Сергей Максимов - Русские воинские традиции
В славянских быличках и мифах поединки и битвы – характерная черта поведения мифологических персонажей. В их числе наиболее известные поединки между мифологическими персонажами, ведающими атмосферными явлениями (тучами, градом, ветрами), и колдунами типа облакопрогонников, которые борются с ними.
Одним из ярчайших и убедительнейших подтверждений «объединяющей международности» русского эпоса является тот факт, что Русь, а подчас даже и сами герои ее эпоса вошли в эпосы других народов Евразии. Так, объединяющий герой русского эпоса князь Владимир является (под именем Вальдемар) героем исландского эпоса, прежде всего «Саги об Олафе Трюггвассоне», записанной в ХII в., но в устной традиции возникшей, несомненно, раньше (норвежский король Олаф был современником Владимира).
Гусляр поющий. Художник А.П. Рябушкин
В норвежской «Саге о Тидреке Бернском» Владимир (Вальдемар) выступает уже рядом с Ильей (Илиас), который представлен здесь как побочный брат Владимира. Действие саги развертывается непосредственно на Русской земле (Ruszialand), упоминаются Новгород (Holmgard), Смоленск (Smaliski), Полоцк (Palltaeskiu) и т.п. Сага была записана в 1250 году, но западные исследователи относят ее возникновение ко времени не позже Х века. Наконец, Илья Русский (Ilias von Riuzen) – герой ряда произведений германского эпоса, прежде всего поэмы «Ортнит», записанной в 1220 – 1240 годах, но сложившейся намного ранее.
Русь заняла выдающееся место в эпосе Юго-Востока – в поэме Низами Ганджеви «Искендер-наме», созданной в конце XII века, а точнее, в первой книге этого произведения – «Шараф-наме» («Книга о славе»), где описываются подвиги великого Искендера (то есть Александра Македонского). Шестая часть «Шараф-наме» (более 2000 строк) посвящена изображению его битв с русским войском, которое во главе с Кинтал-Русом вторглось в Закавказье. Речь идет о действительно имевших место нескольких походах Руси в города восточной части Закавказья, совершившихся в IX и Х вв. Русские воины предстают настоящими богатырями, и лишь в седьмом по счету сражении Искендер побеждает Кинтала, а затем заключает с ним почетный мир.
Очерченные выше проявления русского героического эпоса на огромном пространстве от Норвегии до Византии и от германских земель до границы Ирана дают представление об энергии и активности исторического бытия Руси в героическую эпоху ее юности, что и отражено в народных сказаниях.
Что касается отсутствия такого жанра, как «эпопея», на Руси, то В.Я. Пропп убедительно показал, что «эпос любого народа всегда состоит только из разрозненных, отдельных песен. Эти песни обладают внутренней цельностью и до некоторой степени внешней объединяемостью... эпос обладает не внешней целостностью, а внутренним единством, единством образов героев, одинаковых для всех песен, единством стиля и, главное, единством национально-идейного содержания... Подлинный эпос всегда состоит из разрозненных песен, которые народом не объединяются, но представляют собой цельность. Эпопея же внешне едина, но внутренне мозаична... Эпос, как мы видели, целостен по существу и разрознен по форме своего выражения».
После побоища Игоря. Художник В.М. Васнецов
Русские былины, ждавшие своей записи несколько столетий, не объединились в эпопею, как это сделали поздние «усовершенствователи» на Западе («Песня о Нибелунгах», «Песня о Роланде»). Передача эпоса в устной традиции имела свои недостатки (поэтические искажения), но есть и преимущество перед теми или иными записями, ибо в определенных отношениях она вернее сохраняла изначальную природу эпоса.
Исполнителями, а очень часто и слагателями песен и былин были замечательные древнерусские хранители традиций, артисты, музыканты и поэты, известные под именем баянов, гусляров, скоморохов. Недаром в самих былинах они выводятся исполнителями былин, истинными артистами, от «умильной игры которых все князи и бояре те, и все эти русские богатыри, все же за столом призадумались, все же призаслухались».
Единый некогда массив мифологии распался со временем, породив два направления: воинские обряды и богатырские сказки, былины и предания.
