Сергей Цветков - Эпоха единства Древней Руси. От Владимира Святого до Ярослава Мудрого
Временное ослабление непосредственного контроля со стороны Константинопольской патриархии поставило Русскую митрополию в положение фактически независимой епархии. Благодаря этому Владимир получил полную свободу в церковных делах, которую он употребил на то, чтобы, не посягая внешним образом на церковный авторитет Византии, закрепить за Русской Церковью ее неповторимые национальные черты.
Символом церковной политики Владимира стала соборная церковь Успения Пресвятой Богородицы в Киеве, также известная как Десятинная церковь. Построенная в 990—995 гг.[105], она превзошла размерами все прежние культовые здания, когда-либо возведенные в странах «скифской полунощи» (позднее, в начале XI в. Успенский собор стал частью величественного ансамбля дворцовых зданий, воздвигнутого Владимиром на Старокиевском холме; монгольский погром 1240 г. превратил его в развалины).
Археологическими исследованиями установлено, что церковь стояла на фундаменте длиной 27,2 метра и шириной 18,2 метра. Ее своды, увенчанные несколькими куполами[106], опирались изнутри на шесть столпов; с трех сторон к ней примыкали галереи с башенками. Стены с тремя восточными апсидами (полукруглыми выступами) были возведены посредством чередования рядов кирпичной и каменной кладки.
О былой роскоши внутреннего убранства свидетельствуют найденные при раскопках мраморные капители колонн, карнизы, парапеты, глазированные керамические и мраморные плитки, которыми был выложен пол, фрагменты золотых мозаичных фонов и обломки стенной штукатурки с остатками фресковой живописи, украшавшей стены и своды, в том числе восхитительное изображение юноши с нежными чертами лица и вьющимися волосами{122}.
Как снаружи, так и внутри церковь Святой Богородицы имела облик византийского храма «крестово-купольной» конструкции, в куполе которого изображался обыкновенно Господь Вседержитель, взирающий на свое творение с высоты небесного свода, в алтаре — Богоматерь, по стенам — события Ветхого и Нового Завета; «в общем живопись храма должна была представлять ветхозаветную историю рода человеческого и искупление его крестной смертью Иисуса Христа; поэтому на стенах изображались обычно страсти Христовы. Колонны, державшие своды, покрывались изображениями святых мучеников с крестами в руках, что служило символическим указанием на значение их как столпов Церкви»{123}. Непосредственным архитектурно-каноническим образцом для киевской церкви Успения Пресвятой Богородицы послужила фаросская церковь Святой Богородицы Большого дворца в Константинополе, построенная Василием I Македонянином — основателем Македонской династии, к которой принадлежали супруга Владимира[107] и ее братья, императоры Василий II и Константин VIII{124}. Таким образом, киевский Успенский собор символически соединял Владимира с династической и церковной традицией Византийской империи{125}.
Церковь Успения Богородицы Десятинная. Киев. Реконструкция Г.П. СуховаВ архитектурном плане храм Успения Богородицы в Киеве заложил основу для всего последующего развития древнерусской церковной архитектуры. Могли меняться те или иные черты внешнего храмового облика — его размеры, количество и формы апсид, количество глав, притворов и галерей, однако «новые, по сравнению с прежними, известными по Десятинной церкви, формы организации внутреннего пространства в храмостроении стали появляться не раньше XV столетия. До того времени русское зодчество сохраняло консерватизм форм и приемов, истоки которого лежали в структуре Десятинной церкви»{126}.
Реликвии
Тем показательнее, что главной святыней собора Успения Пресвятой Богородицы стали мощи святого Климента — одного из первых римских пап, ученика апостолов Петра и Павла, сосланного в Херсон и умершего около 101 г.[108] Титмар Мерзебургский даже именует киевский кафедральный храм «церковью мученика Христова папы Климента». В действительности, как думают историки, в Успенской церкви был устроен особый придел в честь Климента, где Владимир и поместил его мощи (главу святого), вывезенные в 989 г. из Херсона[109] вместе с прочей «святостью» — иконами, крестами и церковными сосудами.
