Борис Акунин - Часть Европы. История Российского государства. От истоков до монгольского нашествия
После продолжительной осады, истощив запасы продовольствия, белгородцы собрались на вече и порешили сдаться: «Вдадимся печенегом, да кого ли оживят, кого ли умертвят, уже помираем от глада». Но один уважаемый старец, отсутствовавший на собрании, сказал людям: «Потерпите еще три дня, а потом уж сдавайтесь. Но сначала сделайте, как я велю».
Он попросил собрать последние остатки овса, пшеницы и отрубей, сварить жидкую кашу. Эту кашу налили в большую бадью, которую спустили в колодец. Еще отыскали в княжеской кладовке лукошко меда – из него старец велел сварить сладкое питье. Его тоже перелили в бадью, опустили в другой колодец.
После этого отправили послов к печенегам. «Идете в град и видите, что ся дееть в град нашем». На всякий случай потребовав в заложники десять белгородцев, печенеги отправились осматривать крепость. Враги думали, что предстоят переговоры о сдаче.
Но вышло иначе. В городе им сказали: «Почто губите себе? Коли можете перестояти нас? Аще стоите десять лет, что можете створити нам? Имеемь бо кормьлю от земля. Аще ли не веруете, да видите своима очима». И показали, как достают из одного колодца болтушку, из другого медовое питье. Сделали варево, угостили печенегов. Дали в корчаге с собой – чтобы военачальники тоже попробовали, а то не поверят.
Тут печенеги поняли, что не возьмут Белгород измором, и ушли прочь.
Обе эти истории похожи на сказку, однако, в отличие от многих других преданий, содержащихся в летописи, не являются перепевом блуждающих фольклорных сюжетов. Поэтому вполне возможно, что какие-то схожие события произошли на самом деле. Во всяком случае, тот самый богатырь Ян Усмошвец (то же, что «усмарь») упоминается и впоследствии – как воевода князя Владимира, сражающийся с печенегами.
«Красно Солнышко»
Оборона Руси от печенегов – главная забота всего Владимирова княжения: самая затратная статья государственных расходов, важный стимул к строительству новых городов, причина перераспределения населения.
В летописи рассказывается, как князь, озабоченный тем, что Киев мало прикрыт крепостями, распорядился ставить городки по рекам, находящимся к востоку и югу от столицы, и переселил туда «мужей лучших» из новгородских словен, кривичей, вятичей и чуди.
Так постепенно возникла мощная оборонительная система, состоявшая из крепостей с гарнизонами, сторожевых застав и земляных валов с частоколами. Всего было четыре линии, одна позади другой. Они тянулись с юга на север почти на тысячу километров – своего рода Великая Русская Стена. Городки находились на расстоянии в 15–20 километров друг от друга, обычно около речных бродов, где могла переправиться печенежская конница. Остановить большое нашествие эти укрепления, конечно, не могли, но они замедляли стремительное продвижение орды, а главное – по эстафете, дымовыми сигналами – предупреждали Киев об опасности, чтобы столица успела приготовиться к отпору.
Именно так возникли Переяславль и Белгород, где обычно стояли главные силы русского войска.
Для удобства сообщения с этими пунктами на Руси впервые стали прокладывать дороги – раньше перевозить грузы можно было только по рекам или зимой на санях.
Благодаря градостроительству появились профессиональные зодчие, причем дома возводились не только деревянные, как прежде, но и каменные. Кроме всех прочих эпитетов князя Владимира следовало бы наречь еще и Строителем. Если крепости он ставил только вдоль степных рубежей, то церкви – по всей стране. «Материальному обеспечению» христианизации Владимир придавал не меньше значения, чем защите от внешних врагов.
Сколь бы прагматичными ни были мотивы, по которым Владимир решил принять крещение, к Христовой вере он отнесся с усердием неофита. Судя по летописи, даже воспринял некоторые заветы слишком буквально.
Например, он отселил всех своих наложниц, предложив им выбрать иных мужей (как известно, другие христианские государи бывали к себе более снисходительны). Заповедь «не убий» до такой степени впечатлила властителя, что он перестал карать преступников смертной казнью – весьма экзотическое нововведение для той жестокой эпохи. Тут даже присланные из Византии епископы пришли в недоумение: «Се умножишася разбойници, почто не казниши?» «Боюся греха». Тогда епископы объяснили князю, что Бог дозволяет казнить злых людей, только сначала нужно произвести над ними суд. Владимир успокоился и восстановил смертную казнь.
