Максим Кустов - Кто и когда купил Российскую империю
Сразу он совершенно проснулся и застегнул мундир.
– Конечно, это важные новости. Я пойду попробую. – Он запер в шкаф свою бутылку. – Хм… Найдется у вас добыча для генерала?
– Да.
– Тогда я могу его разбудить.
Двадцать минут спустя сам его высокопревосходительство начальник штаба Армии (не помню, кто это был, не Шатилов ли?) появился на перроне. Я отрапортовал и отдал пакет.
Он меня расспросил о взятии Славянска, о свободном железнодорожном пути и замялся.
– Я слышал, что…
– Так точно, ваше высокопревосходительство.
Я побежал в свой вагон и принес четыре бутылки (все же генерал!). Я передал просьбу Топоркова о снарядах и патронах.
– Когда вы хотите ехать?
– Как только нагружу патроны.
– Хорошо. Я дам вам сто тысяч патронов и сто снарядов. Это все, что я могу дать в данный момент. Но скажите генералу Топоркову, что я буду посылать ему необходимое. Сейчас вам принесут мой ответ генералу Топоркову… Капитан, озаботьтесь немедленно погрузить снаряды и патроны. До свиданья, поручик, и спасибо.
Наш паровоз с вагоном передвинули на другой путь для погрузки. Думаю, что водка все же подействовала на машиниста, потому что двигавшийся бронепоезд зацепил наш вагон и чуть было его не опрокинул. Оба машиниста изливали потоки ругани. Я высунулся из паровоза. Офицер тоже высунулся из бронепоезда.
– Лагутин!
– Мамонтов!.. Иди ко мне, влезай сюда… Эй, там… Довольно ругаться. Попяться и поставь вагон на место.
Лагутин был офицер нашей батареи, которому я когда-то поручил Гайчула.
– Что ты делаешь в этом бронепоезде?
– Я им командую. А ты? Все в батарее, на солдатской должности? Расскажи, что нового?
Я рассказал и сказал, что привело меня в Горловку.
– Все же странно, – сказал Лагутин. – Я командую бронепоездом, положение довольно важное. Но никогда в жизни мне не придется говорить с начальником штаба Армии. А ты на положении простого солдата, ты будишь его среди ночи, и он приходит с тобой говорить. Ведь странно.
– Ты забываешь магическое действие водки.
Я оставил у Лагутина несколько бутылок, а он дал мне два десятка снарядов» [82] .
Итак, универсальная валюта всех времен под названием «водка» играет роль исключительного пропуска. Она открывает двери к начальству. Она позволяет «решить вопрос» с железнодорожниками. Она и на дефицитные боеприпасы фактически обменивается. Она – причина взятия Славянска. Ведь казаки «атаковали, как львы», узнав о ее складах. И она же – важнейший фактор морального разложения войск. Один казак сразу погибает в цистерне, другие быстренько оказались небоеспособны. Нагрянь в этот момент отряд красных – произошла бы позорная бойня. Сколько раз такое было на разных войнах…
Роль абсолютно всесильной валюты спиртное могло играть и на территории красных. Водка могла и от расстрела спасти «морды белые», пытавшиеся бежать от красных к деникинцам и попавших в руки большевиков:
«Были комиссар-большевик и человек сорок солдат. Было пять конных.
– Куда и зачем идете?
Все, и мы в том числе, сказали, что идем на Украину за мукой, так как в Москве голод. Комиссар объявил:
– Вы все можете идти, кроме вас и вас, – он указал на брата и меня.
– Почему, товарищ комиссар, вы хотите нас задержать? Мы все одной артели.
– Это верно? – спросил он у остальных. К нашему облегчению, они ответили: – Да.
– И все же вы оставайтесь.
Остальные радостно ушли.
– Но почему вы нас задерживаете?
– Вы хотите это знать? Ну что же, я вам скажу: морды у вас белые.
Дело портилось, он нас отгадал. Мы, конечно, отрицали.
– Я отведу вас в штаб, там решат, что с вами делать.
У нас не было желания идти в штаб – там нас, конечно, расстреляют. Нас не обыскали. Мы шли группой, разговаривая…
Брат потянул за руки наших новых друзей. Мы отошли немного. Комиссар стал говорить тихим голосом, собрав людей в кружок.
– Петя, друг мой, ты бы должен был это устроить. Я вовсе не хочу идти в штаб, – сказал брат.
– Ты совершенно прав. Там расстреливают без допроса.
– Вот видишь. Пойди поговори с комиссаром по-хорошему. Чего он хочет? Я согласен заплатить ему бутылку водки.
– Ах, это дело. Подождите меня здесь, я с ним поговорю.
Он вернулся очень скоро.
– Комиссар согласен.
– В добрый час. Сколько стоит тут бутылка?
– Сто рублей.
– Сто рублей! Как дорого. В Москве можно за сорок достать. Ну уж ладно. Сто так сто.
