Режин Перну - Ричард Львиное Сердце
Был назначен новый срок для обмена военнопленными и возвращения Истинного Креста — 20 августа; подготавливалась также и встреча между Ричардом и братом Саладина. В тот день король, сопровождаемый некоторыми приближенными, прошел над крепостными рвами, но напрасно прождал так и необъявившегося глашатая. Рассказы о том, что случилось дальше, слегка разнятся между собой. Терпение Ричарда иссякло; дальнейшие свидания с султаном, о которых надо было вновь и вновь уславливаться, показались ему бесполезными. Ричард не выдержал напряжения; что уж говорить о страже, ответственной за содержание и питание узников и за надзор над ними.
«Он повелел, чтобы вывели тех сарацин, которые достались ему как его доля, — рассказывает Продолжатель Гийома Тирского. — ‹…› Когда же их привели, он велел их выстроить в виду двух армий, христианской и сарацинской. И их построили так, чтобы сарацинам их было хорошо видно. Король тотчас же приказал, чтобы всем им отрубили головы и сделали это дерзко, напоказ. И со связанными руками они были умерщвлены на виду у сарацин».
Жуткая, отвратительная бойня. Бенедикт из Питерборо рассказывает, что Саладин поступал так же с рабами-христианами. И в самом деле, по свидетельству арабских летописцев, он лично присутствовал при массовом умерщвлении христиан, попавших в плен после Хаттина; среди убитых особенно много было храмовников, а казнили их обезглавливанием. Впрочем, это все равно не извиняет Ричарда. Считается, что истреблено было до 2700 военнопленных; это убийство омрачает для нас славу Ричарда и его громких подвигов. Но, как всегда бывает со всеми варварскими выходками подобного рода, казни беззащитных узников ни к чему доброму не привели: все переговоры были прекращены, а война, казалось, утихавшая, возобновилась с новой силой и со все более нараставшей ожесточенностью. В живых не оставили никого, кроме двух парламентеров, посредничавших в переговорах о сдаче Акры: им пришлось пообещать королю Англии содействие в возвращении Иерусалима и Аскалона. Пощадили еще нескольких вельмож Акры, в их числе оказались коннетабль, казначей и тот, кого хронисты называют «Кахедином, писателем (наверное, нотариусом. — Р. П.) Акры».
Когда наше войско у Акры стояло,
Прошло две зимы, одно лето пропало,
А муки какие, а сколько убытку?…
А сколько детей превратилось в сирот?
А множество вдов — кто мужей им вернет?
А девушки — сколько их сбилось с пути?
А сколько наследства теперь не найти?
Епархии по архипастырям тужат,
А в храмах без пастырей Богу не служат.
А сколько погибших: баронов, князей,
И графов, и менее важных людей?
О Боже, прости! Да Господь все устроит!
И страдальцев во Царстве Своем упокоит!
Понимая, что вражда может вспыхнуть снова и что он может стать ее виновником, Ричард передал Акру на попечение Бертрана де Вердена и Стивена Лонгчампа[42] — последний, вероятно, был братом епископа Илийского. Три женщины не должны были разлучаться с королем: его сестра Иоанна, его супруга Беренжера и дочь императора Кипрского. Для их охраны Ричард выделил стражу и войсковое подразделение и двинулся в направлении Хайфы.
Позволительно спросить: почему же он не решился тогда предъявить права на Иерусалим? Надо полагать, он понимал, что нечего и думать об отвоевании Святого Града с тем уменьшившимся войском, которым он располагал. Нет сомнений, что полководец и стратег — а Ричарду нельзя отказать в одаренности талантами военачальника — должен был принять во внимание трудности, которые возникли бы, вздумай он повторить опыт, приобретенный при Акре. Затяжная осада Иерусалима не сулила успеха, ибо здесь не было того, что обеспечило в конце концов победу при Акре: постоянной поддержки с моря; ведь именно морским путем доставляли подкрепления, провиант и все необходимое. И вероятно, из желания надежно обеспечить прикрытие с моря и задумал Ричард завоевать берег Палестины.
