П Перминов - Под сенью восьмиконечного креста (Мальтийский орден и его связи с Россией)
О взятии Мальты англичанами Ф. Ф. Ушаков узнал уже в Севастополе.
ПАПА И ИМПЕРАТОР
Весной 1799 года завсегдатаи столичных салонов, знавшие вспыльчивый характер Павла I, предсказывали неминуемый разрыв отношений между Россией и Ватиканом. Вскоре, однако, выяснилось, что предсказания эти были преждевременны. Аудитор нунция Лоренцо Литты аббат Бенвенутти получил позволение остаться в Петербурге. Сразу же после отъезда нунция он информировал Рим о том, что император продолжает питать большой интерес как к личности папы Пия VI, так и к католической религии. По словам Бенвенутти, император желал бы, чтобы высылка папского нунция из Петербурга не повлияла на его контакты со Святейшим престолом. Обширная переписка Бенвенутти с Римом, тщательно изученная и изданная директором славянской библиотеки в Париже М. Руэ де Журнель, позволяет в подробностях проследить за тем, как развивались отношения между Орденом и Россией в последние годы жизни Павла I 84.
Летом 1799 года произошло событие, еще больше укрепившее Павла I в его отношении к Мальтийскому ордену. 6 июля 1799 г. Гомпеш, остававшийся в Триесте, в личных письмах к Павлу I и австрийскому императору заявил, что он "добровольно слагает с себя титул великого магистра". "Добровольный" характер отречения Гомпеша сразу же вызвал сильные подозрения у папы, убежденного в том, что великий магистр действовал под давлением венского двора. Эти подозрения впоследствии полностью подтвердились. Сохранилось письмо австрийского императора своему представителю в Триесте прелату Маффеи, в котором ему поручалось сообщить Гомпешу, что в случае если он сам не отречется от титула великого магистра, то будет объявлен государственным преступником.
Тем не менее известие об отречении Гомпеша было воспринято в Петербурге с энтузиазмом. Казалось, ничто более не мешало официальному признанию за Павлом I титула великого магистра Мальтийского ордена.
Папа Пий VI умер в ссылке, так и не найдя выхода из создавшейся затруднительной ситуации. На папский престол всту-{128}пил новый папа - Пий VII. К этому времени большинство великих приорств, за исключением испанских, признавали русского императора великим магистром. Пий VII не мог не понимать, что, если он поддержит Испанию против России и большинства других великих приорств, это будет означать прекращение всяких связей между Россией и Ватиканом. На это вполне двусмысленно намекал и вице-канцлер граф Н. П. Панин. Подобный разрыв имел бы тяжелые последствия и для католицизма, позиции которого в России в последние годы существенно укрепились. Понимая это, Пий VII, продолжая линию своего предшественника, избрал тактику молчания как наиболее подходящую в данной деликатной ситуации. Он не одобрил, но и не осудил деятельность Павла I в качестве 71-го великого магистра Ордена Св. Иоанна.
Одновременно Рим начал нащупывать пути к тому, чтобы добиться согласия императора на принятие в Петербурге нового папского нунция. Способ для достижения этой цели в Риме представляли очень хорошо как из донесений аббата Бенвенутти, так и из дипломатических депеш неаполитанского посла в Петербурге герцога Серракаприола. "Император ничего не желает более, как поддерживать хорошие отношения со святым отцом, - писал Бенвенутти государственному секретарю Ватикана Консальи, - но при условии, что ему не будет отказано в титуле великого магистра (по этому поводу он не желает слушать никаких возражений); он охотно вступит в переговоры относительно других вопросов и примет того, кого будет угодно направить Его святейшеству в качестве нунция или в другом характере". В том же духе информировал герцог Серракаприола короля Фердинанда IV, поддерживавшего тесные контакты с папой.
Папа располагал еще одним каналом для получения информации из Петербурга. Известный иезуит отец Грубер сумел установить весьма доверительные отношения с русским императором. Грубер был довольно неординарной личностью. Он родился в Вене, воспитывался в тамошней иезуитской коллегии и получил обширные познания в истории, лингвистике, механике, гидравлике, математике, химии; он был также музыкантом и живописцем. Грубер превосходно говорил по-немецки, по-французски, по-итальянски, по-английски, по-польски и по-русски, а также был глубоким знатоком мертвых античных языков. Друг Жозефа де Местра, он одинаково уверенно чувствовал себя на церковной кафедре и в светской гостиной.
