Михаил Ишков - Кортес
Индейцы дрались отчаянно, были сильны и отважны. На моих глазах туземец-богатырь с одного удара отсек голову коню, и все равно с нами они ничего поделать не могли. Само их множество было нам спасением, так как лишь небольшая часть нападавших могла принимать участие в атаке, остальные только размахивали оружием и дико вопили, свистели, шипели, улюлюкали, швыряли в нас песком. Донна Марина в привычной для ацтеков женской одежде узкой юбке и тунике без рукавов, на шее, как у придворной дамы, широкий гофрированный воротник - ходила меж рядов, подбадривала, оробевших, потрясала святым крестом. Индейцы из Семпоалы слушались её, как дети - она подымала боевой дух, призывала к стойкости. В разгар боя тотонакский вождь воскликнул, что впереди видит только смерть. Донна Марина также громко ответила:
- Христос с нами, он проведет нас к победе!
В тот день, помню, мы впервые встретились с регулярным тласкальским войском. Неприятеля было около десятка тысяч, вел их в бой сын старейшины рода Тикатл Шикотенкатль - все это мы узнали в последствии, после того, как закончилась битва.
В чем сеньор Кортес был последователен - так это решительности и милосердии. В бою врагам никакой пощады, но как только сражение стихало и индейцы отступали, он лично одаривал пленных цветным бисером, самых важных отпускал к тласкальцам с предложением мира. Так из раза в раз. Тласкальцы отмалчивались.
...Звезды густо высыпали на небосводе. Ночь выдалась безлунная и все равно светлая, тихая, святая. Как и тогда, в начале сентября девятнадцатого года! Старик Берналь был уже в постели, но никак не мог заснуть растревожили воспоминания. Почти полвека минуло с той поры, когда в лагере стал известен ответ Шикотенкатля. Пришел он с посланниками и донна Марина уже в густых сумерках перевела его войску. Каждое слово выговаривала звонко, отчетливо - по телу от звуков её голоса мурашки бегали.
"Пусть непрошеные гости только сунутся во владения моего отца. Там и помиримся, но лишь тогда, когда насытимся их мясом, а богов своих почтим кровью их сердец".
Патерам Ольмедо и Диасу после этих слов сразу подвалило работы - всю ночь они не спали, исповедывали ребят. На утро все мы поголовно помылись, переоделись в чистое. Так помирать спокойней!.. Отстояли обедню... Ах, как слаженно пели - Господь Бог, должно быть, услышал нашу молитву. Ради Спасителя нашего Иисуса Христа и Матери его божьей шли мы в бой.
Страшная была сеча. Индейцы несчетное число раз шли на нас в атаку. Ломились сквозь наши ряды, пытались прорваться к пушкам. Видно, сообразили, что по одиночке нас взять куда легче, чем в сомкнутом строю, Однако вояки они оказались бездарные, потому что в бою одного запала мало - нужно ещё и умение, и сколько ни прыгай вокруг нас, сколько не грози обсидиановыми мечами, сколько ни кидайся землей, нас этим не проймешь. Тех же, кто прорывался во внутрь нашего боевого порядка, добивали мечами.
Что теперь по прошествии времени могу я сказать?! Без милости Божьей, без поддержки святых апостолов не видать бы нам победы в тех боях. Были у тласкальцев и у ацтеков истинно разумные, дальновидные военноначальники. Тот же Шикотенкатль, например... Или последний правитель Анауака, отважный Куаутемок. Когда сеньор Кортес вздернул его в джунглях Гватемалы, те из наших, кто ещё не потерял совесть, долго его оплакивали... Истинных добродетелей был человек. Не следовало дону Эрнандо губить свою душу подобным злодеянием, но я ему не судья... Я к тому, что и Шикотенкатль, и Куаутемок сразу сообразили, в чем наша слабость. Сил у нас было маловато! Сколько можно было сдерживать атаки индейцев. В тот день, 5 сентября, во время битвы мы стойко держались до полдня, и вдруг - о, чудо! - у тласкальцев что-то обломилось. Часть войска, стоявшая против нашего правого фланга, неожиданно прекратила атаки и начала отходить. Скоро эти отряды совсем скрылись за холмами. Разрисованные бело-желтыми полосами воины Шикотенкатля тоже умерили пыл и спустя несколько минут совсем прекратили атаки и скрылись из вида.
Погиб у нас в том сражении один человек. Я был ранен - стрела угодила в бедро, камень пущенный из пращи попал в голову.
...Старик пощупал вмятину на черепе, оставшуюся после той битвы, устроился поудобнее и наконец задремал.
