Константин Рыжов - Сто великих пророков и вероучителей
Среди многих новых школ, появившихся в середине I тысячелетия, самым оригинальным явлением, развившимся на китайской почве, стало учение Чань-буддизма.
Считается, что Чань зародился в Индии как медитативная школа «дхьяны» буддизма Махаяны. Для ее последователей наиболее важным моментом среди огромного количества легенд о Будде был факт его просветления. Сторонники этой секты призывали своих последователей чаще отрешаться от внешнего мира и, следуя древнеиндийским традициям, погружаться в себя, концентрировать свои мысли и чувства на чем-либо одном, сосредоточиваться и уходить в бескрайние глубины сущего и таинственного. Целью дхьяны было достижение транса в процессе медитации, ибо считалось, что именно в состоянии транса человек может дойти до затаенных глубин своего «я» и найти прозрение, истину, как это случилось с самим Гаутамой Шакьямуни под деревом Бо (Бодхи). В Китае санскритическое слово «дхьяна» стали обозначать иероглифом чань, имевшим смысл «отстранение» или «избавление». (В наше время Чань-буддизм сохранился только в его японской форме Дзэн-буддизма.)
Опыт просветления, обретенный Буддой, передавался затем из поколения в поколение его последователями и учениками. Согласно традиции Чань-буддизма, первым, кто принял этот опыт, был знаменитый Кашьяпа. После него было 28 индийских патриархов Чань, непрерывно передававших это учение. Последний из них –
Бодхидхарма — перенес его в Китай. Считается, что он происходил из семьи брахманов Южной Индии и, возможно, даже принадлежал к царскому роду. После долгого и трудного путешествия Бодхидхарма в середине VI в. прибыл в Южный Китай. Его появление произвело настоящую сенсацию среди китайских буддистов.
Ибо, хотя окончательно школа Чань сложилась спустя лет двести после смерти Бодхидхармы, едва ли можно сомневаться, что уже в его проповедях оригинальная суть этого учения была ясно обозначена. Многочисленные легенды подтверждают это.
Вскоре после приезда Бодхидхарма встретился с южнокитайским императором У-ди (502–550) — основателем династии Лян, который всю свою жизнь был ревностным буддистом. У-ди будто бы сказал своему гостю: «После вступления на трон я возводил храмы, переписывал сутры и принимал вступление в монашество. Какие заслуги я этим приобрел?» Бодхидхарма ответил: «Никаких». Император удивился: «Почему никаких заслуг?» Бодхидхарма отвечал: «Все это нечистые устремления к заслугам: при помощи них добиваются созревания ничтожного плода и рождения в форме человеческого существа или дэва. Они подобны теням, следующим за формами, но сами по себе не являются реальностью». Император спросил: «Тогда что же представляют собой подлинные заслуги?» «Это чистое знание, чудесное и совершенное, — отвечал Бодхидхарма. — Его сущность — пустота. Таких заслуг невозможно достичь при помощи мирских средств». Император спросил: «А каков первый принцип священной истины?» Бодхидхарма ответил: «Безграничная пустота, ничего святого». «Тогда кто же стоит передо мной?» — поинтересовался император. Бодхидхарма ответил: «Не знаю».
После этого, оставив разочарованного У-ди, Бодхидхарма на листке тростника переплыл широкую реку Янцзы и поселился в монастыре Шаолинь-сы, где в течение девяти лет неподвижно сидел в медитации перед одной из стен. Перед смертью он вручил печать — то есть традицию чаньских патриархов — своему ученику Хуэй-кэ.
Этот второй патриарх школы Чань, согласно легенде, обрел просветление следующим образом. Едва познакомившись с Бодхидхармой, он безусловно принял его учение и последовал за ним в монастырь Шаолинь-сы. Решив любой ценой достичь высочайшего просветления, Хуэй-кэ день и ночь осаждал его вопросами.
Однако погруженный в медитацию учитель демонстративно не обращал на него внимания. Но однажды, в холодную декабрьскую ночь, когда бушевала буря, Бодхидхарма вдруг спросил у Хуэй-кэ, что ему надо. Тот сказал: «Сознание вашего ученика еще не успокоилось. Прошу вас, учитель, успокойте его». Бодхидхарма сказал: «Принеси мне твое сознание, и я его успокою». Хуэй-кэ выхватил острый нож, отсек себе правую руку у локтя и преподнес ее Бодхидхарме со словами: «Я искал свое сознание, но оно совершенно недостижимо». Бодхидхарма сказал: «Я полностью его в тебе успокоил».
Семя учения, брошенное Бодхидхармой, дало в Китае обильные всходы. Каждое следующее поколение чань-буддистов оттачивало технику медитации. Согласно легенде, четвертый патриарх Чань, Дао-синь (580–651), оставил своим ученикам следующее наставление: «Занимайтесь со всей серьезностью сидячей медитацией.
