Сергей Петров - На берегах реки Ждановки
Оранжереи вытянулись почти на всю ширину участка, имели расширения с торцов и в центре, рядом находился колодец и жилье – судя по всему, для рабочих. Собственно удивляет не наличие оранжерей в Колтовской слободе, а их размеры: в длину почти восемьдесят метров. Не ботанический сад, но уже близко…
Для каких целей Григорию Кожину нужно было такое грандиозное сооружение? Ясно, не для обслуживания Колтовской слободы, ведь цветы здесь выращивали многие. Можно предположить, что цветы и саженцы выращивались для поставки в городские парки. Дело в том, что питомник у Тучкова моста был устроен в Петербурге лишь в конце XIX века, и для высадки в сады и парки государство закупало цветы и саженцы у частных лиц. Продавцам это было выгодно, зато государственная казна очень много теряла от завышенных цен. Для примера: при обустройстве в 1838 году Большого Петровского парка Комитетом городских строений у частников было закуплено саженцев почти на 100 000 рублей.
Участок Кожина весьма интересен и другим. Ближе к Колтовской набережной находилось три жилых деревянных строения, в том числе выполненный в виде креста барский дом, а на остальной части был разбит парк с аллеями и куртинами. Такое обычно себе позволяли лишь богатые владельцы, имевшие возможность преодолеть искушение и отказаться от захламления двора различными пристройками, приносящими доход.
Следующий владелец участка граф Николай Владимирович Адлерберг (был губернатором Таврический области во время Крымской войны) вообще превратил участок в образцовый. Были снесены все постройки, кроме особняка и оранжерей, а вокруг дома устроены клумбы и сад.
Увы, в конце XIX века, когда после смерти Адлерберга участком владел купец Константин Абрамович Уткин, здесь уже не было ни парка, ни оранжерей.
* * *Однако вернемся к предмету нашего исследования – дому Глуховского. После смерти Доротеи Душиной (Вейдель) участком завладели ее наследники, они и продали дом в 1890-х годах А.И. Глуховскому. Генерал, как уже было сказано, ничем здесь особо не отметился, кроме того, что дал дому имя, живущее по сию пору. В 1907 году участок вместе с особняком переходит в собственность акционерного общества Железопрокатного и проволочного завода, который устраивает здесь свою контору. Это уже была другая Колтовская слобода: заводы оттесняли дачи, занимая один участок за другим, дымили трубами (один «Вулкан» чего стоит!), образуя классическую пролетарскую окраину, воспетую классиками соцреализма.
Ныне мы лицезреем третью по счету Колтовскую. Нет заводов, зато есть массовое жилищное строительство. Над домом Глуховского, точно хищный зверь, нависла десятиэтажка, грозя поглотить охраняемый государством дом с мезонином.
Офицерское урочище
«Быт, лишенный уюта…»
Какой такой притягательной силой обладает Офицерский переулок в триста метров длиной, что его в своих произведениях упомянули сразу два известных писателя? Алексей Толстой «назначил» здесь старт на Марс (с пустыря на углу с набережной Ждановки), а Николай Анциферов нашел переулок «чрезвычайно интересным» во время прогулок по Петербургской стороне, о чем и поведал в «Петербурге Достоевского».
Скорее всего, писателей среди застраивавшейся доходными домами Петербургской стороны привлекла милая провинциальность места: здесь можно было найти и большой пустырь с нелепыми сараями по периферии, и деревянные дома, и офицерские казармы военного училища, и задние дворы Второго кадетского корпуса с глухими без окон стенами. А на углу с набережной Ждановки во дворе дома № 11 имелся сад с узорными клумбами.
Но не сразу переулок превратился в офицерское урочище. Формировался он в середине XIX века. Среди пустырей и огородов появлялись деревянные строения – в основном на пересечении с набережной Ждановки, и с другой стороны – у Большой Спасской улицы (Красного Курсанта). Выходили в переулок и задние дворы участков по Малому проспекту. Видимо, по этой причине на одном из планов 1868 года первоначальная надпись «Офицерский переулок» зачеркнута, а «продолжение Малого проспекта» пририсована.
Офицерский переулок. Фото 2011 года
Некоторое время переулок пролегал по трассе нынешнего Съезжинского переулка, начинаясь у Малого проспекта, затем поворачивал направо под прямым углом и тянулся до Большой Спасской улицы. Но даже когда современное название и трасса за переулком закрепились окончательно, ничего особо «офицерского» здесь не было, если не считать военных училищ и Кадетского корпуса, располагавшихся неподалеку. Специфическая военная суета придет сюда, когда на углу со Съезжинским переулком расположатся офицерские казармы Владимирского юнкерского пехотного училища. Это случится в конце XIX века.
А к 1880-м годам в переулке лишь закрепят участки за владельцами, среди которых значилось и Военное ведомство в лице Второго кадетского корпуса, а также Юнкерского (впоследствии Владимирского) пехотного училища. Кадетский корпус занимал территорию нынешней Военно-космической академии, а Юнкерскому училищу принадлежало место на пересечении со Съезжинским переулком. Предваряли же вход в переулок со стороны Ждановки два колоритных деревянных дома Крастинга и Крейзера, о которых мы подробно рассказывали.
