Лебек Стефан - История Франции. Том I Происхождение франков
Культ святых и приручение смерти
Ни каким образом можно оценить реальные плоды этой деятельности? Вряд ли стою принимать всерьёз рассказы агиографов о невероятных чудесах и тысячах новообращенных, хотя в этих рассказах, то здесь, то там проскальзывают ценные сведения о краях, через которые проходили миссионеры, о методах евангелизации и маленьком отряде верных товарищей, к которому часто принадлежал сам автор, как, например, Уен, биограф Элуа. В действительности же наименее спорные данные о распространении христианства дает учет культовых мест, изучение имеющихся там надписей, возможные раскопки таких мест и особенно кладбищ.
Примером может быть исследование, проведенное в Нижней Нормандии, в долине Кана[48]. Именно в конце VII века многочисленные общины этого района (Френувиль, Трснкур-Мондевиль, Флери-сюр-Орн, Жибервиль, Сон-Мартен-де-Фонтеней…) впервые обзавелись собственными приходскими храмами. Все они были расположены Вблизи жилищ и посвящались святому Мартину, Вслед за этим сразу же изменилось расположение кладбища: ранее оно было отдалено от поселения, теперь стало примыкать к церкви. На основе изучения более конкретного материала, полученного в Тренкур-Мондевиль, можно констатировать следующее: эта община насчитывала около пятнадцати очагов; ее первая церковь площадью не более чем 8 на 5 метров была построена из камня на развалинах древнею римского сооружения; первые захоронения по церковному обряду отличает редкое убранство, используются монолитные саркофаги из местного известняка. Если ранее при строительстве жилищ предпочтение отдавалось дереву, то отныне его заменяет камень, причем хорошей кладки. Таким образом выясняется.
Что приходская церковь не только «привлекла к себе мертвых», но и способствовала становлению более надежного, чем ранее, типа жилищ, строящихся близко к церкви.
Итак, в провинциях Северной Галлии, вплоть до самых маленьких деревень, происходили в VII веке необыкновенные перемены, аналогичные тем, что развертывались ранее в пригородах, затем — в обнесенных степами старинных городах, на мой взгляд, такие перемены явились самым убедительным признаком укоренения христианства. Происходило взаимное притяжение церкви и мертвых, мертвых и живых, живых и церкви — и все это благодаря тому, что большое число людей, а может быть, все население приняло религию искупления. Солидарность и тех, и других скрепляет культ святых — посредников между небом и землей, живущих в сердце общины благодаря посвященному им храму и хранящимся там реликвиям.
Как мы видели, святой Мартин был очень популярен в VII веке. Весьма почитались также Дева Мария и святой Этьен, привилегированные покровители старейших церковных учреждений, равно как и святые более регионального масштаба: Сернен в Тулузе, Марциал — в Лиможе, Реми — в Реймсе. Их реликвии, подлинные или полагаемые таковыми, были объектами, никогда не прекращавшейся торговли. Но VII век отмечен и возникновением нового типа святости «действенной святости»[49]. Мученики и первые епископы были привилегированными святыми раннехристианской эпохи. Ныне же к лику святых стали причислять некоторых представителей власти после их смерти (Дидье, Элуа, Уем, Арнуль и другие). Эти люди начинали службу при королевском дворе, становились затем епископами, умело управляли делами епархии, раздавали милостыню, воздвигали храмы. Меровингское общество обзаводилось собственным небесным двором, отражавшим его представления о себе самом. Несомненно, что такие святые могли служить идеологическим оружием для королевской власти или для могущественных родов, из которых они происходили, как, к примеру, Арнуль для Пипинидов. Но причисление епископов — политических деятелей к лику святых также позволило укреплять епархиальные общности (а они, по мере христианизации, стали определять основные рамки жизни каждого человека) и одновременно обновлять запас спасительных реликвий. Бывали случаи, когда тело еще не успело остыть, а за него уже велась борьба между представителями кафедрального капитула и монахами пригородных церковных учреждений или аббатств, основанных этими подвижниками (так было с Легером из Отена, скончавшимся около 680 года; с Боне из Клермона, скончавшимся в 706 году).
