Герберт Вотте - Давид Ливингстон (Жизнь исследователя Африки)
Ливингстон не упоминает о том, что и финансовые возможности не позволили бы ему принять своих спутников в Англии как гостей, ведь их надо и одеть, как положено для того времени, и обеспечить питанием и кровом.
Он утешает себя заверением, что только смерть помешает ему возвратиться к ним.
12 июля 1856 года Ливингстон, взяв с собой Секвебу, покинул Келимане. Дул крепкий ветер. Бот, на котором они плыли к судну, с трудом пробивал себе путь навстречу катящимся волнам, и Ливингстон, глядя на задумчивое лицо спутника, всячески старался подбодрить его. Волны со страшной силой бились о борт, и на палубу им пришлось подниматься на чем-то вроде стула, опущенного на канате.
12 августа они прибыли к острову Маврикий. Секвебу мог уже кое-что сказать на ломаном английском; он стал любимцем команды, матросов и офицеров, но медленно и с трудом приспосабливался к новой для него обстановке: "И что же это за странная местность - кругом только вода!"
И вот паровой буксир уже тянет судно в гавань Маврикия. В этот момент что-то странное произошло с макололо: не выдержав напора все новых и новых потрясающих зрелищ, Секвебу сошел с ума. Он убежал от Ливингстона и попытался броситься за борт. "Секвебу, ведь мы едем к Ма-Роберт (матери Роберта)!" - взывал к нему Ливингстон. Но это не успокоило его.
"Офицеры предлагали надеть на него цепи, но, так как в своей стране он был человеком знатного рода, мне не хотелось поступать так. Я знал, что помешанные часто надолго сохраняют в памяти плохое с ними обращение; и потом в стране Секелету меня могли бы упрекнуть, что одного из их знатных людей я заковал в кандалы, как раба. Я пытался взять его с собой на берег, но он отказался. Вечером у него начался новый приступ. Сначала он намеревался заколоть копьем одного матроса, а потом сам выбросился за борт. Он умел хорошо плавать, но, перебирая руками якорную цепь, потянулся за нею вглубь. Нам не удалось найти тело несчастного Секвебу".
По приглашению коменданта Маврикия Ливингстон остается некоторое время на острове, чтобы отдохнуть здесь и, наслаждаясь приятным климатом и удобствами цивилизации, поправить свое здоровье после неоднократно перенесенной болотной лихорадки. Лишь в ноябре судно находилось в Красном море. В Каире Ливингстону стало известно, что умер его отец. Ливингстон очень тяжело перенес эту весть, ведь ему частенько рисовалась милая его сердцу картина, как он, сидя у пылающего камина, рассказывает о своих странствиях отцу, с которым перед отъездом у него установилось хорошее взаимопонимание, и он знал еще, как страстно хотелось старику снова увидеть сына.
9 декабря 1856 года, через пять месяцев после своего отъезда из Келимане, Давид Ливингстон прибыл в Англию.
ЗНАМЕНИТОСТЬ
Никто не ждал его с таким нетерпением, как Мэри, его жена. Сырая и холодная Англия так и не стала для нее родиной. Кроме детей и семьи Ливингстонов, у нее ведь не было здесь ни близких родственников, ни хороших друзей, да нет и настоящего домашнего очага. Многие годы живя в этой стране, она чувствует себя все же чужой; иногда долгое время не получает никаких вестей от мужа; страх и беспокойство за него стали ее вечными спутниками. Образ жизни в этой стране также непривычен ей; тут нет такого поприща, где она могла бы приложить свои силы и проявить способности. Там, в Южной Африке, в своем воловьем фургоне или в нехитром домашнем хозяйстве скромного миссионера, она могла показать, какие дарования таятся в ней. Там она была полна жизни и деятельности, славилась умелой и экономной хозяйкой, которая несла всю тяжесть забот не только о своей семье, но и о женщинах и детях бечуана, не теряя при этом бодрости и чувства радости; к тому же ей нередко приходилось принимать и европейских гостей.
И вот в Саутгемптоне супруги вновь встретились. Вместе едут они в Лондон. В глубине души госпожа Ливингстон давно уже дала себе клятву в дальнейшем быть всегда рядом с мужем, чтобы он ни намеревался делать и куда бы он ни ехал.
Уже через шесть дней после того, как он вступил на английскую землю, Королевское географическое общество во главе с президентом Родериком Мёрчисоном собралось на специальное внеочередное заседание; оно было созвано, чтобы приветствовать известного путешественника, отдать должное его заслугам и в торжественной обстановке вручить ему Золотую медаль. Вскоре Ливингстону становится ясно, что с задуманным им спокойным отдыхом в кругу семьи у него ничего не получится.
