Стивен Амброз - День «Д». 6 июня 1944 г.
Эйзенхауэр направил еще одно циркулярное письмо. В нем он указал, что «распространение любых уничижительных заявлений относительно каких-либо американских войск, белых или цветных, должно рассматриваться как предосудительное, как нарушение военной дисциплины и должно быть наказуемо… Это мое требование необходимо довести до сведения всех офицеров, Я настаиваю на том, чтобы каждый лично передал его своим подчиненным в порядке распоряжения командующего».
Генерал-лейтенант Дж. С. Г. Ли, возглавлявший Службу снабжения, которой в принципе обращение Эйзенхауэра и адресовалось, приказал каждому офицеру внимательно ознакомиться с посланием. Он предупредил:
— Слово генерала Эйзенхауэра не расходится с делом!
Но распоряжение мало что изменило. Инциденты на почве расизма продолжались. По указанию Эйзенхауэра провели проверку полевой почты. Офицеры, читавшие письма, сообщили, что в большинстве своем солдаты с изумлением отмечали отсутствие в Англии сегрегации. Они с негодованием писали о дружбе британских женщин с черными американцами. В письмах выражалось опасение, что после войны это может отразиться на межрасовых отношениях в Соединенных Штатах. Чернокожие солдаты, со своей стороны, восхищались Великобританией, тем, что в этой стране нет деления на белых и цветных. Один офицер в отчете в конце мая 1944 г. прямо сказал: «Если в ближайшее время не начнется вторжение, то у нас будут серьезные расовые проблемы».
Предотвратить нарастание расовых конфликтов можно было только одним способом — постоянно занимать войска различными тренировками. Эйзенхауэр требовал, чтобы «солдаты вместе учились, вместе работали, вместе жили, чтобы у нас сложилась единая команда для проведения успешной кампании». Пока белые пехотинцы упражнялись в высадке на берег с ботов Хиггинса, их чернокожие собратья загружали и выгружали десантные корабли ДКТ. Учения были насыщенными, и казалось, что им нет ни конца, ни края.
Немцы, пребывавшие во Франции, фактически не тренировались. Они старались забить в землю как можно больше столбов, соорудить на берегу как можно больше заграждений и весь апрель и май занимались строительством, а не полевыми маневрами. Исключение составляла 21-я бронетанковая дивизия.
Полковник Люк, командовавший 125-м полком, регулярно выводил свои танки на ночные учения. Он делал упор на отработке пунктов сбора, маршрутов, ведущих к побережью и мостам через реку и канал Орн, ведении огня во время движения, высоких скоростей и марш-бросков. 30 мая дивизию посетил Роммель. На него произвела впечатление демонстрация так называемого «органа Сталина» — реактивной установки с 48 стволами. Тогда Роммель сказал офицерам 21-й, чтобы они поддерживали высочайшую боеготовность:
— Не рассчитывайте на то, что враг придет средь бела дня и в ясную, хорошую погоду.
Поддерживать боеготовность было не простым делом. Люк пишет в своих мемуарах: «Бронетанковая дивизия, привыкшая постоянно находиться в движении, изнывала от бездействия. И это в общем-то опасно. Боеспособность легко потерять, особенно после употребления кальвадоса и сидра, которых в этих местах невпроворот. К тому же мы не знали, высадится ли вообще противник в нашем секторе».
Иными словами, даже элита вермахта в Нормандии расслабилась, ведя праздный образ жизни оккупантов в стране тучных коров и сладких яблок. Времяпрепровождение рядового солдата — не важно, подростка из Берлина, 40-летнего поляка или русского из «восточных» батальонов, — состояло из изнурительного труда днем, ночных развлечений, томительного ожидания нападения и надежд на то, что оно произойдет в каком-нибудь другом месте. Все это, конечно, не настраивало на боевой лад.
Длительная оккупация Франции создавала свои проблемы. Участились случаи, когда немцы разводились с женами и женились на француженках. Более того, существовали опасения, что не только отдельные солдаты, но и целые части могут сдаться в плен при первой же возможности. Прежде всего это, конечно, касалось «восточных» батальонов. Но нельзя было исключать и того, что таким образом могут поступить и чистокровные немцы. У них, как отмечалось в секретном докладе, подготовленном в декабре 1943 г. для высшего командования, сложились иллюзии, что они воюют с противником, «проявляющим гуманное отношение к человеку». Доктор Детлеф Фогель пишет: «Вряд ли кто уже слишком боялся оказаться в плену у союзников. Естественно, такие настроения не способствовали воспитанию стойкости и выдержки в войсках, как того требовало командование».
