С. Ярославцева - Девять веков юга Москвы. Между Филями и Братеевом
По возвращении из Вязьмы 5 июня 1622 г. князь Сицкой, пока царь ходил в поход к Троице в Сергиев монастырь, по его велению возглавлял Судный Московский приказ[307]. Позже он был назначен начальником того же приказа, которым и руководил с 1624 по 1627 г.
На первой свадьбе царя Михаила Федоровича, с княжной Марьей Владимировной Долгорукой (14 сентября 1624 г.), князь Сицкой и его жена были в сидячих боярах и боярынях с государевой стороны. В январе 1626 г. на второй свадьбе царя, с Евдокией Лукьяновной Стрешневой, чета Сицких сидела у большого стола, княгиня Авдотья Дмитриевна – сидячей боярыней у государынина места. В том же году Сицкой – начальник Поместного приказа; в 1628–1630 гг. – воевода в Казани[308].
Так как случалось, что некоторые воеводы не особенно внимательно относились к отпуску из Астрахани соли и рыбы, то при проверке в Казани оказывался иногда излишек рыбы и соли, а потому князю был послан царский указ, чтобы таможенные головы брали пошлину с того количества, которое окажется излишним против отпущенного из Астрахани. Своевременная отправка караванов из Казани вниз по Волге была делом очень важным, а потому князь Сицкой получил указ отправить в Астрахань весенний большой караван с хлебом и лесом ранее прошлогоднего, чтобы царская казна и купцы не потерпели убытков.
Для торжественной встречи или проводов послов царь Михаил Федорович собирал в Москве сотни бояр, дворян, стрельцов, разных чинов людей, которые уже на въезде в город встречали или до выезда провожали послов. Состоятельные владельцы предоставляли для этой цели своих «даточных людей конных в цветном платье», и чем важнее был хозяин, тем больше людей он давал. В феврале 1625 г. на встрече кизылбашских послов от боярина князя Алексея Юрьевича Сицкого было 16 человек. В марте 1626 г. на встрече за Тверскими воротами свейских [шведских. – Ред.] послов – 16 человек. В ноябре 1626 г. на выезде за Тверскими воротами свейских послов – 12 человек. В декабре 1627 г. на встрече на Переяславской дороге турского посла Фомы Катакузина – 18 человек. В декабре 1630 г. на встрече за Сретенскими воротами голландских послов – 12 человек; в 1631 г. на встречах за Тверскими воротами посла свейского короля Густава Адольфа, которые в Москве были не раз: в апреле – 10 человек, в мае – 14 человек. В июле 1631 г. на встрече датского посла – 16 человек.
Князь Сицкой также иногда присутствовал на приемах послов. В мае 1625 г. – на отпуске кизылбашских послов в Золотой Меньшой палате. В мае 1631 г. – на приезде Антона Монира, посла свейского короля. В Золотой Меньшой палате бояре, окольничие, думные люди, стольники, стряпчие, дворяне московские, дьяки и гости сидели по лавкам в золоте и в горлатных (из горлышек пушных зверей. – Ред.) шапках. Бояр было 11, а Сицкой сидел девятым. В январе 1637 г. на встрече при литовском гонце – столь же многолюдное собрание, и тоже все в золоте. Бояр было 17, а Сицкой сидел десятым.
Княгиня Авдотья Дмитриевна умерла 4 декабря 1634 г.
В тот период (1632–1636) боярин князь А.Ю. Сицкой стоял во главе Пушкарского приказа. А в 1638 г. Сицкой – вновь начальник Судного Московского приказа[309]. Государь велел боярину провести на Москве подворную перепись людей «для осадного времени». С ним были дьяки и дворяне (по росписи), которые ездили по всем слободам города. Во время службы князя Дмитрия Михайловича Пожарского в Переяславле Рязанском (1638–1641) Сицкой заменял его в Москве у городового земляного дела – от Москвы-реки по Яузу.
В результате породнения с князем Сицким не только боярин Глеб Иванович Морозов значительно увеличил свои земли, но и князь Сицкой использовал для этих же целей влияние зятя и его старшего брата при дворе. По имеющимся документам можно заключить, что владения Сицкого к концу его жизни значительно превышают те, что были за ним по писцовым книгам первой трети XVII в.
Родовые земли передавать по женской линии запрещалось – в соответствии с указами 1562 и 1572 гг., подтвержденными и развитыми в указе от 3 декабря 1627 г. Поэтому все дачи князя А.Ю. Сицкого зятю – Г.И. Морозову – это «выслуга» и «купля», наследование которыми осуществлялось в соответствии с волей завещателя. Приданым за дочерью князь Сицкой дал сельцо Игнатовское – в писцовой книге Московского уезда сохранилось описание «преданей» вотчины Г.И. Морозова сельца Игнатовского, которым он владеет «по данной тестя своего боярина князя Алексея Юрьевича Сицкого 136-го году», то есть 1627–1628 гг.
