Юрий Татаринов - Города Беларуси в некоторых интересных исторических сведениях. Витебщина
Следует сказать, что базарные дни в Видзах устраивали по вторникам. Съезжались купцы из Германии и России. Кроме перечисленной продукции славились местные лошади — рабочие тяжеловозы. О силе и выносливости последних говорит хотя бы тот факт, что, в отличие от других мест, в Видзах все гужевые повозки запрягались одноконь…
В городе действовали три мельницы. Причем все паровые. Был цех обжига извести, несколько аптек и часовых мастерских.
В прошлом столетии и в начале нынешнего (при царе) здесь работали три общественные бани.
В небольшом очерке «Видзы» за 1895 г., изданном в Вильне, перечислены названия городских улиц, начинающихся от базарной площади: Виленская, Угорская, Солдатская, Двинская, Старая, Татарская, Козиная. В местечке имелось три площади: Базарная, Конский рынок и Солевой рынок. Многие улицы были вымощены булыжником.
Издавна Видзы славились своими серными источниками. С 1832 г. здесь действовал санаторий, в котором лечили от ревматизма. В виду того, что лечение стоило немалых денег, в нем лечились только обеспеченные — как правило, офицеры царской армии и их семейные.
ЕВРЕЙСКОЕ КЛАДБИЩЕМогила не примет той руки, которая поднялась на отца, могила не примет тех уст, которые проклинали мать, ибо земля глубоко презирает тех, которые не почитают своих родителей. (Соломон Людвиг Штейнгем, «Песни в изгнании»)
Стоит мне попасть на еврейское кладбище, как я проникаюсь глубочайшим любопытством. Множество, целое поле каменных плит, смотрящих надписями в одну сторону, обладает свойством тревожить фантазию. Начинаешь думать, сколько необычных судеб, своеобразных характеров поглотила в себе эта кладбищенская земля. Люди любили, страдали — и каждому в конце концов достался словно в подарок могильный камень, который уравнял урода и красавца, богатого и бедного, весельчака и меланхолика. Все сделались похожими! И даже по надписи, наполовину заимствованной из «Ветхого завета», уже не установишь настоящей правды. Между тем, так хочется удовлетворить интерес к народу, который составлял чуть не треть местного населения и который бесследно исчез, будто по этим местам прокатилась какая-то расовая чума.
Сначала я решил, что в Видзах два еврейских кладбища. Оказалось же, что просто новое кладбище перебралось на другой пригорок, потому что на старом уже не находилось места, где хоронить.
Скопление камней, «смотревших» в одну сторону, заставляло думать что это не глыбы, а целый народ — тысячу, десятки тысяч окаменевших, но все еще способных мыслить и чувствовать людей…
Конечно, не камни вызывали у меня любопытство — но быт, нравы, культура, само появление евреев на Беларуси и их исчезновение отсюда. Я представлял все это себе чудесным явлением, о котором мало что известно, но которое с лихвой выряжено в байки и преувеличения. Из огромной кучи россказней мне надлежало выбрать песчинки истины, чтобы хоть с какой-то достоверностью рассказать об этом народе, ибо настоящей правды здесь о нем уже не знал никто.
Местные всегда имеют что сообщить о евреях… «Ленты на руку и лоб накрутят, ходят задом и что-то горгочут. А если их прервут — начинают сначала.» «Иконы у них тоненькие, из жеребячьей кожечки. Поцелуют свой палец, коснуться такой иконы и начинают молиться.» «В судную ночь собирались в синагоге, обувь выставляли на входе. Утром, когда уходили, смотрели: чьей обуви нет — того хапун забрал.» В таких искаженных зарисовках было слишком злой иронии, хотя они тоже давали представление об обычаях евреев.
И все же куда весомее сообщения Арона Скира, автора книги о белорусских евреях. Вот несколько сведений из этой книги о еврейской субботе:
«Как бы ни был еврей подавлен нищетой, приготовление к субботе и сама суббота приносили ему блаженство.
В пятницу, к заходу солнца, в домах все было начищено, все умыты и одеты во все лучшее.
После ужина все шли с женами и старшими детьми в синагогу послушать раввина с его интересными притчами.
Утром в субботу в синагоге громко читается очередная глава Торы и соответствующая глава из Пророка с пояснениями раввина. Субботний обед завершается вкусным сладким кугалом. Затем субботний сон. После сна — чай с вареньем и печеньем.
В субботу все еврейские магазины и мастерские закрывались. Дух покоя опускался на город или местечко. Казалось, что и деревья, и дома, и птицы — все отдыхают.»