Сидеть в состоянии медитации важнее, чем все прочее. Очень хорошо провести в медитации не меньше 35 лет, утоляя голод скудной пищей и держа закрытыми двери чувств. Не читайте сутр и ни с кем их не обсуждайте. Если вы будете усердно совершенствоваться, то сами в первую очередь и получите от этого пользу. Подобно тому, как обезьяна вполне удовлетворена, когда вкушает сердцевину ореха, очень немногим удается довести свою сидячую медитацию до исполнения». Таким образом, уже в это время основное внимание школа Чань уделяла не чтению сутр, а медитации.
Однако окончательную форму, свое полное выражение Чань впервые обрел в «Сутре Шестого патриарха» замечательного буддийского мыслителя Хуэй-нэна (638–713), которая и по сей день занимает ключевую позицию среди священных дзэнских текстов. Именно благодаря Хуэй-нэну школа Чань обрела яркую оригинальность, так что его учение находится у истоков всех необычайно разветвленных потоков современного Дзэн-буддизма. Жизнь Лу (так звали Хуэй-нэна до принятия им монашеского обета) была полна превратностей и неожиданных поворотов. В своей автобиографии он так говорил о себе: «Мой отец первоначально был чиновником в Фаньяне. Позднее его сместили и сослали как простолюдина в Синьчжоу, в провинции Линнань. Отец скончался, когда я был еще ребенком, и тогда моя мать вместе со мной, сиротой, перебралась в Наньхай. Мы терпели крайнюю нужду, и там я продавал хворост на рынке». Однажды юный Лу услышал, как один из покупателей прочитал несколько стихов из «Алмазной сутры».
Тут он сразу прозрел и отправился на Восточную гору, чтобы отыскать там пятого патриарха школы Чань, Хун-жэня (согласно традиции, он родился в 601 г., а умер в 674 г.). Патриарх спросил Лу о его происхождении и затем бесстрастно заметил, что варвару с юга не удастся стать Буддой. На это Лу ответил. «Хотя люди на юге отличаются от людей севера, но в природе Будды нет ни севера ни юга». Этот смелый и меткий ответ понравился патриарху. Он разрешил пришельцу присоединиться к его ученикам и поручил ему обмолачивать рис. «Этим делом я занимался в течение восьми месяцев», — говорил позже Хуэй-нэн.
Однажды Хун-жэнь созвал своих учеников и сказал им: «Пусть каждый из вас напишет по стихотворению и поднесет мне. Я прочту ваши стихи, и если пойму, что кто-то из вас пробудился и постиг основной смысл бытия, передам ему платье патриарха и Дхарму, чтобы он стал шестым патриархом. Спешите, спешите!» Озадаченные требованием учителя, ученики стали совещаться между собой и сошлись во мнении, что написание стихотворения должно быть доверено первому из них — Шэнь-сю.
Будучи начитанным в сутрах, Шэнь-сю тем не менее еще был далек от просветления, и требование наставника повергло его в смятение. Наконец он сочинил стихотворение и в полночь написал на средней стене Южного зала монастыря следующие строки:
«Тело является древом Бодхи.
Сознание же подобно чистому зеркалу.
Нам следует всегда его протирать.
И не допускать, чтобы на нем оставалась пыль».
На следующее утро Хун-жэнь первым увидел эти строки. Созвав всех монахов, он воскурил перед надписью на стене благовоние. Ученики преисполнились удивления и решили, что вопрос о наставнике решен. Но они ошиблись. Патриарх отозвал Шэнь-сю в сторону и прямо спросил его об авторе стихов. Когда Шэнь-сю признался, что надпись принадлежит ему, Хун-жэнь сказал. «Написанное тобой стихотворение свидетельствует о том, что ты еще не обрел истинного понимания. Ты уже стоишь у ворот, но еще не можешь войти внутрь». И патриарх распустил учеников, повторив свое задание. Между тем Лу, занятый молотьбой риса, ничего не знал о воле Хун-жэня. О стихах Шэнь-сю и о постигшей его неудаче он случайно услышал от проходившего мимо монаха. Он попросил отвести его в зал и прочесть написанные на стене строки. Сам он был неграмотный и не понимал значения иероглифов. Однако в его просветленном сознании тут же сложились новые стихи, и он попросил написать их на западной стене зала. Они гласили:
«Изначально нет дерева и просветления,
Нет и подставки для него с чистым зеркалом.
Поскольку изначально ничего не существует,
Откуда к нему может прилипнуть пыль?»
Все ученики были изумлены силой мысли этого безграмотного поселянина. Но наставник остался сдержанным и сказал: «Это еще неполное просветление». (Видимо, он не сразу осознал глубочайший смысл стихотворения.) Однако в полночь Хун-жэнь призвал к себе Лу и сказал ему: «Я объявляю тебя шестым патриархом. Подтверждением этого является платье, и оно будет передаваться из поколения в поколение. Моя Дхарма будет передаваться от сознания к сознанию. Ты должен вести людей к пробуждению». Затем Хун-Жэнь велел новому патриарху немедленно отправляться на юг и лично проводил его до станции Цзюнцзян в провинции Цзянси. После ухода Лу он отказался читать ученикам какие-либо лекции по буддийскому учению, объявив, что буддийская Дхарма переместилась на юг. За три дня до своей кончины он еще раз подтвердил, что шестой патриарх теперь находится на юге.