Владимир Земцов - 1812 год. Пожар Москвы
Вид в Кремле на Кремлевский дворец с Подола (с северной стороны). Худ. Ф.Я. Алексеев. 1800-е гг.
Если вечером 14-го сентября Муральт и его товарищи, находясь к северу от Москвы, наблюдали только отдельные столбы дыма в городе, то ночью его охватил пожар[472]. Старший сержант 111-го линейного Фоссен созерцал той ночью пожары, находясь к западу от Москвы: «к полуночи большая часть города уже была объята пожаром»[473]. Наблюдал начавшиеся обширные пожары и Л.Ф.Ж. Боссе, префект императорского двора, который к вечеру 14-го сентября прибыл в Кремль и в Большом императорском дворце вместе с Сегюром занялся подготовкой апартаментов для Наполеона. Боссе пишет в своих воспоминаниях, что ему и Сегюру пришлось той ночью устроиться по-походному — не раздеваясь и на стульях. На окнах будущих апартаментов Наполеона в Кремле не было ни ставен, ни занавесей, и где-то между двенадцатью и часу ночи Боссе и Сегюр неожиданно проснулись от яркого света, источник которого, однако, находился далеко от них. Боссе бросился к окну и увидел языки пламени, поднимавшиеся к небу почти на равных расстояниях друг от друга; это не оставляло никаких сомнений в том, что они возникли не из-за случайности или вследствие грабежа…[474] В свое время И.И. Полосин вполне резонно заметил, что характер пожаров в Замоскворечье, на которое выходили окна будущих апартаментов Наполеона в Кремлевском дворце, определенно мог свидетельствовать об организации этих пожаров русскими. Можно не соглашаться с Полосиным в том, что главную роль в этом следует отнести на счет командования русской армии во главе с Кутузовым (подготовка статьи Полосиным пришлась как раз на пик сталинского превознесения личности М.И. Кутузова; реально же, как мы увидели, роль и командования, и Кутузова в этих событиях была достаточно ограниченной). Но вряд ли стоит сомневаться в том, что первые пожары были организованы, и, как мы полагаем, организованы, главным образом, людьми Ростопчина. Вскоре к деятельности этих первых поджигателей добавились и другие обстоятельства…
Что же сам Наполеон? Как он, находясь еще на постоялом дворе Дорогомиловского предместья, отреагировал на сообщения о пожарах? Обычно исследователи обращаются к свидетельствам Коленкура и Сегюра, которые утверждали, будто уже утром 15-го сентября император передал управление Москвой в руки Мортье, герцога Тревизского[475]. Между тем, Сегюр в тот момент определенно находился в Кремле, куда был отправлен для подготовки апартаментов к переезду Наполеон, а Коленкур, хотя и был рядом с императором, но при написании воспоминаний явно сместил это событие на более раннее время. Документы свидетельствуют, что передача управления Москвой Мортье произошла только 16-го сентября[476]. Согласно приказу Наполеона от 15 сентября, отданному Бертье, функции губернатора города продолжал исполнять Дюронель[477], не имевший достаточных сил даже для наведения порядка вокруг Кремля.
В сущности, мы располагаем единственным свидетельством, а именно камердинера императора Констана, описавшего только борьбу Наполеона с русскими клопами. Заявление же Сегюра, согласно которому император в течение ночи беспрестанно получал тревожные сообщения из Москвы о подготовке русскими поджогов в городе и, наконец, в два часа ночи был уведомлен, что «пожар начался»[478], может быть принято только с большими условностями: как мы уже знаем, Сегюр в ту ночь находился далеко от Дорогомиловской слободы. И все же одно очевидно: император упорно продолжал держаться мнения о том, что все пожары есть результат обычных беспорядков, царивших в городе после ухода русских войск.
К утру 15-го сентября стало казаться, что с пожарами все-таки удастся справиться. Солдаты Молодой гвардии, которым помогали немногочисленные местные жители, потушили огонь в здании «Биржи»[479]. Был остановлен пожар, приближавшийся от центральных кварталов к Яузскому мосту[480]. Отстоял от огня почти все строения Воспитательного дома И.А. Тутолмин со своими подчиненными и подопечными. Именно на этот недолгий период «огненной передышки» и пришелся переезд императора Наполеона из Дорогомиловской слободы в Кремль.
Между тем, Великий московский пожар только начинался… Кастеллан, адъютант Нарбонна, неуклонно соблюдавший порядок записывать каждый вечер в дневник события прошедшего дня, начал запись 15-го сентября фразой «Пожар Москвы значительно усилился». Из последующих строк дневника можно понять, что в первую половину дня его автор вовсю радовался, что наконец-то оказался в Москве, восхищался комфортным жильем, запасами великолепного конфитюра и хороших вин, упивался великолепием московских дворцов… Однако неожиданно для него радостные хлопоты оказались прерваны: «Огонь появился вблизи нашего дома… Арестовано много русских, имевших в руках фитили. Наши солдаты, — писал он далее, — смогли затушить огонь в нескольких местах, но не везде. Говорят, губернатор Москвы отрядил солдат полиции для исполнения сей почетной миссии»[481].
