Матрена Распутина - Распутин; Почему
Поскольку мать рано ложилась спать, Феликсу не составило труда выскользнуть из номера и отправиться к новому другу.
Там следующие несколько часов они провели за общими играми. Об истинной природе этих игр Феликс не задумывался.
Позже он говорил: "Меня так поразило только что сделанное открытие, что по своему юношескому невежеству я не разбирался, кто какого пола".
Хотя Феликс не позволяет себе уточнений, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять значение этой фразы.
(Не могу здесь не привести эпизод, произошедший в Париже, уже в 1960 году.
В доме моей дочери случайно оказался молодой человек с нарумяненными щеками и крашеными волосами. Узнав, чей это дом, он истерически расхохотался, а когда пришел в себя, позвонил по телефону Юсупову и, взвизгивая от возбуждения, выложил ему новость: "Дорогой, ты ни за что не поверишь, откуда я тебе звоню...")
Порочный маскарад
Но больше всех к развитию у Феликса известного порока приложил руку его старший брат, Николай, впоследствии жених бедной Муни. Его забавляли успешные переодевания брата в женщину, и он уступил капризу своей любовницы -- Поли, желавшей иметь в Феликсе спутницу развлечений.
Они взяли с собой переодетого женщиной Феликса в кабаре посмотреть выступление "цыган. Его маскарад остался незамеченным.
Как-то Феликс поехал с Николаем в Париж. Братья решили пойти на бал, переодев, разумеется, Феликса женщиной. Николай же выступил в роли его (ее) кавалера.
Чтобы скоротать время до начала бала, они пошли в театр, где их заметил король Эдуард Седьмой.
Во время антракта Николай вышел в фойе покурить, а после со смехом рассказал Феликсу, что к нему подходил некто от короля Англии, посланный, чтобы узнать имя его юной дамы.
Феликс был польщен и обрадован.
По возвращении в Санкт-Петербург Николай и Поля устроили Феликсу двухнедельный ангажемент на выступления в фешенебельном кафе "Аквариум".
Феликс позаимствовал для такого случая драгоценности матери. Его выступления пользовались колоссальным успехом. Но, к его сожалению (и не больше), на седьмой вечер друзья матери узнали самого Феликса и надетые на нем драгоценности.
Дома ждала бурная сцена.
Николай взял всю вину на себя, и дело было вскоре забыто.
Феликс оставил карьеру певицы кабаре, но продолжал искать приключений под видом женщины и пускался во все более рискованные предприятия, пока однажды отец не вызвал его к себе.
Отец Феликса накинулся на сбившегося с пути сына и пересказал все слухи (а на самом деле -- лишь стыдлибо приуменьшенную правду), ходившие в обществе и открывающие истинную картину жизни сына. Он представил Феликсу длинный список проступков, опозоривших (как считал он, но не его сын) имя семьи.
Феликс сделал некоторые выводы. Но ни в коем случае не желал перемены в своем образе жизни.
Причем необходимо заметить, что пребывание на той ступени общественного положения, на какой находились Юсуповы вообще, все-таки с возрастом вынудило Феликса умерить желания эпатировать. Он старался загнать внутрь свой порок, но не для того, чтобы, раскаявшись, изжить его. (Напротив, он пестовал его.) Феликс стал более изощренным в своем разврате. Он сделал порок частью собственных светских манер.
И весьма преуспел в этом.
Говорили, что Феликс Юсупов страдал лунатизмом, да он и сам часто рассказывал об этом, не воспринимая происходившее с ним как болезнь. Скорее наоборот.
Роковое знакомство
Некоторые утверждали, что в душе Феликса боролись Бог и дьявол. Но полагающие так были слишком добры к юноше. Бог давно "заготовил про него ад".
(Примечательно следующее. До меня недавно дошло от общих знакомых, что Феликс с жаром взялся за рисование. Хочет, видимо, изобразить что-то возвышенное. Пока же, несмотря на все усилия, получаются только чудовища. Юсупов жалуется, что Бог не дает ему выразить всю душу. Несчастный не в силах признаться себе, что это и есть его душа.)
Феликс хвалился тем, что его несколько раз посещали видения, что он "слышит голоса". Вполне возможно. Только уверена -- это были злые голоса и дурные видения.
Внешне же дело выглядело таким образом, будто Феликс старается нащупать пути к другой жизни, даже благообразиться. Особенно страстно он начал представляться таким после смерти брата, которого, надо сказать, действительно любил. Однако непреодолимая тяга к дурному актерству и здесь приводила его на грань бесстыдства.
