Виктор Наумов - Повседневная жизнь Петра Великого и его сподвижников
После перенесения в 1712 году столицы в Петербург Петр и его окружение наезжали в Москву только по необходимости, основную часть времени проводя в неблагоустроенной, с нездоровым климатом Северной Пальмире или в служебных поездках по стране и за границей. Пожалуй, единственным деятелем государственного масштаба, явно предпочитавшим насиженные места, был Федор Юрьевич Ромодановский.
Дом князя-кесаря Ромодановского находился на Моховой улице, около Большого Каменного моста. Столбы его ограды украшали геральдические черные драконы на золотом поле. Федор Юрьевич предпочитал в быту придерживаться старины. Хлебосольный хозяин щедро потчевал гостей, но требовал от всех особого почтения. Никто не смел въезжать к нему во двор, даже сам Петр оставлял свою повозку у ворот.
В 1690-х годах царь часто посещал Франца Лефорта в его отделанном на французский лад небольшом доме на берегу Яузы, в Немецкой слободе. В конце 1692 года решено было расширить дом Лефорта, сделав к нему большую деревянную пристройку, где могла бы собираться многочисленная пестрая компания, состоявшая из людей разных национальностей, образования и общественного положения. Дальний родственник Лефорта Сенебье писал на родину 22 сентября 1693 года: «Его превосходительство выстроил весьма красивую и обширную залу для приема 1500 человек. Она обита великолепными обоями, украшена дорогою скульптурною работою, везде вызолочена и, действительно, может быть названа прекраснейшею императорскою залою. Наш государь пожаловал ему 15 больших кусков шелковых тканей, с богатою золотою вышивкою. Помещение так велико и во всех частях исполнено так превосходно, что представляет нечто удивительное. Издержки простираются, говорят, до 14 000 талеров. Меблировка роскошная; много серебряной посуды, оружия, картин, зеркал, ковров, разных украшений — все вещи в высшей степени интересные и многоценные… У генерала большое число прислуги; на конюшне 20 кровных лошадей; у ворот дома постоянно караул из двенадцати человек». Сам Лефорт 9 марта 1694 года писал старшему брату: «В саду есть пруды, каких нелегко найти здесь, изобилующие рыбою. За садом, на другой стороне реки, имею я парк, где содержатся различные дикие звери… Словом мой дом красивейший и приятнейший в целом околотке. Русские приезжают осматривать его как диковинку». У Лефорта Петр чувствовал себя свободным от условностей старого московского уклада, здесь он не только веселился, но и решал дела.
В 1697 — 1699 годах «постельный истопник, каменных дел мастер» Д. В. Аксамитов на средства казны возвел каменный дворцовый корпус, включив в общую композицию уже построенный зал. Эта огромная «столовая палата» была двусветной, то есть освещалась двумя рядами окон, расположенными один над другим. Здание состояло из отдельных палат с собственными шатровыми или коньковыми перекрытиями, соединенных переходами, типичных для традиционной русской архитектуры, но его симметрия, впервые возведенный портик над главной въездной аркой и пилястры коринфского ордера, а также внутреннее украшение помещений произведениями живописи и скульптуры приближали его к европейским постройкам.
Новоселье было торжественно отпраздновано 12 февраля 1699 года. Гостям было запрещено покидать дворец в течение трех суток. Они спали по очереди, сменяя тех, кто «водил хороводы и прочие танцы». Однако Лефорту суждено было прожить в своем дворце всего месяц. После его смерти здание было передано в ведение Посольского приказа, а зимой 1706/07 года пожаловано А. Д. Меншикову вместе со значительной суммой на достройку.
Один из работавших тогда в Москве итальянских архитекторов (возможно, им был Д. М. Фонтана) возвел несколько корпусов и парадный въезд, образовав обширный прямоугольный внутренний двор и объединив помещения дворца под единой крышей. Александр Данилович во время пребывания в Москве жил на этом большом великолепном подворье(106).
Но светлейший князь имел в старой столице еще один дом, расположенный на Мясницкой улице (сейчас на его месте находится Почтамт). Вероятно, жил он здесь не особенно часто, поскольку обстановка внутренних помещений была довольно скромной. В «крестовой палате», помимо образов, висели «пять картин в рамах черных заморских», «зеркало в рамах деревянных», «зеркало рамы золоченые», стоял «стол аспидной на деревянных подношках». Обстановка других помещений также не отличалась роскошью: «В средней полате верху в паникадиле кампас за стеклом. Образ Премудрости Божий… Персона… е<го> и<мператорского> в<еличества> написана на пергаменте в рамах деревянных золоченых. Персона князя Меншикова за стеклом в черных деревянных рамах. Три картины разных манеров… Пять стулов ветхих деревянных обиты кожею золоченою. В спальне образ Благовещения Пресвятые Богородицы… Зеркало стеное ветхое в рамах черных… Кровать английской работы дубовая ветхая. Подзоры и завесы камчатные двоякие по малиновой земле с бахромою шелковою разных цветов, подбита тафтою белою. Подзоры ж тафтяные белые с фалбары и з бахромою ветхие. Перина пуховая, на ней наволока атласная бруснишная. Одеяло отласное песочное стегано на бумаге. С одного края опушено отласом красным. Оная спальня обита разных цветов шпалерами китайскими ветхими. В той же спальне шпалер шерстеной заморской работы тканой. В сенях образ Алексея Митрополита… В других сенях образ преподобного Данила Чудотворца»(107).