По поводу сельца Зюзина такой информации не найдено. Но, судя по отказным книгам от 28 сентября 1644 г., в год смерти А.Ю. Сицкого государь указал «купленную вотчину боярина князя Алексея Юрьевича Ситцкого селцо Скрябино Скорятино и Зюзино тож на ручью, а под ним пруд, с пустошми отказать в вотчину боярину Глебу Ивановичу Морозову и жене его Овдотье» (в сельце двор вотчинников, позади него сад, двор конюшенный, двор скотный, двор псарный, двор приказчиков, деловых людей 3 двора, 3 крестьянских двора, 4 двора бобылей; пустоши Евгутино, Ащепково, да в пашню припущена пустошь Трубниково а Мишкино тож)[310]. Следовательно, сельцо Зюзино завещано как «купленная вотчина», т. е. оно не приданое, а часть наследства от отца жены Евдокии Алексеевны.
Князь Алексей Юрьевич Сицкой скончался в июле 1644 г., отпевал по нем сам патриарх в Новоспасском монастыре. Там князь и был погребен[311].
Боярская вотчина
Боярин Глеб Иванович Морозов вступил во владение сельцом Зюзином (Скрябино и Скорятино тож) в 1644 г.[312], после смерти его тестя князя Алексея Юрьевича Сицкого, который в духовной грамоте отказал зятю это сельцо в числе многих других. В год отказа в сельце, как уже упоминалось, были отмечены дворы вотчинника, приказчика, скотный, конюшенный, восемь дворов конюхов и псарей, три двора деловых людей, три крестьянских и четыре бобыльских. Преобладание дворни со своими дворами свидетельствует о том, что Зюзино долго и активно использовалось князем. Ведь всего за четверть века до того (по писцовой книге 1627–1629 гг.) было у князя в сельце Скрябине, Скорятине, и Зюзино тож, кроме двора помещикова боярского с деловыми людьми, приказчикова и скотного дворов, всего четыре людских двора, двор садовника да двор псаря[313]. После его смерти почти все дворы «конюховы и псарские» быстро запустели, так как деловые люди из сельца «сошли» за ненадобностью.
В середине XVII в. среди царских приближенных было престижно иметь загородный подмосковный двор, т. е. двор, который использовался не с хозяйственной целью, а в качестве резиденции, в котором владелец жил с семьей иногда или даже постоянно. И боярин Глеб Иванович, крупный вотчинник тех времен, не стал отставать от других.
Среди многих его вотчин и поместий Зюзино располагалось ближе всех к Москве, имело удобные выезды и на Калужскую дорогу (к соседнему монастырскому сельцу Семеновскому) и на Серпуховскую дорогу (к соседнему сельцу Изютину, тогдашней вотчине боярина князя Федора Федоровича Волконского[314], а через два века ставшему деревней Волхонкой). По Калужской дороге было рукой подать до государева села Воробьева, куда нередко совершал походы царь Алексей Михайлович. Родительское (боярина Ивана Васильевича Морозова) сельцо Воронино, Шаблыкино тож находилось дальше от Москвы, южнее, по другую сторону Калужской дороги, у ее ответвления – дороги Каменки.
Глеб Иванович с 1642 по 1645 г. годовал воеводой в Великом Новгороде[315] и не мог вернуться в Москву сразу, когда скончался его тесть. А возвращаться было зачем. В одном из столбцов Поместного приказа сохранилось описание 15 имений в 8 уездах, озаглавленное: «Боярин Глеб Иванович Морозов. Вотчины за ним тестя ево боярина князя Алексея Юрьевича Сицкого»[316]. Столбец сохранился не полностью, и, возможно, поэтому в описании названы не все имения Глеба Ивановича, полученные им после тестя. В том числе не названо и сельцо Скрябино, Зюзино тож.
Не было в том списке и вотчины, которую стольник Глеб Иванович получил от князя А.Ю. Сицкого, как написано в писцовой книге, в качестве «приданой вотчины» за княжной Авдотьей Сицкой. Вотчина находилась в глухом углу Московского уезда, в долине реки Пахры к западу от Калужской дороги – Шахова стану сельцо Игнатовское с деревней Горки, а Пахра тож, и семью пустошами. Данную грамоту на владение этой вотчиной князь выдал зятю в 1628 г. – в год переписи, в связи с которой, возможно, и потребовалось официально оформить приданое. Ведь женился-то Глеб Морозов на княжне Авдотье Сицкой еще 18 января 1619 г.[317]
Сколько ему было лет в год женитьбы? Чтобы понять это, надо ближе познакомиться со всем семейством Морозовых.
Поколенная роспись древнего рода бояр Морозовых опубликована только А.Б. Лобановым-Ростовским в Русской родословной книге. У боярина Ивана Васильевича Морозова названы следующие дети (по старшинству): Глеб, Борис, Михаил, Ксения[318]. Ни у кого из них не назван год рождения. Но во многих документах, в том числе разрядных записях, если говорят сразу об обоих братьях, то Бориса называют первым, как это обычно происходит со старшим по родству. Возможно, именно поэтому многие исследователи называют Бориса старшим братом Глеба. Конечно, такой порядок записи мог быть вызван привычной идиомой – всем известных на Руси убиенных братьев святых князей Бориса и Глеба.
