Геннадий Левицкий - Самые богатые люди Древнего мира
— У него сено на рогах.
Дело в том, что римляне имели обыкновение навязывать бодливому быку на рога сено для предостережения прохожих».
Талантливый человек талантлив во всем. Это признает и Плутарх:
«Что касается умственных занятий, то он упражнялся главным образом в ораторском искусстве, стремясь завоевать известность у народа. Будучи от природы одним из первых среди римлян ораторов, Красс старанием и трудом достиг того, что превзошел даровитейших мастеров красноречия».
И вот Риму явился адвокат, перед железной логикой которого отступали самые строгие судьи. Уже первые несколько дел принесли ему шумный успех.
Красс защищал с одинаковым усердием и знатного сенатора, и нищего плебея, хотя с последнего, даже в случае успеха, вряд ли можно взять и несколько ассов.
Профессия адвоката считалась высокодоходной в Риме, но едва ли Красс что-нибудь заработал, хотя и выиграл дела всех своих подзащитных. Адвокатская практика принесла ему кое-что дороже золота. Успех, слава, известность и чувство удовлетворения от побед — вот они, самые большие дивиденды в новом деле. Человеку, обремененному огромным богатством, получить признание среди бедных чрезвычайно трудно, ибо богатство вызывает скорее зависть и ненависть, но никак не уважение. Красс вопреки всему добился популярности среди римского плебса.
«Не было, говорят, такого мелкого и ничтожного дела, за которое он бы взялся, не подготовившись, — продолжает Плутарх. — И не раз, когда Цезарь, Помпей или Цицерон не решались взять на себя защиту, Красс проводил ее успешно. Этим-то он всего больше и нравился народу, прослыв человеком, заботящимся о других и готовым помочь. Нравились также его обходительность и доступность, проявлявшиеся в том, как он здоровался с приветствовавшими его. Не было в Риме такого безвестного и незначительного человека, которого он при встрече, отвечая на приветствие, ни назвал бы по имени.
Говорят еще, что Красс был сведущ в истории и не чужд философии. Следовал он учению Аристотеля, наставником же его был Александр, который совместною жизнью с Крассом доказал свою непритязательность и кротость, ибо трудно сказать, был ли он беднее до того, как пришел к Крассу, или, напротив, стал еще беднее после этого».
Дело, видимо, не в фантастической жадности Красса, а в том, что Александр принадлежал к философской школе, равнодушной к мирским благам.
Над философскими пристрастиями Красса не преминул посмеяться и острый на язык Цицерон. Однажды Красс заметил, что ему нравятся стоики, утверждающие, что богат тот, кто добродетелен.
— А не тем ли, скорее, они тебе нравятся, — заметил Цицерон, — что согласно их учению все принадлежит мудрому?
К тому времени Красс владел половиной домов в Риме.
Красс и женщины
Скандал — самое верное средство добиться популярности, но и ему есть предел. Красс делал все с необыкновенным размахом и в неприятную историю попал весьма нешуточную. Такой популярности он явно не желал! «В более зрелом возрасте он был обвинен в сожительстве с одной из дев-весталок — Лицинией, — рассказывает Плутарх. — Лициния также подверглась судебному преследованию со стороны некоего Плотина».
Потеря невинности весталкой была для Рима чем-то вроде общенациональной катастрофы. Виновницу живой закапывали в землю, а ее совратителя засекали насмерть розгами.
Связь с весталкой весьма сомнительна. Плутарх оправдывает своего антигероя, не упуская возможности лишний раз упрекнуть его в жадности: «У Лицинии было прекрасное имение в окрестностях Рима, и Красс, желая дешево его купить, усердно ухаживал за Лицинией, оказывая ей услуги, и тем навлек на себя подозрения». У Красса немного было вариантов защиты, но выкрутился он блестяще: «Он как-то сумел, ссылаясь на корыстолюбивые свои побуждения, снять с себя обвинение в прелюбодеянии, и судьи оправдали его. От Лицинии же он отстал не раньше, чем завладел имением».
По большому счету слабый пол, похоже, не интересовал Красса, он прекрасно управлялся со своими природными инстинктами и не желал тратить время на подобные мелочи. Несмотря на огромное богатство, Марк вел почти спартанский образ жизни и довольствовался малым в повседневной жизни.