Неподалеку, на берегу Яузы, в уединенном месте перед Немецкой слободой было расположено имение канцлера Головкина, именовавшееся Бахартовым двором по имени датского купца Давида Бахарта, у которого Гавриил Иванович приобрел его в первые годы XVIII века. Живописный пейзаж в этой части реки радовал глаз зелеными и водными партерами. Все строения усадьбы были деревянными, но, как отметил Юст Юль, имение «по своему уединенному загородному положению не подвергается опасности от пожаров»(108).
Дом князя Матвея Петровича Гагарина находился в центре старой столицы, на Царской (Тверской) улице вблизи Камергерского переулка. Это было роскошное четырехэтажное каменное здание в стиле венецианских дворцов; оно выходило фасадом на улицу, образуя портал с двумя павильонами; в уступах между ними на арках была устроена открытая терраса с балюстрадой. В бельэтаже у портала и в павильонах висели балконы из белого камня, украшенные вычурной резьбой.
Внешнему великолепию дворца соответствовала его внутренняя обстановка. Апартаменты были отделаны деревом дорогих пород, мрамором и бронзой; повсюду были украшения из золота, серебра и хрусталя. Зеркальные потолки отражали блеск множества люстр и канделябров, разноцветные наборные полы казались узорчатыми коврами. В больших хрустальных сосудах плавали живые рыбы. Вся эта роскошь демонстрировала несметные богатства Гагарина. Одни только усыпанные бриллиантами оклады образов в его спальне стоили, по оценке тогдашних ювелиров, более 130 тысяч рублей(109).
В петровское царствование Москва оставалась главным образом деревянным городом. И. Г. Корб замечал, что «дома частных лиц по большей части деревянные, некоторые только кирпичные; одни лишь знатные особы и богатые купцы живут в каменных домах; оттого в Москве столь часты пожары, уничтожающие тысячи домов»(110).
Десятого августа 1709 года английский посланник Ч. Уитворт писал из Москвы в Лондон статс-секретарю Ч. Бойлю: «Здесь на днях были ужасные пожары. 4 августа сгорели новый дворец князя Гагарина и около пяти тысяч других домов, из которых многие принадлежали знатнейшим лицам. На следующую же ночь та же судьба постигла около ста других домов, а 8-го загорелся собор. Самый храм успели отстоять, но ризница и прилегающие лавки уничтожены огнем»(111).
Страшный пожар произошел в Москве 13 мая 1712 года. Тот же Уитворт сообщал новому британскому статс-секретарю Генри Сен-Джону: «13-го выгорела почти третья часть Москвы (около пятнадцати тысяч домов, не считая надворных строений и служб), причем пострадала и большая часть… знати: дома князя Гагарина, графа Головкина, адмирала Апраксина разрушены, хотя они каменные; Литейный двор и пороховой магазин взорваны»(112).
Впрочем, не всегда причиной разрушения строений были пожары. 10 августа 1710 года секретарь английского посольства в Москве Людвиг Христофор Вейсброд сообщил Ч. Бойлю: «Шесть дней тому назад здесь во время пира у одного князя Масальского обрушился дом, при чем убито десять или двенадцать слуг и пять знатных лиц; между ними второй сын старого князя Бориса Алексеевича Голицына с женою и некто Бутурлин, заведовавший Земским приказом»(113).
Частые возгорания домов и весьма распространенные ночные кражи определили одну особенность московского быта, отмеченную Ю. Юлем: «Так как при здешней обычной деревянной стройке домов и при неосторожности простолюдинов всегда следует опасаться пожаров, с другой же стороны приходится остерегаться воров и разбойников, вламывающихся ночью в жилье, чтобы грабить и воровать, то всякий, кому позволяют средства, содержит особого человека для ночного дозора и охраны двора от воров и огня. По прошествий каждого часа сторож этот должен производить тревогу стуком в ворота и затем указывать медленными ударами, сколько пробило часов, дабы живущие в доме слышали, что он не спит, и знали, который час, а воры опасались бы пускаться на разбой и кражи, слыша, что во дворе бодрствуют люди»(114).