Передачей княжеского соборного храма под небесное покровительство Климента Владимир четко обозначил направление и суть своей церковной политики. В Византийской империи Климент никогда не пользовался особенным почитанием. Зато на Западе культ папы-первомученика получил широкое распространение, в том числе среди западных славян, у которых появилась обширная «климентовская» литература («Житие» Климента, «Слово» об обретении его мощей, проложные сказания) и были воздвигнуты церкви в его честь. Солунские братья были причастны к этому самым непосредственным образом. Обретение Климентовых мощей Константином (Кириллом) Философом в Херсоне (около 860 г.) и последующее перенесение их в Рим чрезвычайно способствовало прославлению Климента. Папский престол видел в этом величайшую заслугу Кирилла, тогда как Византия осталась совершенно равнодушной к удалению ее таврической святыни в Рим{127}. Но кирилло-мефодиевская традиция наполнила климентовский культ и новым идейным содержанием, выдвинув на первый план верность духу соборной апостольской Церкви, изначально основавшей себя на свободном религиозном творчестве национальных Церквей. Мощи Климента, современника святых апостолов, были для Русской Церкви как бы щитом, прикрывавшим ее от гегемонистских устремлений как Константинополя, так и Рима. Обладание ими превращало Киев в одну из духовных столиц мирового христианства, идеальной вселенской Церкви, в которой ни латинский Запад, ни греческий Восток не имели конфессиональной монополии на истину.
Десятинная церковь. Древнерусская миниатюраСознанием этого проникнуты многие памятники русской литературы XI—XII вв. Например, посвященное Клименту «Слово на обновление Десятинной церкви» представляет его небесным заступником всей Русской земли и утверждает, что Киев превосходит другие русские города именно потому, что в нем покоятся мощи святого. В «Чуде святого Климента о отрочати» иносказательно проводится мысль о спасении русского народа, покровительствуемого Климентом.
Характерный случай выдвижения русской церковной иерархией фигуры Климента — в противовес духовному империализму греков — приводит летопись. При поставлении в киевские митрополиты инока Зарубского монастыря Климента Смолятича на соборе русских епископов в 1147 г. было решено обойтись без согласия и благословения константинопольского патриарха, на том основании, что достаточно будет благословить избранника главою Климента. Черниговский епископ Онофрий убеждал собравшихся: «Достоит нам [мы сами вправе] поставити митрополита; а се имеем у себе главу святого Климента, якоже ставять [патриархов и митрополитов] греци рукою святого Иоанна [Предтечи]». И по сему совету епископи поставиша его [Климента Смолятича] митрополитом главою святаго Климента».
С той же целью — подчеркнуть самодостаточность и национальные корни Русской Церкви — Владимир перенес в Успенский храм останки княгини Ольги. К тому времени среди киевских христиан Ольга уже почиталась как местночтимая святая; у ее гроба происходили исцеления и другие чудеса. Перезахоронение честных мощей знаменитой бабки Владимира в Успенском соборе, в открытом каменном саркофаге (как было принято помещать мощи святых на православном Востоке), должно было стать первым шагом к ее официальной канонизации. Владимир, несомненно, добивался этого от Константинопольской патриархии, так как прославление Ольги освятило бы местные русские корни кирилло-мефодиевской традиции. Неудивительно, что византийский клир в течение всего Средневековья упрямо противился канонизации русской княгини, и Ольга была причислена к лику святых только в 1547 г. на поместном соборе Русской Церкви, уже полностью свободной от византийского диктата.
Духовенство
В свете сказанного получает объяснение и тот факт, что главную церковь страны Владимир поручил херсонскому духовенству: «и попы корсунския пристави служити ей». Смысл этого поступка, — без сомнения, хорошо продуманного, — долгое время ускользал от историков, обычно довольствовавшихся указанием на нехватку в Киеве местного духовенства, хотя на самом деле речь идет о предпочтении, оказанном «корсунским попам» не перед славяно-русскими священнослужителями, а перед приезжими византийскими иереями — «царицыными попами» и священниками Феофилакта, прибывшими на Русь из Константинополя.
