Марк Твен - Жанна дАрк
Жанна вполне могла бы пройти мимо английских фортов. Однако ее планам не суждено было осуществиться: Жанну обманули и лишили возможности в борьбе за освобождение родины нанести первый мощный удар по врагу.
В ту ночь она спала в лагере прямо на голой земле, не снимая доспехов. Ночь была холодная, и когда рано утром мы снова двинулись в поход, ее лицо было иссинясерым, под цвет кольчуги, которая заменяла ей одеяло. Но радостная мысль, что она близка к осуществлению своей цели, была тем пламенем, которое сразу согрело и ободрило ее.
Ее воодушевление и нетерпение возрастали с каждой милей пути. И вот, наконец, мы достигли Оливе, прошли его, и там эти чувства сменились негодованием. Жанна увидела, какую злую шутку сыграли с ней: нас от Орлеана отделяла река.
Жанна считала необходимым атаковать один из трех фортов, находящихся на нашей стороне реки, взять этот форт и тем самым прорваться к мосту, который он прикрывал. Этот план, в случае удачи, немедленно снял бы осаду Орлеана. Но прочно укоренившийся страх перед англичанами охватил французских полководцев, и они всячески отговаривали ее от этой попытки. Солдаты рвались в бой, но им пришлось пережить горькое разочарование. Тогда мы двинулись дальше и остановились только в пункте, лежащем напротив Шеси, в шести милях выше Орлеана.
Дюнуа, бастард Орлеанский, в сопровождении рыцарей и дворян вышел из города, чтобы приветствовать Жанну. Все еще пылая гневом от сыгранной с нею злой шутки, Жанна не была расположена к мирной беседе даже с высокочтимыми кумирами своего детства.
- Вы бастард Орлеанский? - спросила она.
- Да, я. Очень рад вашему прибытию.
- Не вы ли посоветовали привести меня на этот берег, вместо того чтобы ударить англичанам в лоб и разгромить Тальбота?
Ее резкость смутила его, и он не мог ответить с честной прямотой; запинаясь и оправдываясь, он кое-как вышел из затруднительного положения, признав, что он и совет поступили так, руководствуясь особыми тактическими соображениями.
- Поймите же, бога ради, - продолжала Жанна, - совет небесный надежнее и умнее вашего. Вы думали обмануть меня, но обманулись сами. Ведь я оказываю вам такую помощь, какую не получал еще ни один самый доблестный рыцарь, ни один из городов Франции. Это помощь господня, и господь посылает ее вам не из-за любви ко мне, а из милости к вам. По заступничеству святого Людовика и святого Карла господь сжалился над Орлеаном и не позволит нечестивому врагу, глумиться над герцогом Орлеанским {Прим. стр.157} и его городом. Провиант для спасения голодающих жителей здесь, лодки - на реке за городом, вниз по течению, но нет попутного ветра, и они не могут подняться сюда. А теперь скажите мне, бога ради, вы, которые так мудры: о чем думал ваш совет, принимая такое неразумное решение?
Дюнуа и все остальные впали в замешательство и вскоре вынуждены были признать, что допустили оплошность.
- Да еще какую! - сказала Жанна. - И пока господь бог не возьмется за ваше дело сам, не изменит направление ветра и тем самым не исправит вашу преступную ошибку, - осажденному городу помочь нельзя.
Некоторые из них начали сознавать, что при всем своем неведении тонкостей военного искусства она обладает практическим умом и здравым рассудком и, владея природным обаянием, она не из тех, над кем можно шутить.
Вскоре господь бог счел за благо исправить ошибку, и по его воле ветер подул в другую сторону. Благодаря этому флотилия лодок, груженная провизией и скотом, поднялась по реке и доставила долгожданный провиант голодающему городу. Вылазка из города на форт Сен-Лу успешно прикрыла эту операцию.
Жанна опять обратилась к бастарду:
- Вы видите армию?
- Да.
- Она на этом берегу согласно решению вашего совета?
- Да.
- Ради бога, скажите теперь: может ли ваш мудрый совет объяснить, почему ей лучше находиться здесь, а не на дне морском?
Дюнуа начал путаться, стараясь объяснить необъяснимое и оправдать непростительное, но Жанна резко прервала его:
- Ответьте же мне, милостивый государь, чего стоит наша армия, находясь по эту сторону реки?
Дюнуа согласился, что войска бесполезны, особенно если учесть план кампании, разработанный Жанной и доведенный до его сведения.
- И зная это, вы все же решились не подчиниться моему приказу? Так как место армии не на этом берегу, а на том, не скажете ли вы, как перебросить ее туда?
