Сборник статей - Неизвестная война. Правда о Первой мировой. Часть 1
Гинденбург в своих воспоминаниях говорит, что сражение разбилось на ряд «изолированных боев». Такая оценка вполне соответствует истине. Напрасно искать в этих боях проявление какого-то плана. И то, и другое командование неоднократно выпускало из рук управление войсками. Германский штаб отдавал приказы, которые часто не исполнялись, отдельные командиры действовали по собственной инициативе. В течение первой половины дня командование 8-й немецкой армии потеряло связь с 17-м корпусом и даже не имело представления, где он находится. Это говорит о том, что никакой превосходной организации и отлаженного механизма в немецкой военной машине не было, как не было и превосходно продуманного и исполненного плана окружения русских войск. В этом сознается и сам Гинденбург: «Нервировало и то, что другую дивизию 20-го армейского корпуса – 37-ю пехотную – в это утро не могли нигде найти, она исчезла бесследно. Штаб армии был бессильным зрителем происходящего»[154]. 26–28 августа происходило сумбурное давление германцев на центр и фланги 2-й армии, заставившее ее отступить на несколько километров, но не закончившееся прорывом ее позиций. В этот момент Гинденбург после понесенных тяжелых потерь его армией уже отказался от плана окружения и докладывал в ставку: «Сражение выиграно, преследование завтра возобновится. Окружение северных корпусов, возможно, более не удастся»[155]. Он решает ограничиться лишь преследованием отходящей 2-й армии.
Но для организации преследования необходимо было навести порядок в собственных частях, что было крайне непростой задачей, т. к. немецкое командование все еще не знало, где находится 37-я дивизия. Она в это время блуждала в лесах, в окрестностях Гогенштейна и Надрау. В ночь с 28 на 29 августа Каширский полк 13 корпуса, отступая, организовывал засады, обрушивая внезапный огонь на противника из укрытий. Участник боев Каширского полка, оставленного в арьергарде, рассказывает: «Около 5–6 утра из леса вышла большая немецкая колонна. Колонна шла без охранения. Это была 37-я пех. дивизия. Когда голова колонны подошла шагов на 600–800, по ней был открыт ураганный картечный, пулеметный и ружейный огонь, доведенный до стрельбы почти в упор. Немцы не выдержали и обратились в бегство, оставив на поле груды убитых и раненых. Через час то же повторилось с колонной, вышедшей из леса северо-западнее (дивизия ген. Гольца). После этого наступление затихло до 11 часов»[156]. Этот частный успех вдохнул новые силы в измотанные до предела и голодные войска, не получавшие хлеба уже вторые сутки. Отход корпуса продолжался более организованно.
Но в это время, в ночь с 28 на 29 августа генерал Мартос со штабом 15 корпуса, направляясь в Нейденбург и не зная, что он уже в руках немцев, нарвался на войска противника. Его штаб был расстрелян из пулеметов, а сам он был захвачен в плен. Это событие имело крайне пагубные последствия для отступающих войск. Армия не просто лишилась самого доблестного и профессионального командующего корпусом, это был тяжелый психологический удар для всей армии. Когда утром 29 августа слухи о гибели или пленении Мартоса стали распространяться в войсках, многие пали духом – сопротивление им казалось бессмысленным. Руководить всем отходом 15, 13 и частей 23-го корпусов было возложено на Клюева, который хоть и был вполне способным командующим, но ему явно не хватало твердости и опыта, которые были у Мартоса.
Между тем, утром 29 августа немцы начали преследование и давление с неослабевающей силой на отходящие русские войска. Отступление 2-й армии сопровождалось ожесточенными арьергардными боями. За 15-м корпусом немцы шли по пятам, но опасались его решительно атаковать после полученного отпора в предыдущих боях. 13-й же корпус подвергся мощным атакам. На 143-й Дорогобужский полк, находившийся в арьергарде корпуса, обрушился чудовищный по своей силе огонь немецкой артиллерии. Под ее прикрытием немцы выдвинули на близкую дистанцию свои пулеметы и начали беспощадно косить дорогобужцев. Доблестный полковник Кабанов, бывший для дорогобужцев высшим авторитетом к тому моменту погиб. Командир 13-го корпуса Клюев писал: «Прикрывавший тыл 143-й пехотный Дорогобужский полк во главе с доблестным командиром полка, полковником Кабановым, имел славный бой с немецкой бригадой в 10 верстах к югу от Алленштайна. Целый день сдерживал он атаки немцев, три раза отбрасывая их штыками. Командир полка был убит, и остатки полка присоединились к корпусу лишь к ночи. На месте боя было похоронено 600 немцев, как значится на надгробном памятнике». Полк был отрезан от своих отступающих частей. Оставшиеся в живых офицеры понимали, что под таким смертоносным огнем они долго не продержатся, было принято решение прорываться на восток. Перед атакой они срезали с древка полотнище знамени своего полка. Неся в первых рядах тело своего погибшего командира, подобно знамени, остатки Дорогобужского полка бросились в свою последнюю атаку. Так описывает этот эпизод Богданович:
«Жутко-торжественное зрелище представляли собою ожесточенные атаки остатков этого несравненного батальона, шедшего в последние схватки в сопровождении полковой святыни – знамени и тела убитого командира – полковника Кабанова. Как будто из глубины веков вошел в этот день нашего, чуждого мистики XX столетия, забытый доисторический ритуал, когда воины шли в заключительный смертный бой, неся труп своего убитого вождя. Полковник Кабанов был мертв телом, принимавшим еще новые и новые посмертные раны, но неукротимый грозный дух его был жив, как никогда в его соратниках. После его физической, материальной смерти тела бессмертный дух командира целиком охватил Дорогобужцев»[157].