Из воспоминаний Сокова следует, что 15-го сильный пожар начался на Покровке и охватил часть Немецкой слободы[482]. Сюрюг писал, что 15-го загорелись дома на Тверской, Никитской и загорелась часть Покровки. Как бы помогая пожарам «задул северо-западный ветер, ускоривший в значительной мере распространение огня»[483]. То, что 15-го огонь неожиданно для французов вспыхнул одновременно в 6 разных местах, отметил и Вьонне де Марингоне. Марингоне, как и Сюрюг, заметил, что дальнейшему распространению огня в значительной степени способствовал начавшийся сильный ветер[484].
Как мы уже писали, Роман Солтык, офицер из ведомства Сокольницкого, узнал о начале пожаров вечером 14-го, находясь в доме Мусина-Пушкина. Однако первую половину дня 15-го он, подобно Кастеллану, провел относительно спокойно. Покинув дом Мусина- Пушкина, Солтык возвратился в «Смоленское предместье», где находился его начальник генерал Сокольницкий. Последний сообщил офицеру, что император уже отправился в Кремль, куда следует двигаться также и им. Достигнув Кремля, Сокольницкий отправился в кабинет императора, а Солтык стал осматривать цитадель русской столицы. Только после полудня Сокольницкий наконец-то занялся организацией разведки города. Часть офицеров была отправлена в северные районы Москвы, в то время как Солтык и капитан Людвиг Дембицкий должны были обследовать ее южную часть. Солтык и его сослуживец видели, как в различных частях города, то тут, то там, вспыхивали пожары. Все расспросы, с которыми офицеры обращались к встретившимся им редким жителям города, ни к чему не приводили: несмотря на хороший русский язык, которым владели Солтык и Дембицкий, их выдавала вражеская форма. Особенно Солтыка поразила фраза одного русского мальчика, лет 12-ти. В ответ на вопрос о продовольственных припасах он сказал: «Продукты для французов! Оконная замазка — вот чем лучше всего их кормить!» Посетив госпитали и казармы, польские офицеры обнаружили множество оставленных там русской армией больных и раненых, нуждавшихся буквально во всем[485]. По свидетельству Солтыка, 15-го сентября французское командование отправило в городские кварталы отряды для «зачистки» Москвы от оставшихся русских солдат. Вместе с местными жителями эти отряды должны были тушить пожары и арестовывать поджигателей. Это не предотвратило разрастание пожаров, но, как считал Солтык, «выявило истинных организаторов этой катастрофы; были пойманы несколько человек Ростопчина, которые признались, что были отправлены совершать преступление самим губернатором, и они были немедленно расстреляны». Польские офицеры представили Сокольницкому всю собранную ими информацию, которую, как полагал Солтык, немедленно доложили Наполеону. «Ночь пришла, но мы не могли позволить себе никакого отдыха; мы наблюдали за развитием пожара», — так закончил описание событий 15-го сентября Солтык[486].
Ж.Д. Ларрей, главный хирург Великой армии. С гравюры неизвестного художника. XIX в.
15-м сентября пометил свое письмо из Москвы жене главный хирург Великой армии Д.Ж. Ларрей: «Я только что приехал в этот город, один из наиболее отдаленных городов земного шара, самый большой из всех городов, виденных мною, а также и самый красивый; но он пустынен, все жители, за исключением некоторых несчастных из простонародья, оставили его; огонь охватывает его со всех сторон, и я очень опасаюсь, как бы он совершенно не стал жертвой пламени и грабежа. В этом случае мы окажемся лишенными средств к существованию, и наше положение не изменится к лучшему. Я очень сожалею по поводу императорского дворца, в котором сосредоточены все английские товары; это здание полностью сожжено; я смог бы сделать для всех вас покупки, но сейчас лучшими были бы хлеб и мука, которых я не могу достать… Армия двинулась за город, преследуя врага, который бежит по направлению к Азии»[487]. «Мы надеялись после ужасной битвы 7- го этого месяца, во время которой погибло более 30000 русских, что эта нация попросит мира, но она упорно предпочитает, чтобы ее убивали, или же скрывается в лесах вместе с медведями. Впрочем, существует большое сходство, физическое и моральное, между этими людьми и дикими зверями; поэтому почти все вельможи имеют нескольких прирученных зверей; они едят и спят вместе. Суди о приятном обществе! О, этот отвратительный народ, как мне не терпится скорее расстаться с ним»[488].
