Андрей Сахаров - Владимир Мономах
В великий пост друг у друга не собирались, каждый
сидел на своем дворе, но едва свершилась пасха, к к Чернигов будто подменили - что ни день, то пиры - на дворе у Всеволода, у Туки, у Мономаха. И чем ярче расцветала весна, чем шумней становились пиры в княжеских и боярских хоромах, тем мрачнее выглядел на них Олег Святославич.
Вот уже несколько месяцев Олег, выгнанный Изясла-вом из Владимира-Волынского, жил в Чернигове при дяде, князе Всеволоде. Позади было пусть и но столь важное, как Чернигов, Переяславль или Новгород, но самостоятельное княжество, где он был полным хозяином. К тому же волынская земля была боевым приграничьем с ляхами и уграми, здесь порой завязывались тугие узлы распрей с иноземными владыками, и князь владимиро-волынский испокон века был заметным человеком на Руси.
В Чернигове же он был никем. Кажется, что все здесь его, родное. Это его прирожденная отчина. Здесь он увидел свет, крестился в соборе Спаса, здесь в этом же соборе лежат сейчас останки его отца и старшего брата. Он вырос в этих хоромах, где ныне обретаются его стрый Всеволод и двоюродный брат Владимир, он воевал на этих крепостных стенах; отроком, как и другие молодые князья, взял впервые в руки меч и щит; он знал каждую дорогу в лесах, что окружали Чернигов, все звериные ло-вы, все выходы в чистое поле, откуда шли черниговские дружины против степняков. Он стал здесь взрослым князем, отсюда ушел княжить на свой первый стол. Весь Чернигов знал княжеских сыновей, и они знали здесь всех и каждого, и вот теперь нет отца, и круто изменилась вся жизнь. Глеб погиб, Роман обретается в далекой застепной Тмутаракани, а он, Олег, стал князем-изгоем, как те князья, чьи отцы никогда не выходили в первый ряд княжеской лествицы и умирали на малых столах. Его же отец был великим князем, он добыл престол в союзе с братом Всеволодом, и теперь Всеволод, забыв прежнюю дружбу с отцом, ради своей корысти и корысти своего сына помогает Изяславу изменить лествичный порядок на Руси, рушит древние закопы, заветы старого Ярослава.
Олег по-прежнему был дружен с Мономахом. Всю весну они провели вместе, ходили охотиться на вепря и на всякую весеннюю перелетную птицу, били ее соколами, стреляли из лука. После охоты Олег звал Владимира в свои хоромы - в ту часть бывшего Святославова дворца,
которую отвел для него Всеволод. Там опи пили малиновый мед, говорили о многом, но оба по какому-то молчаливому согласию не трогали межкняжескуто лествицу. Олег понимал, что Владимир уже обошел его и что вряд ли ему теперь удастся догнать Мономаха. Владимир же вядел, что неустроенность и изгойство мучают Олега, встают между ними непреодолимой стеной, и это заставляло его все время быть настороже, стараться не задеть, не обидеть Олега, а того злила эта уступчивость Мономаха. Все чаще и чаще во время пиров Олег вдруг мрачно замолкал, смотрел невидящим взглядом перед собой, забывал о людях, его окружающих, и тогда в горнице наступала неловкая тишина, пока кто-нибудь вдруг не нарушал ее громким словом, хорошей шуткой.
В один из дней послепасхальной недели Мономах потчевал в своих хоромах Олега. Тот пришел задумчивый, тихий, ласково поздоровался с княгиней Гитой, вспомнил, как встречал ее вместе с покойным Глебом в Новгороде, а потом, как после похода в западные страны, крестил' здесь же, в Чернигове, новорожденного Владимирова сына Мстислава-Гарольда.
Двоюродные братья сидели во главе стола, и Мономах провозглашал здравицу в честь дорогого гостя и милого друга Олега.
Шумел стол, плавно текла беседа, ио не было в ней свободы и истинной радости, угадывалось что-то натужное, будто давило ее тяжким камнем, и оттого тускнела она, лишалась соков.
В конце застолья Олег поднял чашу за двоюродного брата, за княгиню, за дорогих ему людей. Он уже много выпил, язык его шевелился плохо, но Олег крепился, старался не смутить покой гостей. Уходя к себе, он обнял Мономаха: «Прощай, брат. Если что - не держи на меня сердца». Владимир обнял Олега, и снова перед ним был прежний лихой мальчишка - вспыльчивый, заносчивый, добрый.
Через несколько дней по Чернигову молнией пронесся слух: Олег Святославич с верными ему людьми, небольшой дружиной ушел на юг, бежал в Тмутаракань к Роману Святославичу. Всеволодовы люди бросились» Олегову половину - она была пуста. Олег увез с собой казну, дорогие заморские золотые и серебряные сосуды, исчезли и все детские его безделицы, которые годами здесь бережно хранили Святославовы слуги. Передавали,
что Олег поклялся вернуться в Чернигов с боем и возвратить себе отцовский стол.
