Владимир Понизовский - Заговор генералов
- Кто посмел приказать, чтобы меня не пускали дальше? Да я по самому государеву указу! - топал он ногами перед готовым упасть в обморок маленьким чиновником, пытаясь влить громовые раскаты в свой немощный голос. - Соединить немедля по телефону!
- С-сей минут, ваше сиятельство! С-сей минут!.. Комиссар путей сообщения господин Бубликов самолично на проводе!
Бубликов пообещал, что свяжется для получения дальнейших инструкций с Временным комитетом Думы.
В Питере шли переговоры. Время тянулось. В вагонах роптали голодные георгиевцы. Наконец по распоряжению самого Родзянки генерал-адъютанту было предложено компромиссное решение: в Царское Село он проедет, но выгружать своих солдат из эшелона не будет; для переговоров к нему из столицы выезжает член военной комиссии.
Иванов принял предложение. Оно ни к чему его не обязывало. Он выполняет повеление императора, а соглашателей, если будет надо, повесит на первом суку. Поздним вечером его поезд встал у перрона Царского. Николай Иудович вызвал на станцию военного коменданта и начальника гарнизона. Те доложили: Царское Село занято восставшими войсками. У всех выходов из императорского дворца - посты солдат с красными бантами, на площади перед дворцом - бронеавтомобили.
Тем временем прибыл и посланец военной комиссии. Его доклад был удручающим:
- В гарнизоне столицы все до единого на стороне восставших. Начинать активные действия силами одного батальона абсурдно. Однако среди самих восставших определилось два течения: одни, солдаты и фабричные, поддерживают Совдеп, который стремится к ниспровержению монархии; другие офицерство, цензовые сословия, деятели промышленности - поддерживают Временный комитет Думы. Сам же комитет жаждет, чтобы прежний строй сохранился, но волею верховной власти были дарованы некоторые реформы.
Иванов не был искушен в тонкостях политики. Из витийств эмиссара он понял лишь одно: без собранного в монолитный кулак карательного войска обрушиваться на взбунтовавшийся Питер нельзя. И окончательно убедился, что предстоит не увеселительная прогулка и даже не быстрая расправа, "кровавая баня", какую устроил он Кронштадту под наведенными на остров с моря главными калибрами крейсеров и береговых батарей, а изнурительная осада.
- Надеюсь, к государыне меня пропустят безо всяких козней? - с сарказмом обратился оп к коменданту Царского.
- Предоставляю вам свой автомобиль. Александра Федоровна была вне себя:
- Что происходит, генерал? Кощунственно! Немыслимо! Варварская страна!.. Когда вы покончите с этим сбродом?
- Императорская гвардия и верные трону войска на подходе, ваше величество, - церемонно склонил он голову.
- О-о! - она стиснула кулаки так, что они побелели. Лицо ее было искажено ненавистью. - Так поспешите же, генерал!
На станции Иванова ждало только что полученное от царя предписание: до прибытия его самого никаких мер не предпринимать. А по линии железной дороги поступило донесение: от Питера в направлении Царского продвигается революционный батальон, усиленный батареями тяжелых орудий.
Генерал распорядился, чтобы его доставили назад, на станцию Вырица. Он решил там, на исходном рубеже, ждать прибытия главных сил карательной экспедиции и дальнейших указаний императора.
Глава пятая
2 марта
1
Покинув Финляндский вокзал, Путко вышел к
Неве, одолел мост и заковылял по набережной. Путь был далек, но идти оказалось весело. Чопорная, с гранитными чугунноковаными парапетами набережная жила непривычной жизнью. Заводы, судя по чистому небу над Выборгской и Петроградской стороной, над Васильевским островом, и сегодня не работали. Народу на набережной полным-полно. Жгли костры из всякого хлама. С карниза правительственного здания под одобрительные выкрики два солдата прикладами сбивали орла. Одно крыло и когтистая лапа со скипетром уже отлетели. Теперь вошедшие в азарт солдаты гулко, словно в набат, били по черным орлиным головам с хищно изогнутыми клювами. Увидеть такое! Но еще поразительней было зрелище красного, полыхавшего на ледяном ветру флага над дворцом. А трехцветное, затоптанное сапогами грязное полотнище скомкалось на тротуаре.
Матросы в лихо заломленных бескозырках с гвардейскими ленточками, с красными от мороза ушами вели под конвоем сановного, в генеральской шинели, с вензелями на погонах, старика туда, в сторону Шпалерной. Антон покостылял за ними.
Площадь перед Таврическим бурлила. Шел митинг. Всюду и здесь - красные флаги. У входа во дворец хотя часовые и стояли, но никто никаких пропусков не требовал. Вслед за моряками-конвоирами Путко вошел под своды Думы. Помещение штаба восстания он разыскал быстро. Но "товарища Василия" на месте не оказалось.
