Вячеслав Зарубин - Проект «Украина». Крым в годы смуты (1917–1921 гг.)
30 мая к Мумму с нотой обращается управляющий Министерством иностранных дел Украинской Державы Д. И. Дорошенко. Объясняя несоответствие нынешних требований Украины по «крымскому вопросу» решениям III Универсала УНР, он отмечал, что в ноябре 1917 года устанавливались только главные части территории Украины, имея в виду, что «те земли, в которых украинское население не имеет абсолютного большинства, присоединятся позднее». Кроме того, тогда Украинская Республика рассматривалась как федеративная часть России. Учитывая, что Всероссийская Федерация не состоялась, Украина стала независимым государством, а «украинские войска, с помощью дружеской нам германской армии захватили Крым в свои руки, встал вопрос о присоединении Крыма к Украинской Державе». «При этом, стоя на принципе самоопределения, не желая нарушить воли населения, в конце концов, понимая различные особенности жизни Крыма, Украинское правительство считает, что присоединение Крыма может состояться на автономных началах, в связи с чем будет разработан соответствующий проект; зная настроение значительного большинства населения Крыма (кто его опрашивал? – Авт.), имея в виду интересы этого населения и его давние связи с Украинским правительством (? – Авт.), не имеется сомнений, что воля населения Крыма может быть выражена (каким образом? – Авт.) только за соединение с Украиной».
Кроме того, претензии Украины на полуостров Дорошенко объяснял еще и нежеланием «иметь под рукой какой-нибудь Пьемонт для возрождения единой неделимой России» и невозможностью «оставить неизвестно в чьих руках Севастополь – эту базу для украинского флота и ключ для господства на Черном море»332.
Тем временем германское руководство 5 июня останавливает свой выбор на фигуре Сулькевича. На следующий день он приступает к формированию кабинета. К 15 июня коалиционное правительство было в целом подобрано. Тем самым делался выбор в пользу стабильности на полуострове при опоре на разнонациональные цензовые элементы.
В результате в составе кабинета оказались: в качестве премьер-министра, министра внутренних, военных и морских дел М. А. Сулькевич (его товарищ (заместитель) – князь С. В. Горчаков, бывший Таврический вице-губернатор); министра иностранных дел – Дж. Сейдамет; министра финансов, промышленности, торговли и труда и временно управляющего министерством юстиции – граф В. С. Татищев; министра земледелия, краевых имуществ и снабжений – немецкий колонист Т. Г. Рапп; министра путей сообщения, общественных работ, почт и телеграфов – инженер, генерал-майор Л. Л. Фриман; краевого контролера и секретаря, временно управляющего министерством исповеданий и народного просвещения – полунемец-полуармянин В. С. Налбандов, кстати, один из деятельнейших членов правительства (с августа министром народного просвещения и исповеданий стал полковник П. Н. Соковнин). Следует заметить, что ряд правительственных лиц занимал настолько несхожие позиции, что распад кабинета становился не более чем делом времени.
Правительство не смогло сразу преступить к работе. Германское командование предложило ему ничего не говорить в готовящейся Декларации о сроках, на которое оно создается, снять вопросы о созыве Краевого сейма, должном создать легитимную власть, о позиции Украины, стремившейся включить полуостров в свой состав, исключить пункт, запрещающий вывоз из Крыма хлеба.
15 июня проект Декларации был отправлен в главную ставку германских войск в Киев на изучение. Ответа не было. К 20 июня министры потеряли всякое терпение, вручив Сулькевичу меморандум, в котором посчитали в таких условиях «возможность создания краевой власти сомнительной и маловероятной»333. Сулькевич по согласованию с германским штабом объявил о принятии на себя всей полноты власти в Крыму до окончания переговоров с германскими властями334.
Правда, через три дня ситуация изменилась. После переговоров министров с группой германских офицеров во главе с представителем штаба главнокомандующего в Киеве майором Фридрихом фон Брикманом и новым начальником штаба крымской группы германских войск фон Энгелином был согласован текст Декларации335.
На съезде земских гласных, открывшемся 9 августа, М. А. Сулькевич подтвердил краеугольный камень политики кабинета: «Правительство стоит твердо… на точке зрения независимости Крыма впредь до решения этого вопроса на мирной конференции»336. А в своем интервью во время пребывания в Ялте заявил: «На вопрос об украинско-крымских отношениях я могу ответить следующее.
