Алексей Маслов - Путь воина. Секреты боевых искусств Японии
Этому учил еще Уэсиба. Он говорил: «Тот, кто овладеет тайной айкидо во Вселенной и в самом себе, тот может сказать: «Вселенная – это я». Вот почему, когда противник пытается меня атаковать, он сталкивается с самой Вселенной, гармонию которой он желает разрушить. И в тот миг, когда он только решится померяться со мной силами, он уже побежден» [179].
При этом «вес надо сохранять внизу», т. е. представлять, как вес всего тела перемещается вниз, и тогда боец становится похож на куклу-неваляшку, которую можно наклонить, но она все равно обретет первоначальное положение.
В айкидо всякое действие и даже различные части туалета айкидоиста носят символический характер. Например, бойцов айкидо узнают по широким штанам черного цвета – хакама, которые надеваются поверх обычных белых штанов кимоно. Верхняя часть одежды – догизаправляется в хакама. Традиционно эти широкие штаны являлись обязательной частью самурайской одежды; они могли быть церемониальными, из дорогого материала, и повседневными. Хакама, заимствованные Уэсибой из самурайского туалета, обрели в айкидо двойное назначение.
Прежде всего противник не может четко различить передвижения айкидоиста, одетого в такие широкие штаны, и разгадать его боевой план. Кроме того, не видны и небольшие ошибки в постановке ног бойца, что невыгодно сопернику. Сегодня хакама носят лишь обладатели высших ступеней в айкидо, а иногда еще и женщины. Практическая ценность хакама заключается и в том, что верхняя куртка доги не выбивается из-под пояса, как это часто бывает во время поединков у дзюдоистов.
Расширяющиеся книзу треугольные хакама вызывают ощущение устойчивости и, как считают сами мастера айкидо, чувство уверенности в собственных силах и спокойствие. Практическая и эстетическая функции хакама дополняются символической. Черный цвет хакама резко контрастирует с белым доги, а следовательно, пояс хакама является границей между двумя началами, которые в синтоизме могли пониматься как добро и зло, жестокость и гуманность.
Существует даже особый символический способ складывания хакама, причем каждое движение соотносится с магическим действием, характерным для самурайского ритуала. Например, когда хакама уже сложены в виде четырехугольника, остается еще и особая хитрость – складывание длинного пояса, продетого в штаны. Сначала оба конца пояса скрещиваются по центру – это называется «проходить через центр Вселенной». Затем один конец поддевается под другой – «управлять самим собой» – и завязывается сложным узлом – «идти по правильному пути». Таким образом, даже выполняя столь рутинную операцию, айкидоист переживает мистический процесс соприкосновения с Вселенной и овладения собственным сознанием.
Все, о чем писал в последний период своей жизни Уэсиба, представляло собой несколько упрощенное изложение учения Омото-кё. Правда, люди, незнакомые с синтоизмом, рассуждения о любви к Высшему божеству и «любящей защите», «высшем разуме, что служит миру между всеми человеческими существами», об айкидо как о «несопротивлении», о единстве с Вселенной воспринимали словно новые откровения. К тому же сам Уэсиба по практическим соображениям старался не подчеркивать религиозно-сектантскую суть учения айкидо («Истинного будо») и, более того, дерзко ставил айкидо выше всякой религии. Он специально отмечал: «Когда меня спрашивают, взяты ли мои принципы айки-будо из религии, я отвечаю – «нет». Мои принципы Истинного будо дополняют все религии и ведут к их совершенству».
Если для Уэсибы многое в теории айкидо имело чисто религиозный смысл, то для множества его последователей нёкоторые понятия утрачивают свою мистическую и духовную подоплеку. Для них существует просто особая этика айкидо. Например, принцип «непричинения вреда живому» обращается в особую концепцию ненанесения вреда другому человеку.
В конце жизни Уэсиба провозглашает, что в основе айкидо лежит даже не использование «ки», а вселенская любовь (аи). Правда, речь идет о любви не к людям (в японской традиции это не провозглашалось), а к Высшему божеству. Он пишет: «Истинное будо – это работа любви. Это особый труд давать жизнь всем существам и не убивать их, не бороться ни с кем. Любовь позволяет обнаруживать божественное во всем окружающем, и поэтому ничего не может существовать без этого. Айкидо – это реализация такой любви... Именно любовью мы способны очистить других» [137].