* * *
Кортес терялся в догадках - чем объяснить такое непоколебимое упрямство тласкальцев, никак не желавших идти на мировую? Первое посольство с просьбой разрешить войску чужестранцев пройти по территории Тласкалы в сторону Теночтитлана, с предложением дружбы и взаимопомощи, состоящее из благородных вельмож из Семпоалы, было задержано в столице. Ходили слухи, что горцы уже принесли их в жертву своему покровителю, богу весеннего сева Шипе.
Малинче, собиравшая в тот вечер, после тяжелой битвы, ужин, многословно и терпеливо объясняла дону Эрнандо, что Шипе или Камаштли божество великое, очень почитаемое всеми племенами науа. Особенно теночками и тласкальцами...
- Каждый год "Владыка в ободранной коже" - так называют его мои сородичи - приносит себя в жертву, чтобы густо взошел маис, пышно цвели бобы и перцы, чтобы священный напиток октли, который квасят из сока агавы, был сладок и опьяняющ, - тараторила женщина. - Во время праздника главный жрец напяливает на себя кожу, содранную с живого человека, так что у него оказывается четыре руки и две пары губ, и начинает плясать ритуальный танец в его честь...
Кортес, тупо изучавший лежавшую перед ним кукурузную лепешку, не выдержал, легко прихлопнул ладонью по раскладному походному столу.
- Хватит! Дай поесть спокойно!.. Сколько можно твердить о подобных мерзостях!
Он в сердцах отбросил в сторону золотой кубок, наполненный местным, непривычным, но удивительно вкусным питьем, называемым "чоколад". Кубок звякнул, подпрыгнул, опрокинулся, густая коричневатая масса расползлась по полу. Готовилась она из каких-то, растертых в муку зерен с добавлением ванили и других пряностей, взбивалась в пену и сама таяла во рту. Напиток сразу пришелся дону Эрнандо по вкусу, однако в тот вечер, после припадка желчной горячки, которая вот уже вторую неделю донимала его, он смотреть не мог на еду. Каждое слово Марины, то и дело упоминавшей о злобных местных идолах, для ублажения которых язычники сдирали кожу с живых людей, вызывало приступ злобы и отвращения.
Малинче заметно оробела, молча подняла кубок. Наступило тягостное молчание. Наконец дон Эрнандо пристукнул ладонью по раскладному походному столу.
- Лучше посоветуй, что теперь делать? Куда идти? Сколько впереди ещё сражений?! Еще неделя таких боев, и моих ребят можно будет брать голыми руками. У нас двенадцать человек пластом лежат, люди вконец вымотались. Зачем эти недоумки атакуют с такой яростью?
- И я о том же, - ещё ласковей заговорила индеанка. Она подошла к Кортесу, робко погладила его по голове, потом прижала её к обнаженной груди. - Тласкальцы тоже на последнем издыхании. Они в отчаянии. Не знают, что делать. С одной стороны, ты нарушил границу их владений, а это вполне достаточный повод для священной войны, то есть, для полного истребления врага. С другой, твои намерения ясны и понятны - ты просишь мира и разрешения пройти через их землю. К тому же обладаешь такой силой, что теперь тласкальцам остается только размышлять - неужели правы те, кто утверждает, что вы "боги"?
- Это все твои домыслы, - устало ответил Кортес, - а мне нужен разумный и исполнимый совет, что следует предпринять, чтобы прекратить эту бойню. Может, и в самом деле вернуться в Веракрус, как поговаривают в войске. Знаешь, какая на сей день самая популярная шутка? "Ну что, брат, вперед на Теночтитлан?" Ничего, кроме смеха, этот призыв теперь не вызывает. Учти, горького смеха...
- Ни в коем случае! - резко ответила Марина. - Необходимо проявить терпение! Сражаться и ждать! О, могучий, я знаю, ты сможешь одолеть минуты слабости. Поверь, все подсказывает, что терпеть осталось недолго. Надо внимательнее присматриваться к противнику, прислушиваться, что говорят пленные...
- Ты что, учить меня вздумала? - усмехнулся капитан-генерал.
- Спаси меня Бог, ни в коем случае! Я пытаюсь обратить твое внимание на те приметы, которые сегодня бросились мне в глаза. Прежде всего, о, могучий, надеюсь, ты заметил, что Шикотенкатль в нынешнем бою остался один. Его напарник, вождь другого племени, ушел с поля битвы. Представь себе, что сеньор Ордас или сеньор Альварадо без твоего приказания оставили доверенные им позиции. Как бы ты поступил в этом случае?
- Предал бы их суду, - буркнул дон Эрнандо. - Я понимаю, что ты хочешь сказать. Я согласен, что оставивший поле боя вождь находится в равном чине с Шикотенкатлем...
- Более того, он имел право уйти! - горячо заговорила Марина. Глаза её лихорадочно вспыхнула. Она вновь впала в тот провидческий транс, который в начале так пугал дона Эрнандо. В такие минуты он начинал особенно внимательно прислушиваться к ней.