У Марка Красса была одна-единственная жена — Тертулла. Она являлась вдовой старшего брата, погибшего в начале гражданской войны. Жениться таким образом было древней римской традицией; Красс ее исполнил, но со своей избранницей был довольно холоден, по крайней мере, недостаточно уделял ей внимания. Тертулла откровенно скучала, и скучать предпочитала не одна. Светоний называет ее в числе любовниц Гая Юлия Цезаря.
Один из сыновей Красса был похож на некоего Аксия, и «этим сходством навлекал бесчестие на свою мать». Однако красноречием он походил на отца. И когда он выступил в сенате с речью, даже язвительный Цицерон произнес:
— Достоин Красса.
Поговорим о жадности Красса
Плутарх стремился выделить нехорошие черты характера Красса и к месту, и не к месту. В результате о Крассе утвердилось мнение как о человеке сверхжадном.
«Римляне утверждают, что блеск его многочисленных добродетелей омрачается лишь одним пороком — жаждой наживы, — говорит Плутарх. — А я думаю, что этот порок взял верх над остальными его пороками, сделал их лишь менее заметными. Лучшим доказательством его корыстолюбия служат и те способы, какими он добывал деньги, и огромные размеры состояния».
Это не мешает Плутарху удивляться размерам благотворительности Красса, которые никак не увязываются с образом законченного скряги: «Первоначально Красс имел не более трехсот талантов, а когда он стал во главе государства, то, посвятив Геркулесу десятую часть своего имущества, устроив угощение для народа, выдав каждому римлянину из своих средств на три месяца продовольствия, — при подсчете своих богатств перед парфянским походом все же нашел, что стоимость их равна семи тысячам ста талантам».
Рассказывая о Крассе, Плутарх невольно опровергает самого себя: «Красс любил показывать свою щедрость гостям. Дом его был открыт для всех, а своим друзьям он даже давал деньги взаймы без процентов, но вместе с тем по истечении срока требовал их от должников без снисхождения, так что бескорыстие его становилось тяжелее высоких процентов. На обедах его приглашенными были преимущественно люди из народа, и простота стола соединялась с опрятностью и радушием, более приятным, чем роскошь».
Древний автор упрекает Красса в том, что тот требовал возвращения долгов, но Марк Лициний был деловой человек — он любил точность и ответственность.
Именно щедрости Красса был обязан началом своей карьеры Гай Юлий Цезарь, который имел поразительную способность делать долги. Когда он собирался отправиться в Испанию в качестве пропретора, кредиторы задержали его отъезд, и выручил Красс, поручившийся за Цезаря на огромную сумму — восемьсот тридцать талантов. Заметим, что Цезарь отправлялся далеко не в спокойную провинцию и Красс имел все шансы потерять эти деньги.
Напоследок Плутарх сравнивает Красса с Никием — афинским политическим деятелем, которого также считали богатым человеком:
«Однако по сравнению с тем, что тратил Красс на угощение многих десятков тысяч людей или даже на полный их прокорм, все имущество Никия вместе с его расходами представляется каплей в море».
Позорная война
В 74 г. до н. э. некий Лентул Батиат из Капуи потерпел значительные убытки. Из его гладиаторской школы бежало семьдесят восемь гладиаторов во главе с фракийцем Спартаком.
Римляне были готовы и к таким событиям — существовала целая каста бесстрашных охотников за беглыми рабами. Их труд щедро оплачивался — за каждого пойманного или убитого раба полагалось большое вознаграждение. Беглецов настигали обычно через несколько дней. Самым удачливым удавалось скрываться в горах и лесах по нескольку месяцев. Конец для всех искателей свободы был один: мучительная смерть на кресте или на арене цирка, где непокорных скармливали диким животным на потеху толпе.
На этот раз отлаженная за столетия римская технология дала сбой. Любители острых ощущений, поспешившие из Капуи вдогонку за Спартаком, были разбиты и уничтожены. Гладиаторы укрылись на вулкане Везувий. «Отсюда, — пишет Аппиан Александрийский, — приняв в состав шайки многих беглых рабов и кое-кого из сельских свободных работников, Спартак начал делать набеги на ближайшие окрестности».
Нельзя сказать, что римляне несерьезно отнеслись к появлению разбойничьей банды. Из Рима был послан претор Клавдий с трехтысячным отрядом, но никто не ожидал, что предводитель гладиаторов окажется талантливейшим стратегом, превосходно знавшим римскую боевую тактику. Клавдий был обманут и разбит вдребезги презираемыми рабами. Победа раздула бунтарский очаг. «Тогда к ним присоединились многие из местных волопасов и овчаров — народ все крепкий и проворный», — повествует Плутарх.
