Алексей Смирнов - Арабо-израильские войны
День 26 мая начался удачно для коалиции арабских государств. В этот день на севере после пятидневного сопротивления пал киббуц Яд-Мордехай. На юге во второй раз на обгоревшем дымоходе разрушенной столовой в центре киббуца Рамат Рашель пехотинцы полковника Абдель Азиза подняли египетский флаг. Первый раз они подняли его там 24 мая, а 25 мая евреи вновь отбили свое поселение. 26 мая, очевидно смирившись с его потерей, территориальные гвардейцы стали сооружать баррикады уже не перед, а за киббуцем, отгораживая его от Иерусалима.
...В этот день до полудня бронемашина Хаима Ласкова, уклоняясь от арабского огня, продолжала прочесывать пшеничные поля перед местечками Латрун и Бейт Джиз, подбирая убитых и раненых.
В 2 часа пополудни все было кончено. Всех уцелевших из батальона Зви Гуревица погрузили в автобусы, раненых и убитых в грузовики, и колонна убыла в направлении Хулда - Тель-Авив. В это время в штабе капитан Махмуд Русан просматривал десятки identification cards (удостоверений личности), подобранных на поле боя. "Они прибыли со всех концов света, чтобы забрать нашу землю", - заключил офицер, и этот тезис широко использовался арабской пропагандой позже.
По итогам первого сражения за Латрун "Хагана" официально признала 75 погибших, что несомненно было заниженной цифрой. Арабская сторона заявила о 800 убитых с еврейской стороны, что явно было преувеличением. Истина, наверное, была где-то посередине - на поле боя было подобрано 220 винтовок... В той спешке и неразберихе точные списки прибывших на пароходе "Каланит" так и не были составлены, и значительная часть этих иммигрантов пала на пшеничном поле перед бывшим постом полиции, кровью оплатив свое так и нереализованное право поселиться на "земле обетованной".
Мужчины и женщины с гордостью маршировали по той земле, которую веками топтали подошвы иноземцев.
Впервые подпольная "армия теней" вышла на солнечный свет. Задрав подбородки и размахивая руками в стиле солдат Его Величества - что моментами выглядело весьма комично, - они проходили перед импровизированной трибуной, установленной во дворе Института имени Эвелин Ротшильд.
Открыто бросая вызов британским властям, "Хагана" организовала в самом центре Иерусалима свой самый первый в истории парад. Это было по-своему уникальное зрелище - мужчины в цивильных пиджаках или рабочих комбинезонах, иногда в солдатских френчах или офицерских кителях, женщины в шортах и брюках.
На головах - оливкового цвета пилотки из списанного имущества US Army, английские каски в форме суповой тарелки и даже черные или вышитые тюбетеечки евреев-ортодоксов. Таким же разномастным было и их вооружение.
Давид Шалтиель принимал парад, стоя на трибуне посреди группы своих офицеров. Это была его идея организовать подобное прохождение своих войск на глазах у жителей, чтобы укрепить их дух, показать, что их есть кому защитить, и хотя бы в какой-то мере устранить тот страх, что испытывали многие евреи накануне решающего дня 15 мая.
Перед ним прошел почти полный состав имеющихся в его распоряжении сил - три батальона регулярной "Хаганы", несколько подразделений территориальной гвардии и с полудюжины рот, составленных из новобранцев молодежной организации "Гадна". Размещенный в городе один батальон бригады "Харель" был ему не подчинен. А группы "Иргун" и "Штерн", представлявшие собой что-то вроде диверсионно-партизанских отрядов экстремистского толка, открыто заявляли о своей неподчиненности никому.
Каждый солдат имел свой пистолет или винтовку, а вот имевшееся коллективное вооружение могло вызвать у знатоков только снисходительную улыбку. Три года спустя после Хиросимы исход битвы за Иерусалим зависел от наличия или отсутствия нескольких пулеметов с боезапасом к ним. Накануне 14 мая коллективное вооружение евреев включало 3 (!) тяжелых пулемета австрийского происхождения марки "Шпандау" (что-то вроде нашего "Максима"), 70 ручных пулеметов, 6 минометов калибра 81 мм, 3 "Давидки" и дюжину автомобилей, защищенных листами металла, которые считались "броневиками" и составляли еврейские "бронесилы" на тот период.
Каким бы смехотворным ни казался этот еврейский потенциал, он все равно на порядок превосходил тот, что мог ему предложить внутри города арабский противник. Впервые со времен Саладина и Годфруа де Буйона (французский аристократ и полководец, покоритель Иерусалима в эпоху Крестовых походов) перед Шалтиелем раскрывались головокружительные перспективы захвата колыбели трех религий и земли, почитаемой всем человечеством.
