Алексей Шмаков - Свобода и евреи. Часть 1.
Неисчислимые последствия, отсюда проистекающие, высоко поучительны, но, к сожалению, у нас нет возможности развивать их далее. Первоначально задуманное в сжатой форме предисловие наше и без того слишком растянулось. Вдумчивый читатель благородно извинит нас. Перенося центр тяжести исследования в опыт веков и отводя нынешним событиям, как материалу всем известному, только небольшое сравнительно место, мы руководствовались убеждением, что указанная история — единственный светоч к уразумению того, что переживает наша родина. Отвлечённые рассуждения и общие правила, произвольно выдвигаемые, могли бы, с нашей точки зрения, лишь возмутить читателя. В политике, как и в философии, высокие идеи неизменно идут от сердца, а не от ума. Сердце же чует правду, лишь созерцая настоящее при свете анналов прошлого.
Пока нахлынувшие со всех сторон варвары расхватывали римское наследство для того, чтобы с течением времени усвоить себе его государственную мудрость и завещанную Римом культуру Эллады, в отдалённой Аравии появился Магомет.
Семитизм воспрянул ещё раз и за первые же пятьдесят лет своих завоеваний охватил на земном шаре такой кусок, перед которым, увы, не могла бы идти в сравнение даже территория, подвластная Риму. Волны исламизма с рёвом и бешенством стали заливать Европу с Пиринейского полуострова, как ближайшего родственника пунийцев. Карл Мартелл между Туром и Пуатьэ остановил знамя пророка. Но прошло более семи веков прежде, чем Мавры были изгнаны из Испании. В результате они пробыли там столько же времени, сколько едва успело пройти даже теперь в Британии от дней Вильгельма Завоевателя.
Однако, христианский мир Европы понимал опасность и крестовые походы стали ответом на изуверство магометан. Вновь печальна и позорна была роль евреев в эту эпоху. Между прочим, они иудаизировали сам орден Тамплиеров и в насмешку над крестоносцами увлекли его на погибель.
Новым и последним открытым приливом септизма на пути времён оказалось нашествие турок на Европу. Конечно, турки не были семитами, но они являлись знаменосцами Ислама, т.е. крайнего напряжения семитизма и его последним государственным выражением. Европа дрогнула. Теперь трудно себе представить тот ужас, который потрясал её из конца в конец при известии о новых и новых потоках крови, разливаемых турецкими полчищами на огромном пространстве империи Солимана Великолепного. Вдохновенные и трогательные страницы Мишлэ, увы, лишь в слабой степени могут передать нам смятение, слезы и бедствия христиан перед триумфом «правоверных».
Но вот в XVII столетии из недр славянства бестрепетно восстал и преградил дорогу бесчисленным воинам Магомета грозный вождь. Повторяя заслугу Карла Мартелла, Ян Собесский на полях Вены нанес турецкой империи сокрушающий удар. Подобно Сципиону, Собесский уничтожил гордыню презренного семитизма.
VII. С тех пор, увы, тысячелетняя борьба арийцев за само право своего бытия превратилась во внутреннюю болезнь европейских народов. Отравив существование Рима, евреи разнесли свою заразу и на все страны Европы, по иронии судьбы, разбегаясь преимущественно из той же самой Польши, которая дала Яна Собесского. Именно польские евреи измываются сейчас и над горем России. Из Вильны они нас осчастливили тем злодейским «Бундом», который в союзе с сионистами, социал-демократией и франкмасонами под руководством всемирного кагала, центральный орган которого нашёл себе пристанище в Париже, пытается запятнать всё прошлое и обездолить саму будущность России.[33]
Вопрос огромной важности раскрылся перед русскими людьми во всей своей неприглядной наготе.
Евреи любят «колоть сахар на чужой голове» и за последние два года осмелились проделывать перед нами, кажется, все номера своего репертуара.
Однако, не рано ли пташечка запела?!..
VIII. Из многовековой борьбы, начертанной нами вскользь, тем не менее, выдвигаются два ярких момента: поединок Рима с Карфагеном и судьбы арабской культуры в Средние века.
Неотвратимый рок тяготеет над семитами.
Чем объяснить иначе поведение Ганнибала в Италии, равно как его распутство в Капуе и Салапии? Как раз в Салапии проживала та красавица, имени которой не сохранила история, но ради которой, по-видимому, Ганнибал потерял и содействие армии брата, и свою славу.