Историки нашего времени любят отмечать отсутствие у первых крестоносцев подобной осторожности: те сразу шли на Иерусалим и брали Святой Град, обладание которым имело определяющее значение для христиан: это был их общий фьеф, их достояние, на которое никто не притязал лично. Ричард же вел себя как мудрый стратег, предусмотрительно заботящийся о том, что бывает после победы. Известно, что стало с Готфридом Бульонским на следующий день по взятии Иерусалима: он и его 300 рыцарей сами оказались в осаде. В итоге три года невероятных страданий, увенчавшихся взятием Святого Града, пропали зря, ибо были превращены в ничто армиями султана, который зашел с тыла и опрокинул войско крестоносцев. Быть может, Ричарду недоставало воинственности, быть может, не хватало войска или дерзости духа и веры, но со стратегической точки зрения его осторожность была оправданной.
Марш, начавшийся 22 августа, сразу же столкнулся с большими трудностями. Ричард должен был перейти со своими войсками поток Нааман, протекавший близ Акры, и затем, уже оказавшись на другом берегу, двигаться к Хайфе. Армия представляла собой огромную массу людей, включавшую не только бойцов, рыцарей, оруженосцев, лучников и арбалетчиков, но еще и вспомогательные силы, плотников и саперов, притом каждый со своей поклажей. Тяжелые машины, вроде баллист и иных осадных приспособлений, были погружены на корабли, ушедшие из Акры с тем, чтобы обследовать берег до Яффы. Этот флот представлял собой резерв на тот случай, если султан вздумает напасть превосходящими силами; к тому же корабли могли поставлять провиант для войска. Поначалу особых затруднений как будто бы не наблюдалось: песчаный берег зарос колючим кустарником, затруднявшим передвижение, а потому Саладин не мог появиться неожиданно и захватить караван врасплох. Жара в том августе стояла невыносимая, и продвижение давалось с немалым трудом, но порядок на марше поддерживался безупречный.
С самого начала были приняты особые меры. Вот что говорит об этом принимавший участие в походе хронист Амбруаз: выманить бойцов из Акры оказалось нелегко, ибо в городе было «полно добрых вин и девиц, из которых многие были весьма красивы; воины предавались вину, женщинам и всяческим безумствам». «Веселые девки», как их тогда называли, всячески привечались и обхаживались, хотя если кто и заботился об армии, так это «добрые старые паломницы, труженицы, работницы и прачки, которые мыли белье и ухаживали за волосами крестоносцев и которых в вычесывании блох почитали равными в ловкости обезьянам». Ричард, вместе с Ги Лузиньяном, возглавлял поход. В середине колонны оборону обеспечивали нормандские рыцари, тогда как в арьергарде шли по большей части рыцари французские: Юг Бургундский, Жак д'Авен и с ними Гийом де Барр, как будто позабывший о былых своих стычках с королем Англии. Этот последний отличился в самом начале экспедиции, когда войско Малика эль-Адиля, брата султана Саладина, окопавшееся к югу от Акры, в местечке, известном среди крестоносцев как Райнемунде, напало на обоз крестоносцев. Лишь сплоченность строя и строжайшая дисциплина позволили франкам отразить это нападение. «Конница и пехота франков, — писал арабский летописец эль-Имад[43], — двигались вдоль берега, по правую руку от себя имея море, а по левую — равнину. Пехота окаймляла обоз наподобие крепостного вала. Люди были в коротких войлочных куртках и кольчугах, которые защищали их от наших стрел. Вооруженные мощными арбалетами, они поражали издали наших всадников».
Вылазки войск султана против двигавшейся на марше армии происходили непрерывно. Турки пользовались своей излюбленной тактикой, которая стала хорошо известна со времени крестовых походов и сводилась к налетам небольших конных отрядов на фланги обоза. Всадники осыпали солдат стрелами, стремясь, чтобы те нарушили строй и начали суетиться и кружиться, «как мухи»; тогда сами нападавшие спешили скрыться, а затем, перегруппировавшись, ударяли в иное место. Стычки и набеги по ходу этого нудного продвижения давали шанс и «сарацинскому» войску, и воинству Запада выявить слабые места друг друга. Правда, от резвости летучих отрядов на песчаном морском берегу было мало толку, а христиан не очень-то брали стрелы, потому что их хорошо защищали кольчуги. Беха эль-Дин, видевший, подобно Амбруазу, все происходившее своими глазами, свидетельствует о некоем солдате, который беззаботно шагал вперед, хотя в его спину попало с добрый десяток стрел.
«Борьба между двумя армиями не прекращалась, — писал он, — но тщетно мусульмане осыпали фланги врага стрелами и завязывали бои: враг продолжал следовать своим путем, сохраняя чинность и мерность поступи. В середине войска видна была колесница, на которой везли высокую, как минарет, башню, а над той башней развевалось их знамя».