Он отсчитал мелочью. Не надо было иметь богатый вид. Что могло помешать нашим друзьям нас ограбить?
– Вот сто рублей и три для тебя на выпивку.
Договор был заключен, но договор шаткий. Захочет ли комиссар его выполнить? Вероятно, он заключил его не добровольно – не намерен ли он нас пристрелить в последний момент? Самое трудное было теперь уйти от наших новых друзей. Мы вернулись к остальным. Комиссар что-то тихо говорил и при нашем приближении замолчал. Брат пожал ему руку с чувством.
– Мы погорячились и наговорили лишнего, не в обиду будь сказано. Мир всегда лучше ссоры.
Брат больше не отходил от комиссара, не давая ему возможности сговориться со своими приспешниками (чтобы нас прикончить). Мы уселись в кружок, нам предложили папирос. Мы не курили, но взяли, курили и рассказывали московские новости.
Брат взглянул на луну. Нервы были так напряжены, что я понял без слов. Довольно большая туча подходила к луне. Через несколько минут стемнеет. Надо воспользоваться темнотой, чтобы уйти. В темноте у нас больше шансов скрыться от пуль и преследований. Туча закрыла луну. Мы поднялись.
– Очень приятно с вами разговаривать, но нужно поспешить найти наших компаньонов. Иначе они уйдут и увезут наши деньги на покупку муки (все придумано, чтобы облегчить уход). Когда мы будем возвращаться назад, не задерживайте нас и, главное, не отберите муку… До свиданья, Петр. Поклонись от меня тетке Марье… До свиданья, Павел, я был рад с тобой, старина, встретиться. Мы с тобой пережили вещи, которые не забываются. До свиданья, друзья. В жизни еще увидимся. Спасибо вам за хорошее, человеческое отношение.
Мы пожали всем руки.
– Подождите еще немного. – Комиссар пытался нас задержать.
– Нет-нет, невозможно. Мы и так задержались сверх меры. Наши уйдут, и мы их больше не найдем.
Было темно. Мы повернулись и пошли широким шагом. Комиссар стал шептаться со своими сателлитами. Мы были почти вне поля их зрения.
– Бегом, на носках (чтобы не слышно было топота), – прошептал брат.
Мы побежали изо всех сил, чтобы как можно больше отдалиться от них.
– Вправо, в пшеницу, зигзагами и ложись.
Мы вбежали в высокую пшеницу и побежали врозь зигзагами, чтобы не оставить видимого следа, и затем упали на землю, закрыв лицо рукавом (освещенное луной лицо видно), и больше не двигались…
Бутылка водки за две жизни – недорого. С тех пор водка стала для меня чем-то вроде живой воды – я ей обязан жизнью…» [83]
А уж каким побудительным мотивом желание добыть выпивку для грабежей служило. Конечно, грабили не только для того, чтобы спиртное раздобыть. Водоворот событий, влекущих за собой всеобщее разложение и усиление хаоса, затронул практически всех участников происходящей катастрофы, от банальных уголовников до идейных бандитов-махновцев, от крестьян и красноармейцев до белых офицеров. В процесс втягивались люди, которые до того и представить себя не могли в такой роли.Белые грабят, красные грабят, и махновцы грабят
Вот каково, судя по воспоминаниям, было отношение к происходящему местного населения: «Как-то в Юзовке, переходившей много раз от одних к другим, я разговорился с крестьянином.
– За кого вы, собственно, стоите?
– А ни за кого. Белые грабят, красные грабят, и махновцы грабят. Как вы хотите, чтобы мы за кого-то были?
Он только забыл прибавить, что они и сами грабят. Рядом было разграбленное имение» [84] .
Белое командование не могло справиться с грабежом. Все солдаты, большинство офицеров и даже некоторые начальники при удобном случае грабили. Устоять перед всеобщим безумием могли только очень сильные люди. Но большинство молодых и неопытных военных следовали примеру более «бывалых», с их точки зрения, товарищей, которые зачастую умышленно втягивали их в грабежи. Одним из таких невольных соучастников ограбления населения стал и совсем еще молодой тогда С.И. Мамонтов: «Я сам чуть не сделался бандитом. Спас меня брат. Вот как это было.
Некоторые офицеры, живущие на нашей квартире, исчезали ночью и возвращались с мешками.
– Возьмите меня с собой, мне хочется видеть это.
– Нет, ты нам все испортишь. Ты сентиментален, еще начнешь нам читать мораль. Для этого нужно быть твердым.
– Обещаю, что буду молчать.
И вот в одну ночь они согласились взять меня с собой.
– С условием, что ты будешь делать то же, что и мы, и возьмешь что-нибудь.
Мы пошли в далекий квартал, где не было расквартировано войск. Солдаты не дадут грабить их дом. Крестьяне это знают и не против постоя.