ВОЛШЕБНЫЕ СКАЗКИ С ВОИНСКИМ СМЫСЛОМ
Древние люди думали, что каждое племя, род происходят от какого-то предка-животного. Такой предок называется тотемом, а верования – тотемизмом. Можно думать, что сказочные Медведь, Волк, Орел, Сокол, Ворон Воронович – воспоминание о тех временах, когда люди верили в тотемы.
Мир волшебной сказки – мир многобожия, т.е. язычества. Человек соприкасается в них с древними властителями природных и потусторонних сил: Солнце, Месяц, Ветер, Мороз, водяной, морской царь, леший, колдун, ведьма...
Волшебными навыками перевоплощения проникнута и первая в древнерусской литературе воинская повесть «Слово о полку Игореве», основой поэтики которой, скорее всего, являлись волшебные сказки. Об этом свидетельствуют и магические превращения в «Слове» человека в животное или птицу в образах вещего Бояна, Всеслава Полоцкого, князя Игоря и Овлура, а также Святослава Киевского.
На протяжении веков, несмотря на попытки дословного пересказа, происходил процесс искажения и забывания исходного смысла древних мифов и историй. То же самое произошло и с нашими боевыми сказаниями.
Начинается волшебная сказка с того, что главный герой по тем или иным причинам покидает родной дом и обычный мир. Поиски, сражения – все, что совершает персонаж волшебной сказки, чаще всего происходит в чужом, странном мире: в медном, серебряном, золотом царстве или в далеком тридевятом (за тридевять земель) царстве тридесятом государстве. Домой же герой возвращается уже преображенным воином– победителем.
Самый любимый герой сказки – солдат. Ловкий, находчивый и в слове и в деле, смелый, все умеющий, неунывающий. Он изгоняет чертей из барского дома, из церкви, обыгрывает их в карты, поскольку полагается на добрую силу. В одной из сказок солдат настолько запенял нечистую силу, что, когда он умер и попал в ад, черти постарались выпихнуть его обратно на землю.
Несведущего человека в старинных неадаптированных сказках может поразить их жестокость. Например, герою отрубают пальцы. Или один человек просит другого рассказать какую-нибудь историю. Хорошо, говорит второй, я расскажу, но если перебьешь меня – ремень из спины вырежу. Эти древние детали – наследие времен суровых, а также, вероятно, напоминание об обряде инициации, во время которого юношам приходилось терпеть боль и всяческие лишения.
До нашего времени многие воинские заветы дошли в виде обычных сказок со скрытым воинским смыслом, который объясняется устно в виде комментариев…
СКАЗКА «ПО ЩУЧЬЕМУ ВЕЛЕНЬЮ»
(Из сборник А.Н. Толстого)
Жил-был старик. У него было три сына: двое умных, третий – дурачок Емеля.
Те братья работают, а Емеля целый день лежит на печке, знать ничего не хочет.
Один раз братья уехали на базар, а бабы, невестки, давай посылать его:
– Сходи, Емеля, за водой.
А он им с печки:
– Неохота...
– Сходи, Емеля, а то братья с базара воротятся, гостинцев тебе не привезут.
– Ну ладно.
Слез Емеля с печки, обулся, оделся, взял ведра да топор и пошел на речку.
Прорубил лед, зачерпнул ведра и поставил их, а сам глядит в прорубь. И увидел Емеля в проруби щуку. Изловчился и ухватил щуку в руку.
– Вот уха будет сладка!
Вдруг щука говорит ему человечьим голосом:
– Емеля, отпусти меня в воду, я тебе пригожусь.
А Емеля смеется.
– На что ты мне пригодишься? Нет, понесу тебя домой, велю невесткам уху сварить. Будет уха сладка.
Щука взмолилась опять:
– Емеля, Емеля, отпусти меня в воду, я тебе сделаю все, что ни пожелаешь.
– Ладно, только покажи сначала, что не обманываешь меня, тогда отпущу.
Щука его спрашивает:
– Емеля, Емеля, скажи, чего ты сейчас хочешь?
– Хочу, чтобы ведра сами пошли домой и вода бы не расплескалась...
Щука ему говорит:
– Запомни мои слова: когда что тебе захочется скажи только: «По щучьему веленью, по моему хотенью».