Офицерские казармы Владимирского училища. Фото 2003 года
Несмотря на наличие номинальных владельцев, некоторые участки оставались пустырями или «пустопорожними местами», как писалось тогда в справочниках. Например, участок потомственного почетного гражданина Крюкова на месте нынешних домов № 3 и № 5 вплоть до революции пустовал; была огорожена высоким забором и в значительной мере пустовала территория Второго кадетского корпуса на противоположной стороне переулка.
Погоны замелькали здесь, как только возвели офицерские казармы Владимирского юнкерского пехотного училища. Здание казарм, построенное в 1899–1900 годах по проекту архитектора Владимира Аркадьевича Колянковского, сохранилось до сей поры и имеет № 7 по Офицерскому переулку. Из этих казарм в конце октября 1917 года многие офицеры, уйдя утром на службу, не вернулись обратно.
Дело в том, что Владимирское пехотное училище фактически оказалось единственным военным подразделением города, оказавшим серьезный отпор большевикам. Почти бескровный штурм Зимнего на Дворцовой площади – это для кинофильма, а на самом деле на соседних с Офицерским переулком Большой Спасской и Большой Гребецкой улицах состоялось самое значительное сражение октября 1917 года. Стрельба не прекращалась всю ночь и весь день 29 октября, заставив притаиться всю округу. О восстании юнкеров мы подробно говорили ранее, здесь же отметим, что в 1960-х годах еще были живы свидетели боя, которые вопреки официальной пропаганде рассказывали о мужестве юнкеров.
По свидетельству Н.П. Анциферова, офицерские казармы в начале ХХ века имели розоватый цвет, рядом стояла будка часового, покрашенная черными и белыми полосами. Ныне дом № 7 имеет желтый цвет, будки, понятное дело, нет. В советское время здесь жило немало семей военнослужащих, сейчас все смешалось.
Квартиры в доме небольшие – хоть и офицерские, но все же казармы, и сколько я ни ходил в 1960-е годы к своему приятелю, жившему в этом здании, так и не смог понять, почему парадные лестницы в доме закрыты, а вход осуществляется со двора через черные. Проходя мимо, вижу, что и ныне картина та же.
Совершая здесь прогулки в 1920-е годы, Н.П. Анциферов представил преимущественно минорный характер местности, отмечая что «все впечатления, ложащиеся одно на другое, создают представление о быте, лишенном уюта, о жизни не налаженной и инертной, о городе угрюмом…». Нетрудно понять, почему именно такие ассоциации родились у писателя: Владимирское училище сразу после Октябрьского восстания расформировали, и офицерские казармы опустели, здания Второго кадетского корпуса за большим забором по левой стороне переулка также стояли безжизненными.
Такие дома встречаются в Офицерском переулке. Фото 2011 года
Жизнь теплилась лишь в начале переулка, где во дворе дома Кононова велось фактически натуральное хозяйство, и в конце на обширном участке мещанина Ивана Анфиногеновича Морщихина – кассира частной Владикавказской железной дороги. Сохранившийся четырехэтажный доходный дом Морщихина по адресу Офицерский пер., 9/Большая Спасская ул., 10, возведен в 1902 году; во времена Анциферова он стоял зажатый двумя массивными деревянными строениями ранней постройки. Доходный дом по заказу Морщихина архитектор Владимир Петрович Тавлинов вынужден был втискивать в свободное пространство.
Офицерский переулок, 9. Фото 2011 года
Дочь купца И.К. Куприянова Агриппина Ивановна, на чьи воспоминания мы ссылались ранее, переехала в Офицерский переулок, выйдя замуж за сына И.А. Морщихина Александра. Потомки Морщихиных и Куприяновых живут ныне в Петербурге, а Дмитрий Иванович Морщихин и Татьяна Михайловна Латманизова передали автору этих строк рукопись с воспоминаниями Агриппины Ивановны. Она пишет, что очень тревожно было в 1905 году. Люди боялись революции и повсеместно забирали сбережения из банков – мало ли что, – пряча деньги кто в перину, кто в дрова. Этим пользовались воры, прекрасно осведомленные обо всех «потаенных местах» обывателей. Снимавшая в доме Морщихиных жилье немка Генриетта Федоровна Меншуткина также спрятала свои немалые сбережения (10 тыс. руб.) в перину, и пока она возилась с детьми Агриппины Морщихиной, в ее собственной комнате на первом этаже хорошо поорудовали грабители. По чистой случайности, возвращавшийся со службы Александр Морщихин заметил огонек свечи в комнате Генриетты и вызвал солдат; из комнаты под дулами винтовок вывели трех парней, одетых в прекрасные шубы с бобровыми воротниками. В их карманах находились хорошо заточенные ножи, а в узелке – деньги Генриетты. Наученная горьким опытом Генриетта Федоровна впоследствии так спрятала свои сбережения, что после ее скоропостижной смерти в 1909 году в ее жилище и вещах родственники так ничего и не нашли.