После уничтожения императором Иосифом II ордена иезуитов в Австрии Грубер, пользуясь покровительством Екатерины II иезуитскому ордену, перебрался в Белоруссию, в Полоцк, {129} который, однако, оказался слишком тесен для кипучей деятельности Грубера, и он направляется в Петербург. Поводом для этого явилось его желание представить некоторые собственные изобретения петербургской Академии наук. В русской столице Грубер посещал как Академию, так и дома некоторых влиятельных вельмож, излагая свои предложения об осушении болот, использовании водяных насосов, а также демонстрируя изобретенные им особые ножницы, предназначенные для резки тонкого сукна. Дорогу в императорский дворец ему открыли познания в медицине и кулинарии. Он сумел исцелить императрицу Марию Федоровну, страдавшую сильнейшей зубной болью, и получил привилегию готовить для Павла по утрам шоколад по особому рецепту иезуитов.
Деятельность Грубера увенчалась тем, что Павел I написал собственноручное письмо папе, испрашивая у него официального согласия на то, чтобы узаконить положение ордена иезуитов в России. Учитывая уровень обращения, папа был склонен положительно ответить на просьбу императора. Вместе с тем было решено использовать патера Грубера для того, чтобы убедить Павла I не настаивать на сохранении за ним титула великого магистра Мальтийского ордена и не увязывать это с назначением в Петербург нового папского нунция. Грубер принялся плести новые интриги. Находясь в самых лучших отношениях с аббатом Бенвенутти, он держал его в курсе своих бесед с императором. 30 ноября 1800 г. в письме к кардиналу Консальи Бенвенутти с удивлением сообщил, что в одной из конфиденциальных бесед Павел якобы признался Груберу: "Я католик сердцем".
Вопрос об отношении Павла к католицизму давно уже интересует историков. Русские дореволюционные биографы Павла отмечают то глубокое впечатление, которое произвело на великокняжескую семью посещение Рима в 1782 г. 85 Переписка Павла I с папами Пием VI и Пием VII, благожелательное отношение к патеру Груберу, приглашение Пию VI перебраться в Петербург все это также не прошло мимо внимания исследователей. И тем не менее, в русской исторической литературе установилось весьма скептическое отношение к свидетельствам некоторых мемуаристов относительно того, что Павел I в конце жизни был близок к тайной или явной перемене вероисповедания. Кроме того, сам характер деятельности иезуитов, всегда остававшихся верными заветам Игнатия Лойолы *, побуждает весьма ос-{130}торожно отнестись к оценке сенсационного признания, сделанного Грубером Бенвенутти.
Руэ де Журнель, внимательно изучившая переписку Бенвенутти, относящуюся к этому периоду, со всей определенностью заявляет, что в своих депешах в Ватикан он ни разу более не упомянул о склонности Павла к католицизму и тем более о его намерении перейти в католическую веру. В дошедшей до нас корреспонденции Грубера из Петербурга эта тема также более не затрагивается, хотя в беседах с ним Павел часто заговаривал о своей готовности принять Пия VII в России. В частности, в письме Грубера секретарю папы монсиньору Маротти от 21 декабря 1800 г. говорится: "Что касается состояния души нашего доброго императора, я добавлю, что еще несколько дней назад во время аудиенции он сказал мне: "Если папа ищет надежного убежища, я приму его как отца и защищу его всей моей властью". Чуть далее в том же письме он продолжает: "Как желает он, чтобы его церковь была объединена со святою Римскою церковью. Впрочем, об этом следует говорить только устно и с крайней осторожностью".
Из последней фразы Грубера французская исследовательница делает, на наш взгляд, недостаточно убедительно аргументированный вывод о том, что во время одной из конфиденциальных аудиенций Павел I дал Груберу какие-то доказательства того, что он действительно намерен принять католицизм. Логичнее было бы предположить, что заигрывание императора с представителем Ватикана и иезуитами было связано в первую очередь со стремлением добиться от папы признания за ним титула великого магистра Мальтийского ордена. Вместе с тем вполне очевидно и то, что в этой политической игре Павел I был готов дойти до опасной черты.
Три десятилетия назад в Неаполе, в так называемом архиве старого королевства были обнаружены документы, проливающие новый свет на события, происходившие в ближайшем окружении Павла I в последние месяцы его царствования. Эти документы собраны в небольшом досье, чудом сохранившем для нас переписку неаполитанского посла в Петербурге герцога де Серракаприола с Неаполем в конце 1800 года 86.
![Еремей Парнов - Мальтийский жезл [Александрийская гемма]](/uploads/posts/books/165752/165752.jpg)