть мятежников укрылась в Веневе и Туле. Болотников не случайно решил отступить в Калугу. Город был многолюдный, богатый, с большими запасами провианта, «в нем всегда шла большая торговля солью с землей Северской, Комарицкой волостью и другими соседними местами, откуда привозили мед, воск, лен, кожи и другие подобные товары, так что она хорошо была снабжена»[239].
В Калуге был деревянный острог, однако его стены вряд ли могли защитить от огня артиллерии, которой было так сильно царское войско. Поэтому Болотников приказал строить в городе дополнительные укрепления. О событиях в Калуге рассказывает очевидец — немец Конрад Буссов, имевший в тех краях поместье: «Болотников приказал вокруг города и острога, вдоль тына или частокола, который уже стоял там, вырыть с обеих сторон снаружи и изнутри большие рвы, а землю с обеих сторон перекидать на частокол, чтобы можно было использовать его как бруствер»[240]. Эти умелые действия опытного атамана вскоре принесут свои плоды.
Сражения под стенами Калуги шли очень упорные. Войско царя применяло «наряд большой и огненную артиллерию». Пушки беспрестанно стреляли по городу и крепости, однако земляным шанцам, укрепившим городской частокол, вреда почти не наносили. Более того, осажденные постоянно делали из города вылазки и «царя Васильевых ратных людей на вылосках побивали и ранили», порой по 40–50 человек за день. Прошел уже месяц, а конца осаде видно не было. Одних только сальных свечей воеводы нажгли 500 штук, да восковых на 20 алтын, три стопы бумаги «аглинские», чтоб писать царю грамоты с вестями, а уж чернил и вовсе извели ведро[241].
Однако царским ратникам сидеть всю зиму под стенами города не хотелось. Воевода Федор Мстиславский вспоминал рассказы своего отца, боярина Ивана Мстиславского, о том, как во время взятия Казани в 1552 году соорудили в русском войске башню на колесах высотой в шесть саженей — почти 15 метров. На башне установили артиллерию, посадили искусных стрелков и с высоты башни расстреливали казанские укрепления «аки с небес». А воевода Иван Мстиславский силами конницы поддерживал тех, кто устанавливал как можно ближе к крепостному валу туры — плетеные короба с землей, за которыми прятались стрелки и наряд. Такой вот «летучей сапой» удалось приблизиться к крепостным стенам. Перед самым штурмом, на рассвете, вырыли подкоп под стену крепости, заложили в него бочки с порохом и взорвали. В образовавшийся в стене пролом ворвались штурмующие отряды Михаила Воротынского и Алексея Басманова, а вслед за ними остальные войска и взяли крепость.
Наслушавшись рассказов о подвигах отцов, молодой, нетерпеливый в осаде Михайло Скопин предложил пойти на «приступные хитрости». Длинный тоннель, как под Казанью, зимой, конечно, было не вырыть, — да и искусного «розмысла» (инженера) в войске нет, башню строить долго. Вместо нее решили устроить «подмёт», какие успешно применяли еще в римской армии. Даточным людям из войска и крестьянам окрестных деревень велели валить деревья, распиливать их и свозить к крепости. Когда дров было свезено достаточно, из них построили «гору древяную», которую «поведоша к острогу и хотяху зажечь» под его стенами[242]. Чтобы придвигать гору, действовали всё той же «летучей сапой» — устанавливали туры, прятались за ними и постепенно двигали дрова к крепости. Опыт подобных операций в русском войске был немалый, дрова вместе с хворостом у городовых стен поджигали, чтобы облегчить приступ: «да как стены собьются и падут и дрова запалятся и сгорят, потом приступати елико возможно»[243].
Все шло, как и задумывали. К концу того же дня, в синеве рано сгущающихся зимних сумерек, гора, наконец, была придвинута к стенам деревянного острога, оставалось теперь дождаться ветра, который подует в сторону города, чтобы поджечь ее. Однако и Болотников не дремал; он внимательно наблюдал, как царевы ратники готовят «хитроумный подмёт». «Изобретательность, конечно, почетна во всех делах, — заметил философ, — но в военном она приносит великую славу»[244]. И Болотников придумал достойный ответ. Осажденные рассчитали место и подрыли подкоп под стеной, куда царские воеводы придвинули дровяную гору. В подкоп подложили порох и ночью взорвали.
