Дмитрий Лысков - Великая русская революция, 1905-1922
Мы не можем нести ответственность за эту гибельную политику ЦК.
Мы складываем с себя поэтому звание членов ЦК, чтобы иметь право откровенно сказать свое мнение массе рабочих и солдат и призвать их поддержать наш клич: «Да здравствует правительство из советских партий! Немедленное соглашение на этом условии…»[228]
ЦК большевиков призвал к партийной дисциплине. Призыву подчинились лишь Теодорович и Шляпников, вернувшись на свои посты.
В развитии ситуации «Правда» опубликовала официальное заявление партии: «Ушедшие товарищи поступили, как дезертиры, не только покинув вверенные им посты, но и сорвав прямое постановление Ц. К. нашей партии о том, чтобы обождать с уходом хотя бы до решений петроградской и московской партийных организаций. Мы решительно осуждаем это дезертирство…
Нас обвиняют… что мы неуступчивы, что мы непримиримы, что мы не хотим разделить власти с другой партией. Это неправда, товарищи! Мы предложили и предлагаем левым эсерам разделить с нами власть. Не наша вина, если они отказались. Мы начали переговоры… мы делали в этих переговорах всяческие уступки, вплоть до условного согласия допустить представителей от части Петроградской городской думы, этого гнезда корниловцев… Но нашу уступчивость те господа, которые стоят за спиной левых эсеров и действуют через них в интересах буржуазии, истолковали, как нашу слабость, и использовали для предъявления нам новых ультиматумов…
Мы твердо стоим на принципе Советской власти, т. е. власти большинства, получившегося на последнем Съезде Советов, мы были согласны и остаемся согласны разделить власть с меньшинством Советов, при условии лояльного, честного обязательства этого меньшинства подчиняться большинству и проводить программу, одобренную всем 2-м Всероссийским Съездом Советов… Но никаким ультиматумам интеллигентских группок, за коими массы не стоят, за коими на деле стоят только корниловцы, савинковцы, юнкера и пр., мы не подчинимся»[229].
Уже 6 ноября организованные Викжелем переговоры были сорваны меньшевикам и эсерами, не желающими согласиться с программой 2-го Съезда. 7 ноября Зиновьев опубликовал в «Правде» покаянное «Письмо к товарищам». «Мы пошли на большую жертву, выступив с открытым протестом против большинства нашего ЦК и требованием соглашения, — писал он. — Это соглашение, однако, отвергнуто другой стороной. При таком положении вещей мы обязаны воссоединиться с нашими старыми товарищами по борьбе»[230].
Формально дебаты о власти завершились к середине ноября — началу декабря. Чрезвычайный крестьянский съезд выдвинули предложение о расширении ВЦИК на 108 дополнительных мест. Это предложение было принято. В состав расширенного Всероссийского центрального комитета включались делегаты, избранные пропорционально от Крестьянского съезда, 100 делегатов, избираемых непосредственно армией и флотом, 50 представителей от профессиональных союзов (35 от всероссийских союзов, 10 от железнодорожников и 5 от почтово-телеграфных служащих)[231]. Соответственно, изменился и партийный состав «парламента» — силы большевиков в нем почти уравновешивались представителями других партий[232]. Также Съезд призвал левых эсеров участвовать в работе Совета народных комиссаров.
Одновременно большевики продолжали переговоры с левыми эсерами. 17 ноября последние согласились принять пост наркома земледелия. Результаты переговоров были оформлены в решении ВЦИК об изменении состава Совнаркома. По этому соглашению: 1) народный комиссариат земледелия «полностью передавался левым эсерам»; 2) левые эсеры назначали своего наркома и формировали коллегию комиссариата; 3) в коллегию Наркомзема, состоящую из левых эсеров, большевики вводили своего представителя[233].
24 ноября ВЦИК утвердил левого эсера А. Л. Колегаева на пост народного комиссара земледелия, а в состав коллегии комиссариата вошли более 10 представителей левоэсеровской партии. 9‑10 декабря было подписано новое соглашение с левыми эсерами, по которому в состав Советского правительства входили другие партийные кадры: пост наркома юстиции занял Штейнберг; наркома почт и телеграфов — Прошьаян; наркома по местному самоуправлению — Трутовский; наркома имуществ — Карелин. 2 левых эсера были введены в состав Наркомата внутренних дел в статусе наркомов[234].