Из этого эпизода видно, что наряду с традиционной системой принятия государственных решений, когда князь советовался с боярами, старшей дружиной и городскими старейшинами, появилась новая авторитетная инстанция: духовенство. Церковь не только давала правителю духовные наставления и разъясняла смысл христианских законов, но и демонстрировала принципиально иной способ управления паствой, а стало быть и подданными.
Прежде на Руси не существовало представления о едином законе. Все действия власти подчинялись одной лишь примитивно понимаемой целесообразности и опирались на угрозу применения силы. Церковь же в своих решениях руководствовалась сводом правил, одинаковым для всех и неукоснительно соблюдавшимся. Идея праведного суда пришла на Русь через церковный суд. Созданный в Византии, стране с давней юридической традицией, этот институт был разумно устроен и хорошо разработан. А будучи по своему духу христианским, он распространял более гуманные представления о нравственности, грехе, милосердии. Для церкви не существовало раба и господина, все считались братьями и сестрами во Христе, а сирым и убогим истинный христианин был обязан помогать.
Эта идея, неслыханная для языческого общества, особенно поразила Владимира. Он ввел в обычай бесплатное кормление киевской бедноты. Телеги с хлебом, мясом, рыбой и медом разъезжали по городу, и всякий мог утолить свой голод. По воскресеньям ворота княжеского дворца распахивались и на столы выставлялось угощение для простонародья.
Неизвестно, сколько времени продолжался этот разгул благотворительности, но память о неслыханной щедрости князя сохранилась в народной памяти на долгие века. «Святым», «Равноапостольным» или «Крестителем» Владимира именуют только официальные источники, а в фольклоре, в былинах правителя называют «ласковым» и «Красным Солнышком»: он милостив, озаряет всех своим сиянием и беспрестанно пирует.
Правление Владимира связано еще с одним эпохальным событием: началом распространения книжности. Связано это было не с тем, что князь, как предполагает летопись, «бе бо любя книжная словеса», а с необходимостью обеспечить государственную религию штатом священников. Из Византии присылали представителей высшего духовенства, но не рядовых клириков. Их предстояло взрастить и обучить.
Князь взялся за эту колоссальную задачу с той же решительностью, с которой загнал в реку для крещения киевлян. У «лучших людей» забирали детей и отдавали их в «учение книжное». По свидетельству летописца, матери пришли в ужас от такого зверства и плакали о своих чадах, «акы по мерьтвуце плакахуся».
Именно тогда на Руси по-настоящему распространилась славянская грамота, изобретенная Кириллом и Мефодием еще за век до этого. Благодаря тому, что священные книги уже существовали в переводе на понятный язык, христианское учение было доступнее и понятнее.
Дети выросли и стали первым поколением русского духовенства. Это монахи со священниками будут составлять первые законы и писать летописи с житиями, благодаря которым мы сегодня имеем представление о собственной истории.
Российское государство в сказочно быстрый срок поднялось на высоту, немыслимую для предшественников Владимира.
Не самым важным, но знаковым свидетельством нового международного положения Руси стала чеканка собственной монеты. Острой нужды в своей валюте у Владимира не было – торговле вполне хватало арабского и византийского серебра, но это повышало престиж государства, выводило его в разряд первых держав тогдашнего мира. При этом Русь стала выпускать не только серебряные деньги, но и золотые («златники») – это уж исключительно для солидности.
На монетах, отчеканенных по византийским образцам, был изображен правитель на троне с подписью «Владимир на столе».
Так раннерусское государство вошло в период своего наивысшего расцвета, которому суждено было продлиться немногим больше полувека, захватив два княжения: Владимира и его сына Ярослава.
Незаконченное дело
Киевская держава несомненно оказалась бы прочнее и долговечнее, если бы Владимир успел довести до конца важную государственную реформу: установить твердый порядок престолонаследия. К сожалению, князю не хватило на это времени.
К концу своего тридцатисемилетнего правления Владимир добился очень многого – он по праву может считаться великим монархом.