За первым заседанием следует нескончаемая вереница встреч, завтраков, обедов и всевозможных чествований.
Как только у него появилось время, он посетил свою престарелую мать и сестер. Первое время он живет у друзей, пригласивших его вместе с семьей; затем переезжает в собственную квартиру в Челси, одном из районов Лондона.
Вначале он намеревался лишь немного погостить на родине - три-четыре месяца, а затем вернуться на берега Замбези, где его ожидали макололо. Но потом понял, что надо закончить книгу о своих путешествиях, тем более что уже нашлись предприимчивые издатели, готовые даже без его согласия опубликовать описания его путешествий, то есть воспользоваться его славой как источником дохода. По настоянию Мёрчисона, на которого в свою очередь оказывал давление один крупный издатель, предвкушавший приличный куш, Ливингстон в январе 1857 года садится наконец за рукопись. Первую половину года он проводит большей частью за письменным столом. В материалах нет недостатка; не хватает, пожалуй, времени и терпения, чтобы отобрать их, придать им какую-то стройность, отделить важное от второстепенного, сделать речь выразительной - словом, создать книгу. Тогда он не раз говорил: я бы предпочел еще раз пересечь Африку, чем написать еще одну такую книгу.
Ему, конечно, не удавалось спокойно, не отрываясь посидеть над работой. То и дело навещали посетители, желанные, а чаще нежелательные, и ежедневно почта доставляла пачки писем с поздравлениями, излияниями чувств восторга и с массой вопросов. Вначале он пытается отвечать на все письма, но недели через две отказывается от этого: ведь над ответами надо просиживать целый день. Он выезжает с семьей за город, гуляет по лугам и лесам, наслаждается прелестями весны и лета, играет с детьми в прятки в высоком папоротнике.
Время от времени ему приходится откладывать перо, чтобы выполнить какой-либо более или менее приятный долг. Принц-консорт устраивает для него аудиенцию; многие города присвоили ему звание почетного гражданина, и надо туда ехать, чтобы принять грамоту, выслушать торжественные речи за праздничным столом и ответить на них.
Осенью 1857 года, как только рукопись была передана издателю, посыпались приглашения делать доклады в разных городах, выступать перед самыми разными слушателями. На его родине, в Шотландии, всюду хотят его видеть и слышать. В Глазго от имени всего населения ему воздали почести магистрат, университет в целом и медико-хирургический факультет в отдельности, объединенные пресвитериане, союз фабричных рабочих и рабочих хлопкопрядильных фабрик Шотландии. И снова Ливингстону предстояло выступать с речами, выражать благодарности, выслушивать застольные тосты, держаться официально и улыбаться, хотя чувствовал он себя усталым и измотанным. Но отклонить подобные приглашения он не мог, потому что не хотел казаться недружелюбным и неблагодарным.
Доклады же, с которыми он выступал в промышленных и торговых центрах - в Лидсе, Ливерпуле, Бирмингеме, в торговой палате Манчестера, отвечали его собственным планам. Ливингстон искусно приспосабливал доклад к тому кругу слушателей, которых он хотел бы увлечь своими проектами. Он рассказывает об африканских растительных маслах и красящих веществах, о волокнах и древесине, о меде, сахарном тростнике, пшенице, просе, хлопке, железе - обо всем, чем богаты земли вдоль Замбези. Он привез с собой двадцать пять образцов различных видов плодов и показал их своим слушателям.
С удивлением узнают промышленники и купцы вслед за географами, что там, где, полагали, должна простираться обширная песчаная пустыня, на самом деле находится плодородная и довольно заселенная страна. Да и о тамошних жителях у них теперь создавалось совсем иное представление. Из поступавших прежде многочисленных сообщений о "кафрских войнах" и из рассказов бывавших в Африке охотников на крупную дичь следовало, что африканцы дики и жестоки. И вот англичанин долгие годы дружно жил с этими "дикарями" и теперь тепло и сердечно рассказывает о них. Да и климат там не везде такой уж "невыносимый" и "пагубный для здоровья", как казалось раньше.
"Во время следующей экспедиции я намерен, - говорил Ливингстон, побывать на берегах Замбези, попытаться примирить вождей враждующих племен, побудить их возделывать хлопчатник и отказаться от работорговли. Они уже торгуют слоновой костью и золотым песком и полны желания расширить торговые связи. Взаимные интересы, наши и их, сулят большие возможности, а это приведет к развитию африканских стран".