Коалиционная власть, таким образом, была создана — но в результате переговоров советских партий и по требованию Съезда Советов, а не под давлением отстраненных от власти «соглашателей».
3. Свобода слова: насилия большевиков, резня министров, Москва в огне. Луначарский в ужасе
В отличие от Москвы, петроградский Комитет спасения не делал принципиальной ставки на вооруженное сопротивление большевикам. Основные надежды возлагались на внешнюю силу — войска, которые вели к столице Керенский и Краснов. Юнкерское восстание, организованное комитетчиками, носило вспомогательный характер и должно было дестабилизировать ситуацию в Петрограде в ответственный момент, когда верные Временному правительству солдаты пойдут в наступление. Из-за плохой координации восстание началось раньше времени, да и войска, «верные» Временному правительству, решили к тому моменту самостоятельно арестовать Керенского, в результате чего ему пришлось снова бежать.
Петроградский Комитет спасения не имел определяющего влияния на гарнизон города, который был либо большевистским, либо нейтральным. Подразделения, не определившие своих взглядов, митинговали, слушая ораторов как от ВРК, так и от Комитета. Причем часто враждующие агитаторы по очереди выступали на одном и том же митинге, борясь за голоса каждого подразделения.
В руках Думы оставалось два оружия — пресса и административные рычаги. Первому из них мы обязаны появлением большого числа мифов, по сей день тиражируемых в газетах и на телевидении, а также и первых репрессивных декретов Советского правительства.
Завоевание большинства в Советах и подготовку к октябрьскому выступлению большевики вели под лозунгами, в числе которых были и требования свободы слова. Это не удивительно, учитывая, что партийные издания, существовавшие нелегально при царе, регулярно закрывались и Временным правительством.
Однако уже в первые дни после Октября Дан докладывал на экстренном заседании ЦИК 1-го состава, что «в редакции «Известий» поставлен караул, и Бонч-Бруевич цензурует материал для газеты»[235]. Это, впрочем, было следствием противостояния старого и нового ЦИК в их борьбе за центральный печатный орган Советов.
В эти дни в Петрограде выходила, и даже наращивала тиражи, самая разнообразная пресса, в том числе и партийная — газеты эсеров, кадетов, меньшевиков. Эти издания были сполна использованы для идеологической борьбы. Там, где невозможно было применить вооруженную силу, ставка во влиянии на массы делалась на печатное слово.
Очевидец событий Джон Рид свидетельствует: «Какой бурный поток воззваний, афиш, расклеенных и разбрасываемых повсюду, газет, протестующих, проклинающих и пророчащих гибель! Настало время борьбы печатных станков, ибо все остальное оружие находилось в руках Советов»[236].
«Факты перемежались массой всевозможных слухов, сплетен и явной лжи. Так, например, один молодой интеллигент — кадет, бывший личный секретарь Милюкова, а потом Терещенко, отвел нас в сторону и рассказал нам все подробности о взятии Зимнего дворца. «Большевиков вели германские и австрийские офицеры!» — утверждал он.
«Так ли это? — вежливо спрашивали мы. — Откуда вы знаете?»
«Там был один из моих друзей. Он рассказал мне».
«Но как же он разобрал, что это были германские офицеры?»
«Да они были в немецкой форме!..»
«…Но гораздо серьезнее были рассказы о большевистских насилиях и жестокостях, — пишет журналист. — Так, например, повсюду говорилось и печаталось, будто бы красногвардейцы не только разграбили дочиста весь Зимний дворец, но перебили обезоруженных юнкеров и хладнокровно зарезали нескольких министров. Что до женщин-солдат, то большинство из них было изнасиловано и даже покончило самоубийством, не стерпя мучений…»[237]
Ситуация доходила до абсурда. «Дело Народа» публиковало слухи о насилиях, творимых большевиками над арестованными членами Временного правительства и юнкерами в Петропавловской крепости[238]. В то же самое время городской глава Шрейдер выступал в Думе: «Товарищи и граждане! Я только что узнал, что все заключенные в Петропавловской крепости находятся в величайшей опасности. Большевистская стража раздела донага и подвергла пыткам четырнадцать юнкеров Павловского училища. Один из них сошел с ума. Стража угрожает расправиться с министрами самосудом»[239].