Мария Евгеньевна Головина, по-христиански простившая Николая, перенесла всю нежность на Феликса. Она надеялась помочь ему, поэтому и озаботилась тем, чтобы представить Феликса моему отцу -- "святому старцу", как говорила Муня.
Между тем, Муню, все-таки хорошо видевшую, с кем она имеет дело, даже как-то поразил пыл, с каким Феликс выразил не просто готовность, но нетерпеливое желание встретиться с моим отцом.
Феликс наблюдает
Встреча произошла в доме Головиных на Зимней Канавке. О том, что там было, мне рассказала Анна Александровна со слов Марии Евгеньевны.
По своему обыкновению Феликс опоздал к обеду. Он был чрезвычайно элегантно и модно одет, "весь в облаке сладких духов и душистой пудры". Феликс целовал присутствовавшим дамам руки с немыслимым изяществом и при этом имел вид человека, делавшего одолжение.
Феликс старательно не смотрел в сторону отца, сидевшего, разумеется, на самом почетном месте. Только после того, как Мария Евгеньевна подвела Феликса к отцу, первый даже как будто был обескуражен явлением в столь роскошной обстановке мужика.
Будучи представленным, Феликс излишне театрально поклонился и не отстранился от троекратного поцелуя отца, только, как показалось Марии Евгеньевне, несколько поежился.
Феликсу оставили место напротив отца. Как уверяла Мария Евгеньевна -без всякого умысла.
Прерванный обед продолжился. В его протяжение Феликс почти ничего не ел и лишь изредка вступал в беседу с незначительными замечаниями (голос у него был довольно высоким, а интонации жеманными), но ни разу в том случае, чтобы ответить на слова отца.
Феликс наблюдал. Надо заметить, что Юсупов слыл любителем странностей разного рода. Он сам неоднократно заявлял, что его буквально тянет к "экзотическим лицам" и пояснял: "к маньякам, садистам, хамам...". Феликс искал развлечений и умел их находить везде и во всех. И к Головиным он пришел в поисках развлечения.
Что за мысли роились в его голове, когда он видел перед собой картину, поначалу приводившую в растерянность всех рафинированных сотрапезников отца?
Из деликатности никто из отцовских друзей никогда не говорил с ним о правилах поведения за столом. Это казалось и на самом деле было несущественным по сравнению с тем, что и о чем за едой обсуждалось. Трапеза воспринималась как ритуал, не более, но и не менее того.
Отец за столом вел себя, как говорят, малокультурно. Он пользовался только в редких случаях ножом и вилкой. Больше же -- просто руками. Большие куски он разрывал. У отца был большой рот, а так как ел он не то чтобы торопливо, но не степенно (к тому же вместо зубов имел только корешки), крошки просыпались на бороду, где и застревали.
По виду отец в такие минуты представлял собой неопрятного мужика и уж никак не святого старца.
Тем не менее Феликса не оставляла напряженность, ему совершенно несвойственная. Казалось, он силится что-то понять, сопрячь, сопоставить. (Возможно, в те минуты Феликс пытался примериться к противнику, которого сразу и почувствовал в отце?)
В компании обратила на себя внимание фраза отца, произнесенная им как бы невзначай: "Всегда нужно считать себя низким, но не на словах, а духом действительно". (Я встретила эту фразу в его "Житии...")
Феликс, услышав это, опустил голову.
Напуганный собой
Несколько лет спустя Феликс, говоря о первой встрече с отцом, утверждал, что сразу распознал в старце мошенника. Конечно, он не мог при своей болезненной
гордыне сказать, что сразу признал в отце силу, которую можно было либо убить, либо подчиниться. Последнее для Феликса было неприемлемо. Он был оскорблен тем, что простой мужик, даже не старающийся перенять приемы цивилизации, претендует на то, чтобы учить его, Феликса Юсупова.
А милая Мария Евгеньевна, разумеется, была в восторге от мысли, что именно она свела отца и Феликса, уже предвкушала, что Юсупов войдет в их круг.
Когда Мария Евгеньевна спросила у отца, как ему показался Феликс, тот ответил: "Напуганный мальчик и страшный".
"Кем напуганный?" -- спросила Мария Евгеньевна.
"Собой и напуганный", -- ответил отец.
"А почему страшный?"
Отец промолчал, чем привел Марию Евгеньевну в полное замешательство.
Больше в тот день отец не хотел говорить о Юсупове.
На следующий день Мария Евгеньевна чуть свет пришла к нам. Как сказала потом Анна Александровна: "Просить за своего князя". Что именно она говорила тогда отцу, я не знаю, но то, что он согласился принять Юсупова в скором времени -- это точно.