Пропаганда Геббельса пыталась убедить немецких солдат в том, что их ожидает борьба, в которой им придется выбирать между жизнью и смертью, борьба до конца. Незадолго перед высадкой генерал Йодль говорил:
— Мы еще посмотрим, кто лучше сражается и кто легче идет на смерть ради своей страны: немецкий солдат, родине которого угрожает уничтожение, или американцы и британцы, которые даже не знают, за что они воюют в Европе.
Но Роммель не мог полагаться на слова. Как пишет доктор Фогель, и накануне вторжения «оставались сомнения в том, что немецкие солдаты на Западе проявят такую же смертельную хватку, какую они нередко демонстрировали в боях с Красной Армией, поскольку обычный призыв к защите отечества, использованный на Восточном фронте, не имел такого же значения на западных рубежах».
Чтобы бороться с пораженческими настроениями, немецкие командиры лгали своим солдатам. Питер Мастерс во время допросов военнопленных в день «Д» выяснил, что им постоянно вдалбливали: «Мы запросто скинем их в море. Наши „штукас“ (Stukas)[27] их разделают. Наши подлодки и бомбардировщики потопят их флот и десантные суда. А наши танки раздавят их на берегу».
Верили ли немцы в эти сказки, трудно сказать. Но факт остается фактом: вермахт одолевали сомнения, и об этом свидетельствует настойчивое стремление Роммеля побольше влить бетона и вколотить столбов на побережье, а не заниматься войсковыми учениями. По другую сторону Ла-Манша в то же самое время союзники вплотную готовились к вторжению.
8. Сборы, инструктаж
С наступлением мая войска начали прибывать в Южную Англию. Их доставлял морем нескончаемый поток транспортных судов и ДКТ. Корабли шли из залива Ферт-оф-Клайд и Белфаста, через Ирландское море, минуя остров Мэн, из Ливерпуля, Суонси и Бристоля. Из них формировались конвои по 20, 30, 100 судов, которые затем через Атлантику, огибая мыс Лендс-Энд, направлялись к портам назначения — в Плимут, Торки, Уэймут, Борнмут, Саутгемптон, Портсмут, Истборн.
Войска перебрасывались на поездах, автобусах, грузовиках, некоторые части добирались пешим ходом. Люди и техника были отовсюду — из Северной Ирландии, Шотландии, Уэльса, центральных графств. Они передвигались по узким британским дорогам ротами, батальонами, иногда полками. В местах сбора создавались дивизии, корпуса, армии, в общей сложности — почти 2 млн «штыков» и около полумиллиона единиц техники. Их обеспечивали различные службы, насчитывавшие 54 000 человек, включая 4500 поваров. Это было величайшее перемещение вооруженных сил в истории британской и американской армий. На южной оконечности Англии образовалась такая концентрация войск и вооружений, какой мир еще не знал и вряд ли когда-нибудь узнает[28].
Место расположения 175-го полка 29-й дивизии возле Фалмута солдаты прозвали «сосиской»: на карте оно выглядело таким же узким, длинным, к тому же прижатым к дороге забором. Их разместили в палатках и заставили посыпать гравием приготовленные заранее тропы. Они должны были пользоваться только этими тропами, чтобы немецкая воздушная разведка не обнаружила другие дорожки, проделанные в поле. Технику скрыли под живыми изгородями и камуфляжной сеткой. «Сосиску» охраняла военная полиция, и никто не имел права выйти за ее пределы. Солдатам запретили разжигать костры, хотя в середине мая ночи все еще были холодными, а по утрам на почве случались заморозки.
Лейтенант Юджин Бернстайн вместе со своим ДСТ(Р) вначале через Ирландское море прибыл на остров Мэн, где танкистов-ракетчиков кормили «почти одними стейками три раза в день». Затем он отправился в Фалмут, где ему сказали, что экипаж явился «не по тому адресу». После обмена неизбежными в таких случаях «любезностями» Бернстайну приказали выйти в Дартмут, что находится на берегу реки Дарт. По прибытии ему было велено перебраться через реку и бросить якорь неподалеку от дома Агаты Кристи — «Гринуэй-хаус». «Это оказался великолепный каменный особняк, — рассказывает Бернстайн, — с оранжереями и извилистой гравийной дорожкой, протянувшейся вдоль берега. Миссис Кристи передала его американскому военно-морскому флоту, который превратил дом в свою штаб-квартиру».
Лагеря воздушных десантников раскинулись рядом с аэродромами в Южной Англии. 506-й парашютно-пехотный полк расположился у Аппоттери, планеристы из отряда «Оке энд бакс» — возле Таррант-Раштона. Инженерным войскам отвели свои места дислокации: 6-я специальная бригада устроилась рядом с Портсмутом.
