Гвин Джонс - Викинги. Потомки Одина и Тора
Впрочем, говоря о скандинавских кораблях, едва ли стоит ограничиваться только гокстадской находкой, даже если рассматривать это судно в качестве образца. В сагах встречается множество наименований для военных кораблей: skuta, snekkja (превратившееся во французское esneque — термин, которым обозначался любой норманнский пиратский корабль), skei? dreki (драконья голова — дракар), karfi, и как собирательное название langskip. Суда эти отличались размерами и внешним видом. Сторожевые или «длинные» корабли (lei?angrasskip, landvarnarskip) иногда действительно были очень большими и могли нести на себе более ста человек. О корабле Олава сына Трюггви, Великом Змее, говорится, что у него было по тридцать четыре весла на каждой стороне и во время битвы при Свольде на нем сражалось более 200 воинов. Впрочем, к свидетельствам Снорри Стурлусона, писавшего в XIII в., следует относиться с осторожностью. Великий Змей с его крепким штевнем, который украшали позолоченные голова и хвост дракона, с высокими бортами, "как у морского корабля", и умелой командой, собранной самим конунгом, походил на плавучую крепость и строился для того, чтобы защищать родные берега, а вовсе не для странствий в открытом море. Ни один из кораблей-великанов (говорят, что Кнут построил судно с шестьюдесятью скамьями) не сохранился, но в любом случае у нас нет свидетельств, что какой-либо из них плавал на запад или юго-запад и сумел уцелеть в бурных волнах Северного моря, а тем более в штормах Атлантики. То же можно сказать и об изящных судах типа усебергского корабля. В открытом море эта красавица обратилась бы в чудовище и принесла гибель доверчивому мореплавателю. Те корабли, которые в IX–X вв. являлись к берегам Европы и Британских островов, неся с собой ужас и разрушение, не походили ни на Великого Змея, ни на усебергское судно. Остается опять-таки гокстадский корабль вкупе со всем тем, что можно почерпнуть из находок в Ладбю и Пеберрендене: резных изображений и письменных источников. Корабли такого типа возникли в процессе долгих поисков, основные этапы которых прослеживаются вполне отчетливо, начиная с IV до VII в. н. э. В VIII в. были, наконец, найдены правильные варианты носа, кормы, киля, и что не менее важно — мачты и паруса. Гокстадский корабль пропорционален, все части его гармоничны, а конструкция полностью соответствует тем целям, для которых он строился. В самом конце эпохи викингов появились более крупные суда, и военные корабли стали сильно отличаться от торговых, но это уже выходит за рамки нашей темы.
Из всех кораблей наибольшее распространение получил, как уже говорилось, привычный, надежный кнёрр, поэтому, обсуждая северное искусство кораблевождения, следует иметь в виду в первую очередь суда такого типа. Все исследователи сходятся на том, что в IX–X вв. у норманнов, открывавших и заселявших новые земли в Атлантике, не было ни компасов, ни карт. Каким же образом норвежец, исландец или гренландец мог, скажем, в 1020 г. добраться из Бергена в Л'Анс-о-Медо на севере Ньюфаундленда. Очевидно, он пользовался некими ориентирами, часть из которых перечислена в том фрагменте "Книги о взятии земли", который мы уже приводили ранее.