Уже как командир мусульманского корпуса, с которым я спешил в Крым для борьбы с большевиками, я имел столкновение с бывшей украинской Радой. Меня с моими войсками задержали в Тирасполе, несмотря на то, что по Брестскому договору Крым оставался вне пределов новосозданной украинской республики. (…)…Мое правительство не было ни за Украину, ни против нее, а стремилось лишь к установлению добрососедских отношений, одинаково полезных и нужных как для Украины, так и для Крыма. После того, как я сообщил в Киев о моем новом назначении, я неожиданно получил от украинского правительства телеграмму, адресованную мне как «губерниальному старосте», на украинском языке. Я ответил, что я не «староста», а глава правительства самостоятельного края и что я прошу установить сношения между нами на общественном языке – на русском. Этот мой поступок объявили в Киеве «разрывом дипломатических отношений». Мы, т. е. крымское министерство, послало своего уполномоченного в Киев для установления экономического соглашения, но оно там натолкнулось на абсолютно закрытые двери»337.
По словам же П. П. Скоропадского, в конце июня, «когда в один прекрасный день ко мне зашел Федор Андреевич Лизогуб (председатель Совета Министров Украинской Державы. – Авт.) и заявил, что он получил телеграмму от генерала Сулькевича, объявляющего, что он стоит во главе правительства, и вместе с указанием, в очень дерзкой форме, что он украинского языка не понимает и впредь настаивает на том, чтобы к его правительству обращались на русском языке. Начало было плохое. Вся переписка и вообще все официальные сношения как с немцами, австрийцами, так и со всеми другими государствами и обывателями, с которыми в то время имела сношения, происходили на украинском языке. Нам отвечали на своем языке, это было так принято. На Украине официальным языком был украинский, и не генералу Сулькевичу было менять заведенный порядок. Через некоторое время мы узнали, что новое Крымское правительство повело новую политику, далеко не дружественную Украине, и преследовало цель образования самостоятельного государства, причем, все направление, как я только что сказал, явно дышало каким-то антагонизмом»338.
«…С 25 июня по 9 сентября, – пишет Налбандов, – мы не получили ни одного требования, предложения или запроса Украины – с нами просто не разговаривали и всеми мерами добивались лишь одного – покорения Крыма. (…) Требовалось одно – капитуляции без условий»339.
Еще 10 июня Сулькевич поручил штабс-капитану барону Шмидту фон дер Лауницу отправиться в Киев в качестве атташе вместе с полномочным представителем крымского правительства при правительстве Украинской Державы В. И. Коленским. Эта миссия, несмотря на благожелательную реакцию некоторых киевских министров, оказалась абсолютно безрезультатной. Дело дошло до пограничных конфликтов, таможенной войны и разрыва почтово-телеграфной связи между двумя, считавшими себя суверенными, образованиями, оккупированными одной страной.
7 июля Сулькевич утвердил подробнейшую инструкцию председателю Комиссии по проведению государственной границы между Крымом и Украиной и наказ дипломатическому агенту в Киеве. «При проведении этой границы, – говорилось в инструкции, – надлежит неукоснительно стремиться к полному удовлетворению исторических экономических и военных интересов Крыма», что расшифровывалось так: граница должна совпадать с южными границами материковых уездов Таврической губернии, но при обязательном сохранении за Крымом Чонгарского полуострова (с его соляными промыслами) и всей Арабатской стрелки340.
Краевому правительству было пока не известно (сказался разрыв телеграфного сообщения), что в 20-х числах июня украинские военнослужащие захватили часть стрелки (на 40 верст к югу от Геническа) с 9 деревнями, 2 хуторами и 4 соляными промыслами. Украинская комендатура на перешейке издала приказ о прохождении границы южнее Перекопа и направила сюда части варты (пограничной стражи). В самом городе Перекоп возникли две городских управы, причем украинская распорядилась выращенное местными крестьянами зерно после обмолота продать на Украине, а не в Крыму. Эти события происходили в июле 1918 года. Начались перестрелки между пограничниками обеих сторон, причем и та, и другая апеллировали к германскому командованию. Перекопский уездный начальник обратился 9 августа с рапортом в министерство внутренних дел Крыма: «Украинский Комендант был мною поставлен в известность, что с 5 августа въезд и выезд из Крыма запрещается и что границу Крыма Германское Командование считает проходящей на 8 в. севернее Перекопа»341.