Вредная путаница была разоблачена окончательно. Увертки оказались излишними. И Дюнуа высказал мысль, что единственно правильный выход из создавшегося положения - это отправить армию обратно в Блуа, все начать заново и появиться на противоположном берегу реки, в соответствии с первоначальным планом.
На ее месте любая другая девушка, одержавшая такую победу над знаменитым воином, участником многих сражений, торжествовала бы, и это было бы ей простительно, но Жанна не возгордилась. Она лишь выразила сожаление, что так неразумно тратится драгоценное время, и тут же приказала повернуть войска обратно. Ей было больно видеть, как уходили войска; она говорила, что ее солдаты преисполнены решимости и высокого героизма и что с такой армией за плечами она не побоится встретиться лицом к лицу со всем могуществом Англии. Распорядившись о возвращении главных сил армии, Жанна взяла с собой Дюнуа, Ла Гира и еще около тысячи человек и направилась в Орлеан, все жители которого с лихорадочным нетерпением ждали ее появления. Было часов восемь вечера, когда она со своим отрядом вступила в Бургундские ворота. Впереди с развевающимся знаменем двигался Паладин. Жанна ехала на белом коне и держала в руке священный меч из Фьербуа. Посмотрели бы вы, что творилось тогда в Орлеане! Что это было за зрелище! Черное море человеческих голов, мерцающее пламя факелов, гулкие раскаты восторженных приветствий, трезвон колоколов и грохот пушек! Казалось, наступает светопреставление. И всюду, освещенные факелами, нескончаемые ряды людей с поднятыми вверх мертвенно-бледными лицами, с широко раскрытыми ртами - возбужденная толпа, кричащая и плачущая от счастья. Жанна медленно продвигалась среди встречающих, выстроившихся шпалерами по обеим сторонам улиц, и ее фигурка, закованная в броню, напоминала серебряную статую, возвышавшуюся над морем человеческих голов. А вокруг теснились люди - мужчины и женщины, - взиравшие восхищенными, блестящими от слез глазами на это небесное видение. Благодарный народ целовал ей ноги, а те, кто не имел такого счастья, старались дотронуться хотя бы до ее коня и потом целовали свои пальцы.
Ни одно движение Жанны не оставалось незамеченным: каждый ее жест обсуждался и сопровождался рукоплесканиями. Со всех сторон только и слышалось:
- Смотрите, она улыбается!
- Она снимает пернатую шапочку и машет кому-то! Как это красиво, как благородно!
- Смотрите, смотрите: гладит женщину по голове!
- Она прирожденный всадник! Как она держится в седле, как поворачивается! Глядите, она целует рукоятку меча и посылает воздушный поцелуй дамам, осыпающим ее цветами из окна!
- Какая-то бедная мать протягивает ей ребенка. Она целует ребенка! Это просто божественно!
- Как она изящна! А какое милое лицо! Сколько в нем радости и жизни!
Но тут случилось неожиданное: высоко поднятое знамя Жанны покачнулось, и его бахрома загорелась от факела. Жанна рванулась вперед и затушила пламя рукой.
- Она не боится огня, она ничего не боится! - раздался общий крик, и взрыв восторженных рукоплесканий всколыхнул воздух.
Жанна проехала к собору и воздала благодарение богу. Народ, собравшийся на площади, присоединился к ее молитвам. Потом она снова медленно стала пробираться сквозь толпу и лес пылающих факелов к дому Жака Буше, казначея герцога Орлеанского. Там она должна была остановиться в качестве гостьи жены казначея и проживать в одной комнате с его юной дочерью. Народное ликование длилось до утра под торжественный звон колоколов и пушечные салюты.
Первое действие великой драмы началось. Жанна д'Арк вышла на сцену и была готова приступить к исполнению своей роли.
Глава XIV
Жанна была готова, но, к сожалению, ей пришлось сидеть сложа руки и ждать, пока не вернется войско.
На следующее утро, в субботу ЗО апреля 1429 года, она занялась наведением справок о гонце, которому поручила доставить из Блуа свое послание англичанам, то самое, которое она продиктовала еще будучи в Пуатье. Ниже приводится копия письма. Этот замечательный документ интересен со многих точек зрения: он написан с большой прямотой и откровенностью, ярким, убедительным языком и проникнут наивной верой в возможность решения великой задачи, которую Жанна поставила перед собой, или, если хотите, которую поставили перед ней. В этом документе вы видите величественные картины сражений и слышите барабанную дробь. В нем ясно выступает воинственная душа Жанны, и на некоторое время образ маленькой, кроткой пастушки исчезает из поля вашего зрения. Эта неграмотная деревенская девушка, не имеющая понятия о том, как нужно диктовать, а тем более сочинять официальные документы, адресованные королям и полководцам, находит целый ряд убедительных доводов и составляет послание с такой легкостью, словно это было ее привычным занятием с самого детства.
