Владимир Добров - Тайный преемник Сталина
Сталина, например, изображают властолюбивым маньяком, лишенным всего человеческого и озабоченного лишь тем, как побыстрее расправиться с конкурентами, а то и просто с независимо мыслящими людьми. Но вот эпизод из воспоминаний маршала Василевского, который в отличие от всего сонма обличающих Сталина крикливых писак хорошо узнал вождя в годы войны, поскольку встречался с ним сотни раз. Сталин показал ему как-то квитанции денежных переводов, которые получал отец Василевского. Тот жил очень стесненно, а его сын, круглосуточно работавший в Генштабе, забывал об этом. А Сталин, узнав об этом, стал пересылать отцу Василевского деньги.
А вот то, что рассказал автору этих стран И.А. Бенедиктов:
«Я был в командировке, в Подмосковье. Выполнив все, что наметил, решил вернуться домой пораньше. Хотел успеть на день рождения жены. В министерство поэтому не стал заезжать, а отправился сразу домой. Стоило появиться у себя в кабинете, и я бы долго оттуда не выбрался. Руководители министерств работали в те годы до глубокой ночи. Когда уезжал из подмосковного совхоза, не отказался от пары рюмок «на посошок». А приехав домой, сразу же уселся за праздничный стол и, естественно, присоединился к тостам и веселью. Расслабиться, как говорится, сам бог велел, ведь в министерстве думали, что я командировке.
Где-то после полуночи раздался звонок правительственного телефона. Взяв трубку, услышал привычный голос Поскребышева, дежурившего в сталинской приемной.
— Иван Александрович, товарищ Сталин просит срочно прибыть к нему.
— Но я отпустил шофера…
— Неважно, машина уже выехала, через пять минут будет у вас.
Хмель сразу же слетел, хотя выпил я довольно прилично. Голова работала нормально, а вот ноги слушались плохо. С большим трудом спустился вниз. Машина действительно уже ждала.
Когда вошел в кабинет Сталина, едва не упал, качнулся, но все же удержался на ногах. Сталин, бросив на меня неприязненный, колючий взгляд, с ходу стал задавать вопросы. Касались они работы моего министерства, но производили какое-то странное впечатление. Как будто он решил проверить мои знания, проэкзаменовать. Отвечал я быстро, четко, без запинок. Пару раз даже поправил Сталина, которому дали неверные сведения о финансовом состоянии совхозов.
Наконец, Сталин остановился. Кожей почувствовал, что его отношение ко мне круто изменилось.
— Что ж, ситуацией в министерстве вы владеете, — сказал он. — Голова у вас работает неплохо, не то что ноги…
Повернувшись к столу, он что-то достал, а затем протянул мне большую коробку конфет.
— Поздравьте от моего имени вашу супругу. У нее ведь сегодня день рождения.
Затем подошел ко мне еще ближе. В пронзительных, отдающих желтизной глазах мелькнули лукавые искорки:
— А пить и гулять наркомам надо все-таки меньше.
Уже дома, когда огромное внутреннее напряжение спало, понял, что сталинскую проверку на устойчивость к жизненным соблазнам прошел. А через некоторое время выяснил и ее причины. Сталин, получив несколько сигналов об «аморальном поведении Бенедиктова», решил разобраться в них сам. Только до сих пор не могу понять, как он узнал о моем возвращении из командировки. Никто в министерстве об этом действительно не подозревал, На следующий день я удостоверился в этом лично».
* * *Снисхождение к человеческим слабостям не исключало высокой требовательности Сталина к морально-нравственным качествам, особенно когда это касалось руководителей, находившихся, как говорится, «на виду». Как-то раз заместитель министра среднего машиностроения А.П. Завенягин, курировавший атомный проект, попросил у Сталина совета по поводу бесконечных амурных похождениями одного из видных руководителей. Отзвуки связанных с ними скандалов докатились и до Центрального Комитета партии, надо было принимать какие-то меры.
«Мы терпели подобные художества, — сказал Сталин, — у специалистов старой школы, которых некем было заменить. Сейчас мы подготовили и обучили достаточное число молодых людей, которые справятся с поставленными задачами. Теперь уже нельзя мириться с безобразиями, которые компрометируют руководство в глазах людей. И мы мириться с ними не должны».
Моральный кодекс строителя коммунизма с его основополагающим «человек человеку друг, товарищ и брат»» — это ведь тоже сталинское наследие, в котором нашло воплощение все лучшее, возвышенное и светлое, о чем мечтали лучшие умы человечества на протяжении всего его существования. Сам факт того, что он по сути воспроизводит традиционные христианские ценности, говорит об общечеловеческом характере коммунистической нравственности и морали. Сегодня так называемые правозащитники и разного рода либеральные критики «сталинизма» твердят о его «бездушии» и «антигуманности», но что тогда, спрашивается, «духовно» и «гуманно» — тот принцип, по которому живет капиталистическое общество — «человек человеку волк»?