- В полках, - бросила ему девушка, по виду курсистка, в углу комнаты стучавшая двумя пальцами на "ун-дервуде".
Оставалось единственное - ждать. Во дворце было тепло, а в полуподвале бесплатно поили чаем и давали галеты. В каждом же зале шли митинги. Все говорят... Но ведь где-то, под спудом, идет работа. Страну нужно кормить, одевать. Революцию - направлять.
Наконец Василий появился. Он был в штатском пальто, бородатый, русый, едва ли старше Антона. Опухшие от бессонницы глаза - как у Ивана Горюнова. Антон назвал себя. Добавил:
- Горюнов меня прислал.
- А-а, это он о вас говорил! Ну что ж, ценный кадр. Чего душа жаждет?
- Работы. Хоть какой.
- Ее вон сколько! - Василий показал рукой выше головы. - Только успевай поворачиваться! - Оглядел Пут-ко. - Вы, кажется, поручик? А почему в солдатском? Замаскировался, чтобы не побили?
- Из лазарета ушел в чем раздобыл. А я уже итак битый-перебитый.
- Офицер - это хорошо... - протянул Василий. - С офицерами у нас особенно туго. В обстановке сориентировались?
- Не совсем. Всюду только речи говорят. А где дело?
- Тоже понимать надо: дорвались до вольного слова - не надышатся.
- Оно-то так. Только одни говорят от сердца, а другие - для маскировки. Каждый: "народ!", "свобода!", "революция!", "демократия!" Все нацепили красные банты! А кто же тогда еще вчера в красный цвет стрелял, как в мишень? Для кого наш флаг был что для разъяренного быка? А нынче банты, кокарды, бутончики! И все голосят: "Товарищ, товарищ!" Кто кому товарищ? Боюсь, могут так задурить голову словами, что потом не скоро этот мусор из нее вытрясешь.
- Точно! - согласился Василий. - Все стали р-рево-люционерами. Родзянко оказался, вишь, первым борцом за свободу. А вот потрясем его мошну, покажет он нам, где раки зимуют!.. Ну ладно, еще поглядим, кто кому... - Пригладил растрепанную бороду. - Ты прав: каждый гнет свою линию. Мы в подполье еще с конца прошлого года понимали: развязка приближается. Знали, что события начнутся здесь, в Питере. Оно и понятно: полмиллиона пролетариата... Ты с какого года в партии?
- Начинал в пятом, приняли в седьмом.
- Ноздря в ноздрю, - удовлетворенно гмыкнул Василий. - Тогда установку нашу знаешь. Она прежняя: расшевелить, раскачать, взбудоражить народ лозунгами борьбы против войны, дороговизны, монархии. Вовлечь массы. Царь бросит против народа армию. Это разложит войско. Привлечение армии на сторону народа - вот один из важнейших вопросов. Кое-кто думает, что сможем обойтись боевыми дружинами. Нет, кишка тонка. Пятый год показал, что на данный момент самое главное - за кем пойдет армия. За нами или за ними.
- Знаю. Ленинская установка. Но ты думаешь, они этого не понимают? Одни говорят речи, а другие, я уверен...
- Ну что мы друг друга убеждаем: брито-стрижено? - рассмеялся Василий. - Все верно! Сегодня с утра в Совдеп и к нам в штаб восстания прибежали ребятишки из разных частей: офицеры вернулись в казармы, водворяют прежние порядки, требуют сдать оружие.. И не самочинно требуют - по распоряжению Временного комитета Думы. Уже и в город выходить - с особого разрешения. Родзян-ко полагает, что все закончено: вывеску сменили, а лавочка осталась та же.
- Вот видишь! - снова начал злиться Антон. - А мы...
- Слышал? - оборвал его, рассмеялся Василий. - Вчера даже жандармский эскадрон прискакал с "Марсельезой" ! Тоже стали защитничками революции. Родзянко и с ними лобызался. Правда, думцы - великие храбрецы. Вчера же кто-то поднял крик: "Хабалов идет! Хабалов идет!.." Тут такая паника поднялась! Одни "избранники" под кресла залезли, другие прыснули бежать. Решили, что Хабалов свое воинство на Таврический ведет. А оказалось, что его самого арестовали и привели, сейчас в "министерском павильоне" сидит.
Посерьезнел. Прихлопнул ладонью по столу:
- Суть ситуации такая: у Родзянки в руках правительственный аппарат. На его стороне все - от Пуришкевича до кадетов. А главное - офицерство. На стороне Совдепа - солдаты и пролетариат.
- Так это же сила! - воскликнул Путко. - Решающая! Что может какой-то там ротмистр, если вся рота против него? А народ перед Таврическим? Одним духом сдует кого хочешь, если дыхнет.
