Юрген Торвальд - Кровь королей
– Видишь, Мария, – обратился он к Вишняковой, – я всегда говорил тебе, что животные тоже могут разговаривать. А ты не веришь…
– Конечно, могут, – сказал Распутин. – Когда я был такого возраста, как ты, то в конюшне отца слыхал, как разговаривают лошади, и научился их языку…
– Тогда расскажи мне, как разговаривают лошади. Я тоже хочу понимать, что они друг другу говорят…
– Конечно, расскажу, Алеша, – сказал Распутин и еще раз положил руку на лоб царевича и не убирал ее, пока говорил. – Завтра, – продолжил он, – я буду тебе рассказывать дальше. Сегодня уже поздно, тебе пора спать. Слышишь, пора спать. Чувствуешь, как ты устал? Ляг снова. Ляг, как ты всегда лежишь, когда спишь…
– Но завтра ты обязательно приходи, батюшка, – прошептал мальчик. – Ты мне еще много расскажешь…
– Непременно приду. А теперь ты устал… – Распутин снова погладил царевича по лбу. – Теперь ты заснешь и увидишь хороший сон про животных в Сибири. Может быть, они уже этой ночью будут разговаривать с тобой. Слышишь? Ну, засыпай…
Царевич закрыл глаза. Распутин прислушался к его дыханию. Алеша спал, дыша ровно, по-видимому, без боли.
Царь и царица невольно придвинулись к кровати, и лишь почтительный страх перед императорской четой не позволил Вишняковой сделать то же самое и убедиться в том, что произошло чудо. Императрица низко склонилась над лицом ребенка. Прикоснувшись губами ко лбу, проверила температуру. Услышала спокойное дыхание. Увидела улыбку на губах, которые уже не были такими бледными…
Затем она неожиданно повернулась к Распутину и опустилась перед ним на колени. Схватила его руки и покрыла их поцелуями. Император безмолвно стоял позади нее.
Распутин перекрестил императрицу, говоря:
– Верь в силу моей молитвы, и твой сын будет жить.
Потом он повернулся к двери, и Вишнякова проводила его обратно к выходу, вблизи которого ждал экипаж Станы Николаевны.
11
Такие события произошли поздним вечером того дня, когда я на время уехал из Царского Села.
На следующий день я попытался расспросить Вишнякову. Рассказанное ею ясно подтверждало: Распутин обладал гипнотической силой. Я вспомнил о том завораживающем впечатлении, которое произвел на меня Распутин при первой встрече несколько лет назад. Но недостаток знаний и скепсис тогдашних врачей в отношении медицинских возможностей гипноза не позволяли мне верить, что Распутин сможет в течение долгого времени воздействовать на объективное состояние царевича, и я решил подождать. Деревенко, конечно, склонялся к моей точке зрения.
В психических воздействиях на органические заболевания он разбирался еще меньше, чем я. Кое-какие сведения о гипнозе я получил в больнице Сальпетриер и в школе Шарко в Париже.
– Что же будет дальше? – спросил я. – Распутин продолжит свою медицинскую деятельность?
– Да, – сказал Деревенко. – Его снова ждут сегодня в девять часов вечера.
– Вам или мне будет позволено присутствовать на этом сеансе?
– Нет, – сказал Деревенко. – И от вас, и от меня требуется лишь медицинское подтверждение достигнутых результатов. Их величества так впечатлены успехом лечения, что восторженно восхваляют этого дурно пахнущего чудотворца. Если успех будет сопутствовать ему и дальше, наши услуги больше не понадобятся – во всяком случае, до тех пор, пока чудо будет продолжаться. Меня, может быть, оставят на всякий случай. Вы сможете снова полностью вернуться к своим пациентам. И я думаю, при создавшихся обстоятельствах для вас это очень удачный выход…
Я покинул Царское Село со смешанными чувствами, не рассчитывая, что вернусь. Однако назавтра в полдень за мной снова приехал адъютант. Я был настроен крайне скептически. Но увидел, что царевич сидит в кровати прямо. Температуры не было. Он мог двигать бедром, почти не испытывая боли, и кровоизлияние на удивление быстро рассасывалось.
В лице Вишняковой читался наивный триумф.
– Это природная сила нашей русской земли, – сказала она. – У нас дома, в моей деревне, была бабушка Вланка. Она заговорит рану – и вылечит. Но он еще сильнее. Он святой…
Деревенко не видел Распутина. Но из разговора с Вишняковой я понял, что Распутин снова воздействовал посредством гипнотических пассов и внушения.