Спору нет, коммунистические ценности и идеалы были скомпрометированы Хрущевым и его заведомо провальной, авантюристической попыткой перепрыгнуть через неизбежные этапы общественного развития. Но ведь Сталин таким авантюризмом не страдал, он к любому вопросу подходил продуманно, осторожно с учетом как прямых, так и отдаленных последствий принимаемых решений. Все обвинения в «утопизме», навязывании оторванных от жизни, чуждых людям идеологических схем и попытках властной палкой загнать их в коммунистический рай следует адресовать не ему, а его незадачливым преемникам.
Ну а если взять сам моральный кодекс строителей коммунизма, то он уже реально действовал первые советские десятилетия. Прежде всего, в самой правящей коммунистической партии, руководство которой во главе со Сталиным старалось придерживаться его норм, зафиксированных в качестве обязательных в самом Уставе ВКП(б). Этот настрой, высокий духовный и нравственный настрой строителей нового общества, передавался и широким народным массам. Конечно, их материально-бытовой уровень жизни существенно уступал западноевропейскому, не говоря уже об американском — унаследованную от царской России вековую отсталость невозможно было преодолеть за 15–20 лет, тем более, когда страна была вынуждена бросать основные силы и средства на обеспечение своей безопасности. Но даже при отсутствии теплых туалетов и возможности прибарахлиться на свой вкус в промтоварных магазинах — что до сих пор не может простить Сталину современное отечественное и зарубежное мещанство — люди чувствовали реальную заботу о себе со стороны государства, понимали в отличие от этого мещанства, что бытовые неудобства и товарные дефициты носят временный характер, что постоянным и неизменным в социалистическом государстве является как раз повышение материального и культурного уровня жизни простых людей. Да и сами дефициты с куда большим основанием следует относить к послесталинскому времени. «Я с печалью вспоминаю великого человека, — говорил о Сталине настоятель одной из церквей под Санкт-Петербургом игумен Евстафий (Жаков). — Это были лучшие годы в истории СССР. По улицам ходили свободно. Цены снижались ежегодно. Все обитатели нашего дома — рабочие, шофер, пожарный, врачи, мой отец — профессор, покупали в магазинах любые продукты — икру, ветчину, семгу. Качество такое, что нынешнее изобилие, несмотря на яркие обертки, кажется пародией».
Что бы сегодня ни говорили о сталинском периоде, это было время подлинного равенства и социальной справедливости, время, когда человека ценили по его реальным заслугам и вкладу в общее дело, время коллективистской психологии и братской взаимопомощи, время радостной и светлой жизни для трудового большинства. Конечно, до коммунистического рая было далеко — выбросить в одночасье за борт эксплуататорское прошлое было попросту невозможно, — но, по крайней мере, к этому раю искренне стремились. А сегодня либеральные «моралисты» и всевозможные обличители «сталинизма» сознательно или невольно — какая, собственно говоря, разница? — стремятся законсервировать капиталистический ад даже в тех странах, как, например, нынешней России, где он проявляется в самом своем омерзительном и отталкивающем виде. И еще удивляются, почему, несмотря на тотальную промывку мозгов в «демократическом» духе, простые люди тянутся к «кровавому диктатору» Сталину. Да потому и тянутся, что на собственном горьком опыте ежедневно, ежечасно и в массовом масштабе убеждаются в том, что хваленый капитализм работает только на правящую верхушку, трудовое большинство для нее лишь тягловая сила, ее обслуживающая, не более того. Эта сила, как считают нынешние хозяева страны, идущие на поводу у цивилизованного Запада, должна быть компактной, лишние рты здесь не нужны. Тут как раз и кроется самая глубинная причина того, что российская правящая элита уклоняется от принятия по-настоящему эффективных мер для прекращения страшного, казалось бы, для любой суверенной страны процесса — депопуляции, проще говоря, вымирания населения. А при «бесчеловечном» и «кровавом» Сталине темпы роста населения на порядок превышали аналогичные в «гуманных» и «демократических» странах. Что вполне закономерно: подлинным хозяином страны было честное, трудовое большинство, а руководители страны работали не на себя и не на свои кланы, а на его интересы. И скрыть эту объективную, а значит, и неопровержимую истину от народа, целенаправленно и постоянно одурманиваемого массированной антисталинской пропагандой, все равно не удастся.