Чтобы понять условности характера и жизни евреев, следует иметь в виду, что этот народ не просто имел устоявшиеся традиции, но прежде всего неукоснительно соблюдал их. Мы можем сто раз хвалить советскую власть — но коль этой власти не дано соблюдать ее же собственные законы,
она бесперспективна… Священной традицией евреев, которую не мешало бы перенять и славянам, являлось почитание старших. Эта традиция внушалась с детства. При этом прививался целый комплекс правил и привычек: уступать место старшим, вставать при их приближении, уважать учителя больше, чем даже отца.
Такое же почитание воспитывалось и по отношению к книгам и, естественно, к религии.
Законы поведения тесно увязывались с законами самого кодекса, которого придерживались на судах совести в синагогах. А законы были суровыми: «Кто ударит отца своего или свою мать, того должно предать смерти»; «кто злословит отца своего или свою мать, того должно предать смерти»; «если обольстит кто девицу необрученую и преспит с нею, пусть даст ей вено и возьмет ее в жены» и т. д.
При Польше в Видзах было семь синагог (синагога портных, лавочников, сапожников и т. д.). Главная синагога находилась около мельницы на берегу Маруги. Она была из кирпича.
О видзовских евреях известно еще из царской грамоты. Местный кагал дважды в тридцатые годы XIX в. был награжден благодарственным свидетельством за помощь, которую он оказал русской армии. Помощь заключалась в поставке продовольствия и приготовлении пищи столовавшимся в Видзах войскам. Кагал был куда богаче других местных общин. В сфере его деятельности сосредоточена была подавляющая часть магазинов и торговых лавок, которые работали круглосуточно. Расторопность евреев привела к тому, что большая часть окрестного населения оказалась в зависимости у них. «Еврей легко давал взаймы, достаточно было доказать, что ты местный, — рассказывают старожилы. — Надо тебе хлеб — бери хлеб, надо костюм — бери костюм». У евреев были самые дешевые товары, а главное — евреи были доверчивы. Обманывать же людям не позволяла совесть. Этот расчет на совесть и делал видзовских евреев богаче своих сородичей из других мест. При Польше евреи имели в Видзах даже свой банк. С его помощью они осуществляли крупные сделки, позволявшие им снижать цены на товары и тем самым конкурировать в торговле с другими общинами, в частности с польской. Это экономическое соперничество выливалось в настоящее ненавистничество: один народ начинал роптать на другой.
Видзовское кладбище «помнит» немало невероятных случаев, связанных с этим ненавистничеством. Об одном таком случае я расскажу для того, чтобы показать картину отношений между тогдашними общинами…
Бедняки на евреев не обижались. Но тот, кто был побогаче и пытался расширить свое дело, в основном торговцы, были ими недовольны и порой выражали это недовольство… Как-то задрались в Видзах молодые парни — поляки и евреи. Настоящей причины скандала не было. Но когда между людьми висит меч, достаточно качнуть его и он начнет рубить налево и направо. Поругались — и разошлись. Но как раз в тот день хоронили одного еврея. Беднягу положили в саван, свезли на кладбище и закопали. И вот, когда наступила ночь, неугомонные «петухи» из противоборствующего лагеря пробрались на кладбище, достали из могилы покойника и, как он был, в белом саване, приторочили его к одной из пасшихся тут же неподалеку лошадей. А сами разбежались, думая, что устроили потеху… Почуяв ношу, растреноженный конь потихоньку поплелся в село. Рано утром, когда светало и легкий туман покрывал окрестные луга, видзовские пастухи, собиравшие стадо на конце одной из улиц, увидели необыкновенную картину: какой-то всадник, весь в белом, медленно приближался в их сторону. Голова его безжизненно болталась, словно была привязана. Чуя неладное, конь храпел и порой взбрыкивал, пытаясь освободиться от седока. Мужики и бабы — все, кто был свидетелем этого чуда, стали загонять коров обратно… Когда разобрались, случился скандал, с вызовом полиции и протестами всего местного населения…
При Польше еврейское кладбище в Видзах преобразилось — обрело цивилизованный вид. Могильные камни стали устанавливать строго по линии и рядами. Между памятниками в длинных «коридорах» посыпали дорожки. Да и сами памятники стали делать выше и добротней.
В войну немцы устроили в Видзах гетто. Евреев здесь расстреливали воины литовского гарнизона. Увозили группами. Расстреливали на болоте, недалеко от местечка. Евреи сами копали себе могилу. На смерть шли без ропота, с какой-то фатальной уверенностью в неизбежности своей судьбы. Сколько полегло их там, на болоте, если до войны они составляли почти треть всего населения Видзов!
