Гордеев Андреевич - ЗОЛОТАЯ ОРДА И ЗАРОЖДЕНИЕ КАЗАЧЕСТВА
Новгород и Псков входили в состав московского княжества и в них находились сильные гарнизоны, в составе которых находились по 1000 пищальников, состоявших на содержании городов.
Несмотря на установившуюся посольскую связь между Москвой, Турцией и Крымом, в 1516 году крымский хан с 20 000 войск подошел к границам московских владений и осадил Тулу. Против него были высланы войска под начальством «детей боярских», но одновременно пешие и конные части вышли в тылы татар и «засекли им дороги» и «многих татар побиша». Вскоре подошли войска больших воевод и «начаша татар топтати и по дорогам их и по бродам бити, и иных многих живых изимаша».
В отношениях Москвы с Турцией и Крымом очень значительную роль играли донские казаки, располагавшиеся по Дону и степной полосе. А в польско–турецких отношениях такую же роль играли казаки днепровские. Заняв земли «Дикого поля», за которые Русь в течение многих столетий вела безуспешно борьбу с кочевниками, казаки продолжили эту борьбу, решив эти земли прочно держать в своих руках и навсегда очистить их от кочевых орд. Занимая земли, лежавшие между московскими и литовскими владениями, и окруженные с юга и юго–востока агрессивными кочевниками, казаки не считались с политикой ни Москвы, ни Литвы, ни Польши, и отношения с Турцией, Крымом и другими ордами строили исключительно на соотношении сил, беря на свой риск и ответственность успехи и неудачи этой постоянной борьбы. Казаки Днепра и Дона, не считаясь с установившимися дипломатическими сношениями Москвы и Польши с Турцией, вели самостоятельную политику в отношении ее владений, нападали на Крым, Астрахань и даже предпринимали рискованные морские походы на легких суднах «душегубках», переправляясь через Черное море и нападая на побережья Малой Азии. Нередко они возвращались из; походов с большой добычей, но платили за нее своими головами, и добыча эта обходилась казакам очень и очень не дешево…
Самостоятельные действия казаков вызывали бурный протест Турции. Москва и Польша обвинялись в том, что подвластные им казаки нападают на владения Турции я всю ответственность за деятельность казаков относили на их счет. Москва и Польша старались убедить Турцию, что казаки «вольный народ», от них независимый и действующий по своей воле. Действительно, на границах московских и польско–литовских владений, нередко происходили нападения на московские и крымские посольства, в чем с той и другой стороны обвинялись казаки и войскам слались строгие наказы с требованием прекращения подобных нападений и обеспечения мирных отношений с соседями. На строгие упреки Москвы и Польши казаки отвечали, что с крымцами и другими ордами кочевников не может быть мирных отношений, потому что они никогда их не соблюдают, и пользуясь любой неожиданностью и всяким удачным случаем, нападают на казачьи городки, убивают людей и угоняют скот и пленных.
Географическое положение казачьих поселений, выдвинутых далеко в сторону южных степей, находившихся в непосредственной близости к азиатским ордам, для которых грабежи составляли главное средство существования, диктовало казакам тот вид отношений с соседями, который они избрали.
Казачьи войска, расположившись в степной полосе, устроившись в укрепленных городках, управлялись выборными Атаманами, при которых состояли совет выборных старшин, есаулы и несколько писарей, которыми велась вся переписка. Все мужское население казачьих городков состояло на войсковом учете, только оно и составляло казачье население и пользовалось правами Войска. Сложившиеся полулегендарные представления, что в казаки принимался всякий сброд, по порядку, установленному в казачьей общине Запорожцев: «В Бога веруешь, перекрестись, — вот и казак», — никакого отношения к порядку зачисления посторонних в состав Войска не имели. Казачьи поселения, как донских, так и днепровских казаков, жили семьями, и население их пополнялось естественным приростом. Большая убыль, происходившая временами, благодаря военным потерям, заполнялась значительным приемом в состав казаков, набиравшихся со стороны. Но прием этот производился с большим разбором и требовал обыкновенно, значительного времени пребывания зачисляемого среди казаков и поручителей среди казачества. В царствование Василия III на границах московского княжества происходили частые нападения и грабежи, проезжавших официальных лиц и посольств, как турецких, так и московских, и казаки, на обвинения в этих грабежах, отвечали, что в «поле» много всякого гулящего народа, отвечать за действия которого казаки не могут. В войсках казачьих существовала строгая дисциплина и за проступки виновные подвергались тяжелым наказаниям, следовательно, казаки «мели много оснований говорить то, что за нападения и «за воровство» в поле разбойных шаек они не ответственны. Действительно, в то время большая часть южных русских степей занималась казаками и находилась под их контролем, кочевники были оттеснены к морским побережьям, но в «Поле» бродило еще много отдельных шаек татар, турок и ногайцев.