В свою очередь, даже усвоив греческую философию и науку, арабы оказались неспособными даже с чужой помощью развивать их вне известного, недалёкого предела. Как только иссяк их религиозный фанатизм, так и сам «дух зивых» отлетел от них. Истрепав свою энергию, они быстро возвратились к первобытному состоянию. Ислам черствит душу правоверных и придаёт ей вид той каменистой Аравии, откуда сам вышел.
Когда умерший в 1057 году поэт Абу-эль Алла сказал, что «люди образуют два класса, — у одних есть разум без веры, а у других — вера без разума», он, в сущности, утверждал, что вера неизбежно покушается освободиться от разума, т.е. сам же себе выдал testimonium paupertatis.
«Ум останавливается, — заметил ещё Мисмер, — пред невозможностью объяснить задержку исламизима после того, как на пути ряда столетий он шёл в авангарде человечества»,
«Царствование Солимана Великолепного, — продолжает тот же автор, — является апогеем Ислама. В момент смерти Солимана мусульманская империя имела 120.000.000 жителей, внушая миру изумление доблестью свою: армий, гением государственных людей и высотой цивилизации. Тем не менее, это была только мишура; она быстро потускнела, потому что в ней больше было кажущегося, чем действительного, Плод был великолепен снаружи, но в самой сердцевине своей он был разьедаем червем, который не мог не вызвать разложения. Таким червем оказалась научная подчинённость, установившаяся между мусульманскими и христианскими народами. Вполне очевидно, что при равенстве всех условий надежда на блестящие времена не могла быть запретной и для могущества оттоманов. Да и никакое препятствие не возникало к тому, чтобы их военная сила не сохранила перевеса, как это было, например, с Чингис-Ханом или Тамерланом. Но равенство не существовало, как не замедлило доказать ближайшее же будущее. От падения к падению оттоманская империя пришла, наконец, туда, куда её довела последняя война с Россией и берлинский трактат».
Семитизм неподвижен. У него не только отсутствует собственное стремление вперед, но и способность к долгому поступательному движению, хотя бы под влиянием посторонней силы. Этого мало. Черствый и печальный характер семитов отражается в застое всего, к чему они прикасаются. Что сделали семиты, например, с цветущими и просвещёнными в римскую эпоху территориями Передней Азии и Африки? Во что превратилась мавританская цивилизация, как только утратила арийскую почву Испании? Каково отличие фанатического юга Франции и дикого, разбойничьего населения южной Испании и Сицилии от северных частей этих же стран. Без сомнения, различие не случайно, а зависит от такой причины, как долгое пребывание там, на юге, сарацинов. Отсталость самой Испании, в свою очередь, мотивируется не столько временными последствиями инквизиции, сколько неизлечимой примесью в испанском народе карфагенской и мавританской крови. Наконец, сам выродившийся тип современных греков, которых ставят в профессора даже евреям, очевидно, является продуктом турецкого владычества, т.е. опять-таки господства семитизма, застывшего в Коране...
Но если такова участь всех остальных семитов, то почему же должна быть иной судьба евреев?
IX. Всемирный союз масонов. Действительно, ни мало не скрывая этого, иудаизм обусловливает своё торжество разрушения христианства. Стремиться к этой цели кагалу, по его мнению, необходимо как в силу той ненависти, которую он неизменно питает к христианству, так и в виду факта, что религия Христа есть основание цивилизованных обществ.
Сообразно с этим, Мардохей Маркс исключил в своём «Капитале» саму идею нравственности и как еврей пытался объяснить ход всемирной истории одними экономическими, т.е. животными интересами.
Двигаясь по той же дороге учреждённая в С. Америке евреем Исааком Лонгом и реформированная Альбертом Пайком главенствующая секта масонов, хотя и стала именоваться «Новым Преобразованным Палладизмом» (Palladismum Novum Reformatum), но в действительности поклоняется не Палладе, а Люциферу.
Ему непосредственно подчинены три верховных дьявола: мужского пола — Баал-Зебуб или Бафомет, Астарот и Молох, а также верховная ведьма Астартэ, жена Астарота. Она в древности была богиней и почиталась на всём пространстве Передней Азии под разными именами: Ашеры — у евреев, Деркето — у филистимлян, Астраты — у финикиян, Дидоны — в Карфагене, Истар — в Ассирии и Мелиты — в Вавилоне, где ей были посвящены голуби как эмблема сладострастия, и рыбы как эмблема размножения. Служение этой богине (Bona Dea или Dea Syria римских писателей) совершалось путём проституции (Геродот, Плутарх, Макробий, Страбон, Виргилий, Тит Ливии, Амиен Марцеллин и многие другие).