Главным навигационным параметром была широта. Наш мореплаватель не странствовал наугад. От Бергена ему, для начала, предстояло проплыть пятьдесят километров на север до полуострова Стад, расположенного как раз на широте Гренландии, у побережья которой заканчивалась первая часть пути. Миновав Стад и держа курс прямо на запад, путешественник спустя известное время должен был пройти мимо Шетландских (на юге), а позднее — Фарерских (на севере) островов; расстояние до них было известно и могло служить первым ориентиром. Исландия оставалась южнее, и ее нельзя было увидеть, но в этом месте появлялись птицы и киты. При хорошем попутном ветре и ясной погоде путь занимал семь дней. Еще столько же времени уходило на то, чтобы достичь берегов Гренландии — примерно в ста тридцати километрах к северу от мыса Фарвель. Теперь следовало взять курс на юго-запад и, обогнув мыс или пройдя по проливу Принс-Кристианс, добраться до западного побережья Гренландии. Дальнейший путь описан в сагах: наш путешественник мог направиться сначала к мысу Херьольвснес (современный Икигат) — там была гавань и стояло несколько хуторов. Впереди лежал Хварв, а за ним гостеприимное Восточное поселение, располагавшееся в районе нынешнего Юлианехоба. Оттуда теплое прибрежное течение несло корабль по проторенному пути на север до Западного поселения, находившегося неподалеку от современного Годхоба. Скорее всего, мореплаватель и дальше следовал тем же путем, пока не оказывался в окрестностях теперешнего Хольстейнборга, куда в те времена заходили лишь охотники, или у острова Диксон. От Диксона он мог повернуть на юго-запад, к восточным берегам Канады, тем самым честно исполняя две главные заповеди норманнской навигации — пересекать открытое море по кратчайшему пути и пользоваться самыми наглядными из ориентиров. Повернув у Диско или Хольстейнборга, путешественник оказывался у южной оконечности Баффиновой Земли, береговой чельеф которой был ему знаком. Далее ему предстояло двигаться вдоль берега на юг, пересечь залив Фробишер и горловину гудзонова пролива, чтобы в положенный срок увидеть леса Лабрадора, где-то южнее современного Нейна. Миновав устье реки Гамильтон, мореплаватель уже мог высматривать белые пески Странда и мыс Поркьюпайн (Фурдустрандир или Кьяларнес в сагах), похожий на корабельный киль, а затем выйти в Баттл-Харбор и плыть, пока не покажется остров Белл, а оттуда уже недалеко до мыса Болд на самом севере Ньюфаундленда. Дальнейший путь уже не представлял никаких проблем.
Разумеется, это очень схематичное и неполное изложение тех сведений, которые реально приходилось держать в голове морякам, плававшим к западным берегам Гренландии и на Лабрадор. Впрочем, и корабельщик, странствующий через норвежский skaergaar или прокладывавший путь в лабиринте островов у западных берегов Шотландии, должен был помнить множество ориентиров. А помимо этого, ему требовалось еще знать море, знать настолько, чтобы ориентироваться по скоплениям облаков и цвету воды, по морским тварям и птицам, по ледяному отблеску, плавнику, водорослям и ветру. Мореходы тех далеких времен умели определять местоположение по солнцу и звездам и измерять глубину с помощью линя. В хорошую погоду они могли пройти за сутки до 200 километров.
Моряку, странствовавшему через Атлантику, важнее всего было определить широту. Норманны безусловно умели это делать, хотя мы не знаем точно, чем и как они пользовались. В источниках упоминается, например, об исландце Одди Звездочете, который жил на севере острова в конце X в. и в течение года еженедельно отмечал в специальной таблице полуденное склонение солнца. Вырезав зарубки на шесте в соответствии с этими сведениями и взяв шест с собой, мореплаватель мог в любой момент определить, находится ли он сейчас южнее или севернее места, где производились наблюдения. Навигационные наблюдения, пусть даже выполненные самыми грубыми методами, скажем определение длины полуденной тени или высоты Полярной звезды над горизонтом (за единицу измерения бралась длина руки, ладони, большого пальца), позволяли корректировать курс по широте, что и требовалось в основном при плавании на запад. Если морякам, попавшим в шторм (а такое случалось нередко), удавалось вернуться на нужную широту и избрать правильное направление, они рано или поздно добирались до цели. Плыть по широте было не слишком сложно, и, вероятно, именно поэтому в записанных в XIII в. сагах морские странствия выглядят вполне будничным и не слишком опасным занятием. Обычно говорится, что плавание, например, из Ослофьорда в Брейдафьорд в Исландии, или из Брейдафьорда в гренландское Восточное поселение, или из Восточного поселения в Лейфсбудир в Виноградной стране — Винланде, было благополучным, либо что ветер был благоприятным, либо что корабль отнесло в сторону, но в конце концов он достиг берега. Подобный беспечный тон становится еще понятней, если согласиться с тем, что мореплаватели эпохи викингов применяли кальцит или исландский шпат (solarsteinn, солнечный камень), обладающий способностью к поляризации света, чтобы определять местонахождение солнца даже в пасмурную погоду (82). Также представляется весьма вероятным, что норманны пользовались простейшим компасом, хотя единственным указанием на это служит половинка размеченного деревянного диска, обнаруженная в 1948 г. С.Вебайком при раскопках на месте Восточного поселения, в Сиглуфьорде (Гренландия). Всего на диске, судя по всему, располагалось тридцать две метки; такая подробность в определении направлений напоминает скорее о позднем Средневековье, нежели об эпохе викингов: у скандинавов существовали названия для восьми сторон горизонта, и естественней было бы увидеть на их компасе восемь делений (83).