В монастырях: становление христианской культуры
Дело в том, что монастыри являлись, по преимуществу, лабораториями, в которых зарождалась новая религиозная культура. Развитие монашества, столь значительное в VII веке, своими успехами было обязано подвижничеству монахов-ирландцев или, как мы видели, монахов, образованных в ирландской традиции. Среди них особо следует выделить тех, кто прошел через Люксей. Открытые миру, они вдохновлялись призывом «странствовать во имя Бога», то есть нести в мир Слово Господне. На юге началось постепенное распространение уставов, созданных основателями монашеских орденов, в особенности последним из них — святым Бенуа (Бенедиктом) Нурсийским, аббатом монастыря Мон-Кассен (Монте-Кассино). Его «Правила» первоначально были примяты около 620 года в аббатстве Отрив (епархия Альби), затем во Флери-сюр-Дуар (сегодня Сен-Бенуа). Этот монастырь скоро превратится в главный центр бенедиктинцев — сюда около 672 года монахи перенесут святые мощи своего покровителя из монастыря Мон-Кассен, разграбленного лангобардами. Но было бы неверно полагать, что оба течения в монашестве находились в состоянии конкуренции (такая точка зрения существовала очень долго). Последователи святою Колумбана еще до середины века стали главными пропагандистами «Правил» святого Бенедикта. Побывав несколько раз в Риме, они познакомились с «правилами» и приняли их — нужно было смягчить слишком суровый для континентальных условий аскетизм, свойственный ирландской традиции[50]. В самом Люксее аббат Вальдебер, второй человек, занимавший эту должность после Колумбана, решил около 630 года принять «Правила св. Бенедикта по обычаю Люксея». Большинство люксейцев, как, например, Филибер, перенесли этот устав в новые монастыри. В результате монахи Северной Галлии, отнюдь не отказываясь от обязательств распространять веру, были теперь связаны бенедиктинскими требованиями постоянною пребывания в монастыре и все более и более охотно посвящали себя изучению священных книг. Их монастыри превратились в VII веке в главные очаги духовной и интеллектуальной жизни на всем пространстве Галлии.
При всем этом еще не было ни одного иерархизированного религиозного ордена, каждый монастырь оставался независимой единицей, что весьма наглядно отражалось в отсутствии единою плана и единых структур, Так монастырь во Флери имел два храма; монастыри в Нивель, в Центум (ныне Сен-Рикье, дата основания 625 год) и в Фонтенеле (Сен-Вандрий, основан в 649 году) — по три храма каждый, а в Жюмьеже их было пять. Раскроем повествование об этом последнем монастыре, оно содержится в жизнеописании святого Филибера и относится к концу VII века, когда прочные постройки заменили ветхие хижины первого поколения монахов: «Именно тогда были предусмотрительно сооружены стены с башнями на квадратной площадке, а также прекрасные покои для гостей (…). За стенами открывается взорам мирная обитель, достойная монахов. В восточной стороне возвышается храм крестовидной формы (с алтарями, посвященными Деве Марии, святому Иоанну и святому Колумбану, а также с гробницей святого Филибера): на севере находится небольшой храм, воздвигнутый во славу блаженного мученика Дионисия и исповедника Жермена; слева храм Святого Петра, рядом часовня, посвященная святому Мартину, на юге склеп, где покоятся мощи святого Филибера, ставшие предметом поклонения. Монашеские кельи (постройка длиной в 90 м) занимают восточную сторону. Лучи, проникающие сквозь оконные вит ражи, освещают книги, делают их разноцветными, помогая глазам читателя. Внизу находится трапезная…» [51]. Здесь все подмечено: наличие литургического пространства, открытость миру и гостеприимство, монашеское общежитие и чтение священных текстов. Монастырь стал местом для молитвы и размышлений над Священным Писанием, но силой вещей монастырь превратился также в учреждение, приобщающее к чтению священных книг и к религиозной культуре. В своем уставе Вальдебер Люксейский должен был уточнить время, предназначенное для коллективного и индивидуального чтения, в то же время целый раздел правил посвящался образованию детей. Итак, в тот момент, когда на юге окончательно исчезла античная школа, на севере началось развитие монастырской школы. Ее отличала минимальная программа приобщения к чтению и письму, имевшая единственную цель — подготовить умы к пониманию и воспроизведению священных текстов. Таким образом, создались условия, позволявшие превратить монастыри Северной Галлии в очаги интеллектуального и художественного возрождения, имеющие исключительна духовное предназначение. Первый расцвет таких очагов можно наблюдать уже в последние десятилетия VII века. В Корби, Лаоне, Сен-Дени, Люксее, Сен-Мартене-де-Тур, Жюмьеже, Фонтенеле начинают работать большие скриптории — мастерские, в которых переписывались рукописи. На основе модели латинского письма в этих мастерских вырабатывается свой собственный графический стиль, знакомый нам по многим рукописям, вышедшим из их стен. В то же время для украшения фронтисписов и заглавных букв рукописей создаются мастерские миниатюристов. На их произведениях иногда лежит отпечаток античных традиций (примером может быть изготовленный около 700 года в Люксее и дошедший до нас прекрасный сакраментарий), но постепенно мастера начинают использовать типичные для нового искусства приемы заполнения пространства смелой цветовой гаммой. Во времена, когда Галлия обращает свои взоры к северу, решающую роль играют Британские острова. Примером влияния островного искусства может быть монастырь в Эхтернахе, который, напомним, был основан Виллибродом, англосаксонским миссионером, получившим образование в Ирландии. Первые поколения работавших там переписчиков продолжали подражать островному письму, а для художников-миниатюристов источником вдохновения стали иллюстрации знаменитого «Евангелия», несомненно привезенного в монастырь его основателем. Содержащиеся в книге изображения во весь лист символов четырех евангелистов свидетельствуют о чувстве пластичности и о высокой технике их авторов. О них вспомнят инициаторы «Каролингского Возрождения».