Сегодня в мире существует десяток систем, более приспособленных для самозащиты, для нужд реального боя, и схватка айкидоиста, например, с боксером будет весьма проблематична для первого. Но вряд ли такое сравнение можно считать корректным. Айкидо – это, несомненно, боевое искусство; просто по западным стандартам мы привыкли называть «боевым» лишь то, что можно реально применить в бою. Естественно, этот стереотип был перенесен и на айкидо. Но дальневосточная культура вообще и японская культура в частности знали немало видов боевых искусств «не для боя». Нелепо оценивать расписную вазу тончайшего фарфора по тому, сколько воды она может в себя вместить, или резной столик, инкрустированный перламутром, – по числу тарелок, которые на него можно поставить. Существует ценность красоты вообще, и она стоит вне прагматики. Это подведение вещей к пределу красоты и изящества, за которым скрываются даже сами функции вещи, прекрасно освоили мастера восточной традиции.
Айкидо оказалось явлением того же порядка. Прикладная сущность приемов отошла на задний план, их эффективность стала неважна для ментальной и духовной практики (хотя публике айкидо нередко преподносится именно как эффективная система боя).
СУМО: БОЙ, ПЕРЕШЕДШИЙ В ПРАЗДНИК
КИТАЙСКОЕ «ЯПОНСКОЕ ИСКУССТВО»
То, что сразу вспоминают люди при упоминании о сумо, – это огромные фигуры борцов с чудовищными жировыми складками. Действительно, вес в сумо играет, пожалуй, решающую роль, так как там весовых категорий не существует. Средний вес борца 110 – 120 кг, а у чемпионов вес нередко достигает 150 – 170 кг.
Мы не найдем в Японии другого явления столь же признанного всеми, как сумо. По популярности эта борьба намного превзошла даже дзюдо, не говоря уже о каратэ или айкидо, которые, без преувеличения находятся на задворках славы сумо. На первый взгляд, такая популярность сумо может показаться загадочной. Из-за огромного веса борцов (их называют «рикиси» – «силачи») схватка не столь зрелищна, как в дзюдо; здесь не увидишь эффектного броска через спину, когда ноги борца взлетают выше головы. Нет здесь и стремительных ударов, как в каратэ, хотя психологического напряжения в схватке борцов сумо никак не меньше, а то и намного больше, чем в любом другом виде японских боевых искусств.
Борцов сумо в Японии сегодня всего лишь две-три сотни, но их имена и подробные биографии (порой мифологизированные, умело составленные их менеджерами и промоутерами) известны каждому любителю сумо. Шесть раз в год – в январе, марте, апреле, июле, сентябре и ноябре – проходят грандиозные 15-дневные турниры по сумо, сопровождаемые уличными шествиями под громкие удары барабана и собирающие тысячи зрителей. Трансляция состязаний идет по всей Японии.
В древности большинство турниров по сумо было посвящено синтоистским божествам. Один из самых грандиозных «праздников борьбы» – соревнования в день знаменитого храма Компира в провинции Сануки (ныне префектура Кагава) в десятом месяце по лунному календарю. В храме почитали божество Компира, покровительствующее мореплавателям, и поэтому удачно проведенный турнир мог принести счастье морякам в их дальних странствиях.
Практически все традиционные самурайские боевые искусства в Новейшее время так или иначе утратили былое величие. И лишь сумо, уникальный вид боевых искусств, пережил все взлеты и падения самурайских будо. Ни один турнир по кэндо или дзюдо не собирает сегодня в Японии столько восхищенных поклонников, сколько соревнования по сумо.
Откуда же такая неимоверная популярность сумо; чем оно зачаровывает даже современных, весьма прагматичных японцев? Ответ здесь один: сумо является обобщенным символом японской традиции, идеалом мужества, чисто «мужским» занятием. И этот идеал есть противовес игровой утонченности дзэнской японской культуры средневёковья. Не случайно сумоист для японской традиции – не просто борец, но именно «силач» – рикиси.
Но вот парадокс – искусство, которое ныне превратилось едва ли не в символ японской нации, не является японским по происхождению.
Существует немало версий возникновения сумо, но сегодня историки так или иначе сходятся на том, что сумо пришло из Китая. Правда, вопрос о времени его вступления на Японские острова до сих пор остается открытым. Изданная в Японии книга «Начало сумо» называет дату первого упоминания об этой борьбе – 23 г. н. э.