Роль казаков в южно–русских степях приобрела такое значение, что уже в 1505 году крымский хан писал: «От казаков страх в поле». Жалобы Турции, Крыма и ногайцев на «разбои казаков», начиная с первых лет 16 столетия, не прекращались, что в значительной степени отражалось на их отношениях с Москвой. Москва на эти жалобы отвечала то же, что представляли в своих отписках казаки: «На поле ходят казаки многие: казанцы, крымцы, черкесы и иные баловни казаки, и наших окраин казаки, смешиваясь, ходят и эти же люди как вам, так и нам тати и разбойники».
Обмен послами между Турцией и Москвой продолжался. В 1415 году из Москвы послом в Турцию был Коробов; в 1417 — Головков; в 1521 — Губин. Со стороны Турции в Москву также все время присылались посольства. Безопасность путешествия между Крымом и Москвой составляла одну из первых забот Москвы и Турции. Пути из Крыма в Москву проходили — первый и главный, — по течению Дона, через земли, занимавшиеся казаками; второй, так называемый, «Лазной», которым велись все нападения на московские владения крымцев, проходил из Крыма прямо на север, пересекая Северный Донец, где было расположено тоже одно из больших поселений донских казаков. Таким образом, безопасность движения в «Поле», могла быть обеспечена только казаками. В переговоры послов Москвы и Турции были привлечены казаки, и были выработаны условия сопровождения посольств и их безопасного движения. Было условлено, что охрана в пути послов будет обеспечиваться вооруженными отрядами турок, крымцев и казаков. Вопрос сводился к тому, где должна производиться передача: в низовьях Дона или в устье Хопра. Казачьи поселения находились в постоянной войне с Крымом, ногайцами и турками, а поэтому движение крымских и турецких вооруженных отрядов через их поселения до устья Хопра было неприемлемо по разным причинам. Во-первых, русские владения для крымцев и турок были местом легкой наживы и, сопровождая послов, они на обратном пути, как и их торговцы, могли превращаться в грабителей. Во-вторых, эти же отряды могли все видеть и знакомиться с положением казачьих городков, их обороной и вести наблюдение за настроением казаков, как это и подтверждалось впоследствии деятельностью турецких посольств, которых казаки, как «тайных соглядатаев», хватали, судили и по казачьему обыкновению, сажали в воду.
Поэтому местом передачи посольств было принято низовье Дона, на полпути от Азова к Нижним Раздорам. За свою службу казаки получали жалованье ют Москвы и Турции. В отношении Москвы служба казаков состояла не только в сопровождении послов, но и общей борьбе против Турции и ею покровительствуемых азиатских орд. От Москвы казаки получали в виде жалованья, Во-первых, часть недостающих предметов питания: хлеб, просо, пшеницу и предметы вооружения: пушки, порох и свинец. Все казачьи городки, каждый в отдельности, или близко один от другого расположенные, прочно укреплялись: обносились общим валом и рвами. На валах располагались пушки, которые им доставлялись Москвой. Что касается вооружения, то казаки предпочитали сабли, — а также лук и для осадного боя — арбалет. Деятельность казаков часто не совпадала с политикой Москвы, что приводило к неприятным для той и другой стороны переговорам и переписке, но Москва никогда не прерывала связи с донскими казаками и донские казаки, несмотря на многие частые вмешательства Москвы в их внутренние дела, никогда не проявляли стремлений к разрыву с Москвой.
В Международных сношениях, на Западе, большим почетом, даже в ущерб московскому двору, пользовались послы крымского хана. Здесь действовало не сознание необходимости дружбы с крымскими ханами, говорит историк С. Соловьев, — а предание о прежних, недавних отношениях к татарским ханам. Предание это было сильно и вело к странности, — московские князья в международных сношениях требовали равенства с германским императором, турецким султаном, но не решались требовать этого от крымского хана. В отношении же польско–литовского короля престиж Москвы настолько поднялся, что они ^ставились ниже московского князя. Отношения с Крымом и окружающими ордами Астрахани и Казани продолжали быть исключительно тяжелыми.