Те из дорогобужцев, кто уцелел под огнем 36-й немецкой дивизии и прорвался в первую линию противника, все полегли в отчаянной рукопашной схватке. Но две роты дорогобужцев, которые были прижаты со всех сторон к Вульпингскому озеру в районе Доротово, еще продолжали яростное сопротивление, казавшееся совершенно безнадежным, однако никто в плен не сдавался. Эти роты таяли с каждой минутой, но отбивались с отчаянием обреченных, нанося противнику не меньший урон. Бои происходили на топком берегу озера, заросшем густым камышом. В центре озера было несколько десятков островков, куда на лодках под артиллерийским и пулеметным огнем пытались добраться русские солдаты. Удалось это сделать лишь нескольким десяткам, которые через несколько дней были обнаружены немцами в совершенно изможденном от голода и бессознательном состоянии. Еще два десятка солдат и офицеров, не пожелав сдаваться, все же смогли переправиться вплавь на другой берег озера. Все остальные 500 бойцов 143-го Дорогобужского полка приняли геройскую смерть на берегу Вульпингского озера.
Этот эпизод сражения впоследствии оброс легендами, и основная рассказывала о том, что почти вся 2-я армия была истреблена и потоплена в болотах Восточной Пруссии благодаря гениальному немецкому командованию.
С полудня 37-я немецкая пехотная дивизия с запада и 1-я ландверная с северо-запада атаковали хвосты и обозы 13-го корпуса. Но на их пути встал арьергард из 144-го Каширского полка под командованием Каховского. Ему на некоторое время удалось остановить прорыв противника – в полной неразберихе две немецкие дивизии по ошибке поливали огнем друг друга. В это время Каширский полк удачно контратаковал 1-ю ландверную дивизию, она понесла большие потери. Части ландвера уже собирались отступать, когда немцы наконец разобрались и перенесли огонь орудий на Каширский полк. Как рассказывает участник боя: «Огонь был чрезвычайно сильный, стреляло не менее 100–150 орудий. Издали казалось, что каширцы вместе с землей приподняты в воздух. Спастись удалось немногим…»[158]. В этот момент Каховский приказал играть и бить «атаку» и с развернутым знаменем в руках первый бросился на врага. Каширцы с громовым «ура» обрушились на противника. Но силы были неравные. Последовал короткий, но жестокий штыковой бой, в котором геройски погиб полковник Каховский, а 144-й Каширский полк закончил свое существование. Не удалось установить, что стало со знаменем полка, но точно известно, что ни полотнище, ни древко германцам не досталось.
Немцы предприняли попытку отрезать и уничтожить 13-й корпус на перешейке у деревни Шведрих. После полудня они начали штурм перешейка, но русские арьергарды, несмотря на тяжелые потери все же держались из последних сил и даже переходили в атаку, вновь и вновь с отчаянной решимостью отбрасывая противника. Большая часть арьергарда погибла, не успев переправиться через горевшие мосты, но к этому времени ядро 13-го корпуса уже успело переправиться и пройти через объятый пламенем Шведрих. Немцы также понесли тяжелые потери.
К вечеру 29 августа кольцо вокруг центральных 15, 13-го и половины 23 корпусов все более сужалось, но оно еще не было замкнуто, оставалось немало коридоров в юго-восточном и восточном направлениях, которые немцы не успевали полностью перекрыть, несмотря на лихорадочные попытки покончить как можно скорее с Самсоновым, чтобы развернуться против шедшего ему на помощь Ренненкампфу. Германские заслоны еще были недостаточно сильны, чтобы остановить отступающие русские части. Но в то же время из-за отсутствия общего руководства, людьми начинает овладевать мысль о безнадежности своего положения. Однако эти настроения, несмотря на всю неимоверную тяжесть отступления, еще не стали преобладающими, и прорыв из окружения продолжается в ночь с 29 на 30 августа.