И разом рухнул мир на Руси. Раскололся народ в Чернигове. Заводили приспешники Святоелавова дома, побежали по улицам, заволновались люди в Киеве, забеспокоился великий князь Изяслав. Это по им установленному порядку грозил ударить прежде всего Олег Святославич.
Едва весть о бегстве Олега дошла до Мономахова двора, как князь быстро стал собираться в дорогу - с женой и сыном. Теперь нарушен мирный строй русской жизни, вновь зашатаются столы, поднимут голову все враги Руси, возродится извечный ненавистник Ярослави-чей - полоцкий князь Всеслав.
Затаились князья каждый в своем городе: Изяслав - в Киеве, его сыновья Святополк - в Новгороде, Яро-11олк - в Вышгороде, Всеволод Ярославич - в Чернигове, Мономах - в Смоленске. Но недолго они были в неведении. Не тот человек был князь Олег, чтобы оставаться в тени. Уже на исходе лета он вышел из Тмутаракани на Чернигов вместе с Борисом Вячеславичем. Двоюродные братья вели на север свои конные дружины и половецкое войско. Писал позднее летописец: «Приведе Олег и Борис поганыя на Русьскую землю, и пойдоста на Всеволода с ноловци». С этих дней и считает летописец начало великих междоусобий на Руси, открытых Олегом Святославичем, или Гориславичем, как назван он в «Слове о полку Игореве».
Натиск Олега был стремителен. Казалось, что он вложил в него все свои обиды и унижения, всю горечь потерянных месяцев. Гонцы лишь помчались из Чернигова в Киев и Смоленск оповестить князей о мятеже тму-тараканских беглецов, а Олег с Борисом уже подходили к реке Сожице, притоку Сулы, были рядом с Черниговом.
Всеволод не стал ждать помощи от князей, не стал даже собирать полк и повел на Сожицу лттшь княжескую дружину. Здесь 26 августа половецкая конница, шедшая впереди тмутараканскои дружины облавой, с ходу ударила по немногочисленному русскому войску.
Когда подошли Олег и Борис, дело было уже конле-во. Черниговская рать была разбита наголову. На берегу Сожицы полегла почти вся Всеволодова дружина. Были убиты и: Тука, и Порей, и Иван Мирославич, и многие иные бояре и старшие дружинники. Всеволод с немногими людьми бежал с поля боя и, минуя Чернигов, бросился в Киев. Олег же с Борисом и половцами пошли грабежом и боем по черниговской земле. Напрасно пытался Олег уговорить двоюродного брата пе разорять "черниговских земель - как-никак, а это была его родовая отчина, его земли, его люди. Борис об этом не хотел и слышать. Кпязь-изгой, изголодавшийся по добыче, не связанный кровно ни с одним городом, ии с одпой землей, он шел теперь но Черниговскому княжеству войной. На все увещевания Олега он отвечал: «Чем платить, князь, будешь воинам, не твоей ли честью и совестливостью? А половцам чем будешь платить? Теперь назад хода нет».
Половецкое войско из враждебного Всеволоду колена и тмутараканская дружина шли по черниговским селам и городкам, забирая все подчистую, сжигая те селения, где люди пытались оказать им сопротивление, защитить СЙОИ семьи и имение. Половцы сотнями вязали мужчин, женщин, детей, угоняли их на юг, на продажу.
Чернигов не сопротивлялся. Верные Всеволоду люди, княгиня с восьмилетним Мономаховым братом Ростиславом вслед за Всеволодом также ушли в Киев. В городе взяли верх сторонники Святославичей; они-то и открыли братьям городские ворота, встретили Олега как прирожденного и законного их владыку. Олег и вел себя как владыка Чернигова. На глазах у всего города, не снимая доспехов, прошел поклониться отцовскому гробу и помолиться в храме Спаса. Тут же принял знатпых бояр, купцов п других горожан и обещал ям править по чести и справедливости, как было при отце, князе Святославе Ярославиче. И только после этого Олег занял покинутый Всеволодом княжеский дворец. Вновь детские безделицы вернулись в ого палаты.
А половцы и Борисова дружина еще шли по черниговской земле, грабя города, села и погосты, и стон стоял по всему Черниговскому княжеству. Отовсюду люди бежали в Чернигов под его крепостные стены, просили милостей и помощи у кпязя Олега, а он лишь мрачнел лицом, отворачивался. Тяжелую плату уплачивала черниговская земля за восстановление иа отцовском столе Оли-га Святославича. Писал летописец: «Олег же и Борис пришли в Чернигов, мня, что одолели уже, а земле Русской много зла сотворили, пролив кровь христианскую,
за которую взыщет с них бог, и ответ дадут они за погубленные души христианские».