За несколько часов до моего прихода произошло еще нечто не совсем обычное. Алексей Николаевич пожаловался на легкую боль. Императрица позвонила великой княгине Стане по телефону, чтобы найти Распутина и вызвать его в Царское Село. Распутин сам оказался у аппарата и попросил соединить его с царевичем. Императрица дала трубку сыну, и Распутин сказал мальчику:
– Послушай, Алешенька, мальчик мой. У тебя что-то болит? Это ведь неправда. У тебя ничего не болит. Я тебе говорю, у тебя ничего не болит. Слышишь, твоя нога больше не болит. Ложись снова и засыпай…
После этого царевич заснул.
Разговор по телефону стал для меня новым доказательством гипнотической связи, установившейся между Распутиным и царевичем. Я нашел следующее объяснение для быстрого исчезновения проявлений болезни: температуру вызвала не инфекция, а сильное давление на брюшину. Благодаря расслаблению, которого Распутин добился внушением, это давление исчезло. Кровотечение, вероятно, прекратилось еще перед появлением Распутина. В результате полного расслабления пораженной области кровоизлияние быстро рассосалось. Я придерживался этого объяснения и позднее, хотя и не отрицал, что не могу объяснить всего.
В тот же вечер я был приглашен на консультацию к баронессе Розен. Поводом стало мнимое ущемление грыжи, но судя по всему, это был лишь предлог. Вскоре она откровенно спросила:
– Говорят, что Распутин при дворе чудесным образом вылечил царевича. Чем болеет малыш?..
Я отвечал:
– Вы ведь не ждете от меня ответа.
– Ну, говорят, что у него гемофилия и что Распутин спас его от смерти, к которой могла бы привести потеря крови, – сказала она. – Можете не отвечать – я знаю это и так… Но…
На ее лице вдруг появилась неприкрытая ненависть.
– Но, – повторила она, – то, что черногорки завладели этим крестьянином в подходящий момент, после того как он стал известен сначала в моем салоне, – это сознательное вероломство…
Я не ответил, и она сказала:
– Я могу предсказать, что будет дальше. Если у царевича гемофилия, он неизлечим, и пока он жив, приступы будут следовать один за другим. Ни один врач не сможет ему помочь, но если Распутину заговорами и молитвой удастся останавливать кровотечения снова и снова, тогда с сегодняшнего дня для императора и императрицы он станет незаменимым.
Она язвительно добавила:
– Они оба так измучились, чтобы родить этого слабого отпрыска, что пожертвуют всем, лишь бы сохранить ему жизнь. Распутин станет их богом. Представьте себе влияние, представьте себе власть, которую сможет получить наш святой крестьянин! И представьте себе могущество тех, кто держит этого крестьянина в руках и обеспечивает ему доступ к царской чете!..
Меня слишком занимало объяснение медицинских процессов, чтобы думать о политических интригах.
– Однако черногорки обманутся, – злорадствовала баронесса. – Григорий Распутин – крестьянин. Он необразован, у него больше инстинкта, чем разума. Но он достаточно хитер, чтобы самому воспользоваться своим влиянием. У него будет такая власть, что по сравнению с ним доктор Филипп и другие покажутся жалкими дилетантами… Вы еще вспомните мои слова…
С этим она отпустила меня, и больше я никогда ее не видел. Но зато у меня действительно была возможность задуматься над ее словами, и не раз. Все ее пророчества исполнились.
12
В течение пяти лет, до 1912 года, меня больше не приглашали в Царское Село. Но несмотря на это, из третьих уст и от пациентов, приближенных ко двору, я знал о событиях в жизни царевича достаточно, чтобы представить себе его дальнейшую судьбу. Если верить рассказам, Распутину – вопреки всем моим ожиданиям – все же удалось если не излечить гемофилию полностью, то по меньшей мере предотвращать критические ситуации, опасные для жизни мальчика, или справляться с ними. Из-за этого феномен Распутина не давал мне покоя.
Я использовал все мои связи, чтобы подробно узнать о прошлом сибирского «святого», о его жизни и характере. А когда в сентябре 1912 года меня совершенно неожиданно снова вызвали к постели больного царевича, я знал о Распутине, пожалуй, больше, чем большинство моих современников в Петербурге. Своими знаниями я по большей части обязан тому факту, что у одного из важных чинов тайной полиции, приближенного к царскосельскому двору, летом 1908 года из-за камней в почках началось воспаление, и спасла его операция в моей клинике.
Я узнал следующее. Григорий Ефимович Распутин родился в 1863 году в Сибири, в деревне Покровское Тобольской губернии. Таким образом, во время моей первой встречи с ним ему было уже сорок лет. У его отца, зарабатывавшего на жизнь извозом, было маленькое крестьянское хозяйство в Покровском.