Страшный взрыв потряс расположенный на горе царский обоз, а взметнувшийся в небо столб огня ярко, как днем, высветил все происшедшее под стенами острога. Горели и дрова, и туры, и приготовленные для штурма щиты и лестницы, погребая под собой стороживших их воинов. Ускорить штурм осадной хитростью не удалось. Царское войско снова понесло потери, ну а городу «ничево не зделаша».
Скопин-Шуйский был огорчен провалившейся затеей с подмётом. Он чувствовал себя виноватым и понимал, что за его нетерпеливость заплатили своими жизнями погибшие во время взрыва люди. Удавшийся при штурме Казани подкоп готовили в течение долгого времени, скрытно от осажденных, день и ночь «крепкую людную сторожу» держали. Здесь же, в Калуге, гору готовили на глазах у всех, кто был в остроге, и, не довершив начатого, отложили поджог на следующий день, к тому же никто гору, как заметил летописец, не охранял. А Болотников ловко воспользовался их промахом. Воинское же предприятие, как увидел Скопин, должно быть тщательно рассчитано и подготовлено: осторожность и предусмотрительность полководца берегут на войне людские жизни.
Заканчивалась зима, начиналась «весновая служба» с размытыми дорогами, грязью, пропитавшимися влагой одеждой и обувью, отсыревшими сухарями. Скопин вместе с войском просидел в осаде всю зиму, но от безделья не скучал: его участие в боевых действиях зимы 1606/07 года было самое активное. Правда, холодно относящийся к Шуйскому и его войску Исаак Масса говорил о том, что воеводы Мстиславский и Скопин «ни в чем не успели больше других». Но автор «Иного сказания» называет Скопина главным победителем отряда князя Телятевского, шедшего на помощь Болотникову из Венева. Не дожидаясь, когда Телятевский дойдет до Калуги, отряд под командованием Скопина скрытно вышел ему навстречу: «Боярин же воевода князь Михайло Васильевич Шуйской силу разби и много множество поби их, и зело мало их спаслось убегающее; боярин же и воевода князь Михайло Васильевич Шуйской паки со всеми силами своими под Калугу здрав возвратися».
По другим данным, победителями в этом бою были воеводы Иван Романов, Данило Мезецкий и Михайло Нагой, которые «за семь верст от Колуги на Вырке побили воров на головы и наряд вес взяли»[245]. За эту победу царь наградил отличившихся золотыми.
Вообще, нужно сказать, картина происшедшего под Калугой в целом не очень ясна, поскольку источники сообщают разные, а порой и прямо противоречащие друг другу сведения. Но все современники единодушны в описании печальных для царского войска известий из-под Пчельни.
В это время объявился некий «безумный Илейка», который назвал себя сыном царя Федора Ивановича, царевичем Петром. Набрав себе войско, в основном из донских и волжских казаков, этот «царевич» вскоре дошел до Тулы и обосновался там. Вот к нему-то за помощью и послал терпящий со своими людьми голод в осажденной Калуге Болотников. «Петр» выслал из Тулы в начале мая по направлению к Калуге, как пишет Буссов, «несколько тысяч человек». Навстречу им из Калуги вышли три полка, большим полком командовал князь Борис Татев, передовым — князь Юрий Ушатов и Семен Олферьев, сторожевым — князья Андрей Тюменский и Михайло Барятинский. В бою у села Пчельня в мае 1607 года войска сошлись, и воеводы потерпели от мятежников жестокое поражение. Потери царского войска были велики, из пяти воевод двое были убиты — князья Борис Татев и Андрей Тюменский[246]. Бежавшие с поля боя войска в страхе отступили к Калуге. Отступление, судя по описаниям, происходило в полной панике. Первыми бежали воеводы, а за ними и все войско. «Людие же царевы помалу оскудеваше и побеждени быша, а сии же людие гнаша людей царевых во след и воевод побиша, а другие же поймаша, от сего же ужасни быша царевы воеводы и началницы и отбегоша от града Колуги»[247].
