Ласло Белади - Сталин
С точки зрения экономики указанный процесс имел позитивный характер, так как увеличивался (до 1927 года) объем попадавшей на рынок товарной продукции (зерна и других сельскохозяйственных продуктов). Однако с точки зрения контроля коммунистической партии в деревне значение этого процесса оценить сложнее. Богатые крестьяне и кулаки укреплялись, более того, они попадали в местные органы власти, и это уже было явлением, заставлявшим задуматься. Этот процесс приводил также к некоторому сужению социальной базы партии, что уже несло в себе значительные проблемы. Общественную базу партии на селе могли составлять бедняцкие слои, к которым относилось 35 — 40 процентов сельского населения. Эти слои в силу своих традиций и идей равенства, получивших широкое распространение в итоге революции, наиболее чувствительно реагировали на новый этап дифференциации, происходившей в деревне. Здесь необходимо принять во внимание то, что многие семьи вернулись в село из города, это увеличивало число мелких хозяев и затрудняло процесс их самостоятельного экономического подъема. Если к этому добавить, что участники крестьянских восстаний были в основном из богатых крестьян, то вряд ли можно оспорить тот факт, что зародыш общественного конфликта скрывался в русской деревне. Зажиточные крестьянские хозяйства были сконцентрированы главным образом в Поволжье, на Урале, в Сибири и на Дону, где к концу 20-х годов кулачество составляло около 5 процентов сельского населения и было достаточно влиятельным. Зажиточные крестьяне обычно хорошо вели хозяйство, и, таким образом, они являлись примером для середняков. Бедняцкие сельские слои вряд ли могли рассчитывать на благоприятную перспективу. По сравнению с 1920 годом их положение к концу 20-х годов ухудшилось: 60 процентов сельскохозяйственных наемных рабочих в период 1925 — 1926 годов вообще не располагало посевными площадями, у 89 процентов из них не было тяглового скота, а третья часть их не имела даже коров. На углубляющийся процесс дифференциации крестьянства указывало то, что в 1927 — 1928 годах приблизительно четвертая часть всех крестьянских дворов не располагала тягловым скотом и почти у третьей части не было инвентаря, необходимого для пахоты.
Весьма характерной представляется сводка о настроениях крестьянства, которая была направлена 5 июля 1928 года секретарю Рославльского укома ВКП(б) Смоленской губернии местным уполномоченным ОГПУ: «За последнее время по уезду среди бедноты и середняков имеются большие недовольства на недостачу хлеба. В это время кулаки пользуются этим моментом и зажимают бедноту в кабалу… Кулаки злостно повышают цены на хлеб, и беднота не в состоянии его купить. Тогда кулаки дают им хлеб на отработку. Беднота говорит: „Хлеб отправили за границу, а мы пропадаем от голода и попадаем в руки кулака“.
Это было время так называемого зернового кризиса. Во многих местах недовольство обращалось не против богачей, спекулировавших зерном, а против Советской власти. Однако обстановка, если остановиться на этом типичном рославльском примере, была почти трагической. «В ночь с 17 на 18 июня, — можно прочитать в другой сводке, — отмечены факты, когда очереди у магазинов, отпускающих хлеб, образовывались с 2-х часов ночи. Значительная часть лиц, занимающих таковые, приходили с шубами и прочей рухлядью и ложились на тротуарах, дожидаясь открытия магазинов».
Найденное в итоге решение проблемы можно объяснить только на основе общей кризисной ситуации, обострившейся в конце 20-х годов. Иначе нельзя понять, почему группа Бухарина, выступая против критики со стороны «объединенной» оппозиции, ждала от большинства ЦК, возглавляемого Сталиным, осуществления своей концепции сохранения нэпа: постепенной индустриализации на базе развития сельского хозяйства, при сохранении мелких хозяйств. Это было единственное последовательное экономическое контрпредложение, под флагом которого группа Бухарина в основном поддержала разгром «объединенной» оппозиции, хотя ее отдельные представители симпатизировали антибюрократическим заявлениям оппозиции. Но все-таки это предложение было отвергнуто в силу конкретных условий, сложившихся в то время. Внутренние социальные конфликты, а также кризис хлебопоставок, разразившийся в 1928 году в условиях международной изоляции Советского Союза, разрыва Англией отношений с СССР, приобрели иной смысл и значение, предстали в новом свете.