Наверное, он был самым подходящим командиром для решения этой задачи. Размышления его были следующими: конечно, можно было бы попытаться нанести один сокрушительный удар, но так как решающего преобладания в силах не было и не предвиделось, то всегда оставался риск, что удар провалится и в этом случае Иерусалим будет открытым для вторжения арабов.
Поэтому после долгих вечерних размышлений он предложил следующее: путем маневра и переброски с места на место немногочисленного резерва
на северном участке вытеснить арабов из квартала Шейх Джерра и установить прочную связь с еврейским анклавом на горе Скопус;
на центральном участке занять общественные здания в центре города и, самое главное, все освобождаемые объекты в Бевинграде;
в южном секторе провести "зачистку" во всех кварталах, соседствующих с Катамон - Талбия - Мекор Хаим, и обеспечить сообщение с киббуцами Рамат Рашель и Кфар Этцион.
На все это отводился срок в 24-48 часов с момента часа "Ч", то есть вывода британских солдат после окончания мандата, при этом подразумевалось, что солдаты "Хаганы" должны были в буквальном смысле "наступать им на пятки".
Еще 24 часа резервировалось на всякого рода непредвиденные ситуации плюс подготовку и, спустя 72 часа войска должны были пойти на штурм бастионов Старого города.
План был одобрен на заседании штаба и получил название операция "Фурш" (Вилка).
Но в нем не указывался самый главный и непредсказуемый элемент - каков будет промежуток времени между часом "Ч" и появлением на окрестных холмах грозных силуэтов трехосных "Харрингтонов" характерной песчаной раскраски. После этого указанный план и всю операцию "Фурш" можно было считать аннулированной.
Арабский штаб находился, естественно, в стенах Старой крепости, кстати, совсем недалеко от тех стертых каменных плит, по которым человек, называемый Сыном Бога, ушел в свой последний путь. Размещался он в помещении школы "Рауда". Некоторые из арабов когда-то ходили сюда учениками, сейчас же они заняли эти классные комнаты совсем в другом качестве.
Но если штаб Шалтиеля действительно напоминал настоящий командный пункт, то его арабский аналог был похож скорее на восточный базар. Люди приходили, уходили, толкались в коридорах, тут же молились и ели. Копии Корана лежали на столах вперемешку с военными картами. Тут же складировались ружья, патронташи, ящики ручных гранат. Сюда приходили многочисленные арабские добровольцы, надо полагать, неоднократно заглядывали за свежими новостями и Абрам Жиль с коллегами из будущего "Моссада".
Подлинную трагедию для арабской стороны составляли не люди и даже не оружие, а трагическое отсутствие подлинных руководителей. Единственный, кто мог действительно сорганизовать эти толпы, уже несколько недель покоился под кустом мимозы возле Мечети Омара. Назначенный вместо Абделя Кадера Халед Хуссейни, происходивший из того же клана, совсем не обладал тем магнетизмом, которым славился его предшественник. Другие вожди больше занимались внутренними интригами, чем реальной подготовкой к сражениям. А вот такой персонаж, как Фавзи Эл-Кутуб, который не имел хорошего образования и в сущности был недалеким человеком, правильно оценил обстановку и публично охарактеризовал штабистов как "сборище спекулянтов, трусов и британских агентов". Он вообще там не появился ни разу, предпочитая вести с сионистами свою личную войну. Точно так же были настроены и многие другие "лейтенанты" и "капитаны" арабских формирований. Накануне решающей схватки никто и не думал всерьез о соединении своих сил в единую армию, под единым командованием, чтобы дать отпор сионистам. Горькое осознание свершившегося придет к палестинцам позднее.
Пока будем констатировать, что раздробленность арабских сил никак не компенсировалась их числом. Накануне 15 мая боевой состав мусульманских отрядов не превышал трех тысяч человек, из них две тысячи составляли "Воины джихада", а из оставшейся трети самой серьезной боевой единицей считалась полицейская бригада из 600 иракцев под командованием ливанца Мунира Абу Фаделя; меньшую ценность представляли добровольцы и просто искатели приключений, вплоть до марокканцев и представителей пуштунских племен.
Даже Исмаил Сафуат наконец-то "проснулся". В порыве несвойственного ему реализма он так охарактеризовал сложившуюся обстановку (в своем послании к Лиге): "...ситуация близка к критической, наши силы понесли большие потери, а противник все усиливает нажим... Эль-Кодс должен быть удержан любой ценой, даже если придется сдать территории на других участках".