Концепция, согласно которой более рациональной политикой цен можно было бы предотвратить или, во всяком случае, смягчить хлебный кризис, утратила свое значение. Не случайно, что советы Бухарина по этому поводу Сталин просто оставил без внимания. Акцент тогда делался не на рациональных решениях частных проблем. В центре внимания оказался вопрос ломки всего механизма управления. На передний план выступила задача тотального решения социальной проблемы, что неразрывно было связано с форсированием темпов индустриализации, программой постоянного контроля над рабочей силой и с обеспечением финансовой базы первого пятилетнего плана. Английский историк и экономист Алек Ноув, по-видимому, был прав, подчеркивая значение психологического фактора, страха перед внешними и внутренними классовыми врагами, оказывающего сильное воздействие на социальную политику, на стремление обеспечить приоритетное развитие тяжелой промышленности как основы военной мощи. Тезис Сталина об обострении классовой борьбы по мере строительства социализма вырос отнюдь не на пустом месте.
Однако с позиций сегодняшнего дня видно, что свертывание нэпа и поражение бухаринской оппозиции не означало в то же время исторического провала новой экономической политики, более того, теоретическое наследие Бухарина пережило Сталина и многими своими элементами оказало стимулирующее воздействие на современную экономическую мысль. Нельзя согласиться с упрощенными подходами, согласно которым отказ от нэпа объясняется узкими групповыми интересами или интересами политического аппарата власти и оценивается как результат абсолютно иррационального решения. Видимо, в основе таких подходов лежит то, что среди последствий принятого решения учитывались только катастрофы. Более целесообразно исходить из причинной связи, а отнюдь не из гипотетически сконструированных более благоприятных возможностей.
Политика Сталина усиливала как раз экстремальные, неблагоприятные возможности. Однако она в значительной степени опиралась на уже существующие политические и духовные условия. Уже тогда ярко высвечивалась такая особенность личной политики Сталина: по мере разгрома внутрипартийных оппозиций, которые стояли на его пути к неограниченной власти, он присваивал систему их политической аргументации. Выворачивая первоначальное содержание идей оппозиции и чувствуя за собой поддержку ЦК, он ринулся осуществлять «большой скачок» в социализм. В своих решениях Сталин всегда и прежде всего руководствовался политической целесообразностью. В поисках средств выполнения политической задачи он думал только о технике дела. Его не сдерживали моральные соображения, не занимали такие вопросы, как человеческие жертвы. В то время он часто употреблял русскую пословицу «Лес рубят, щепки летят». В этом случае древняя дилемма цели и средств ее достижения разрешилась в конфликте между задачей, считавшейся всемирно-исторической, и уплаченной за нее ценой, потребовавшей массу жертв.
Задачу полной ликвидации кулачества Сталин не ограничивал только экономическим и политическим уничтожением, хотя под влиянием протестов против огромных жертв ему пришлось на короткое время объявить отступление. Неподготовленность и прагматизм привели к чрезвычайным потерям, которые нельзя было оправдать необходимостью перелома.
В результате резкого поворота руля, осуществленного Сталиным и стоящей за ним группой руководителей, несомненно, произошли большие перемены и обострилось множество противоречий.
ПЕРЕЛОМ
Неподготовленность коллективизации заранее предполагала ее проведение по типу военной акции. Говоря об этом несколькими годами позже, Сталин сам использовал аналогию с войной, об этом мы знаем из мемуаров У. Черчилля.
В ноябре 1927 года Сталин еще говорил о том, что коллективизация в сельском хозяйстве будет осуществляться постепенно, мерами экономического, финансового и культурно-политического порядка, он даже не намекал, что ее осуществление может пойти по пути принуждения. Тем самым он ввел в заблуждение слои беднейшего крестьянства и работников аппарата, которые составляли базу коллективизации. Может быть, он опасался, что полное понимание того, что происходит, приведет к сопротивлению. Органической частью сталинской школы политики является соответствующая дозировка намечаемых целей и поэтапное их осуществление. Троцкий, ссылаясь на историка-меньшевика Б. Николаевского, утверждает, что Бухарин называл Сталина «гениальным дозировщиком». Это выражение впервые Троцкий услышал от Каменева, и оно в самом деле является верным.
