Иван Черных - Шквальный ветер
6.
6.
Установить летчиков, нанесших ракетно-бомбовый удар по Чирчику, Русанову труда не составило. Взглянув на плановую таблицу боевых вылетов и время нанесения удара, он безошибочно вычислил капитанов Мельничкова и Кудашова. Летчики и не отпирались: да, врезали по "духам", накрыли их в кирпичном полуразрушенном домишке, откуда постоянно обстреливались наши вертолеты, возвращавшиеся с задания. Мельничков и Кудашов специально оставили по паре ракет на обратный путь, чтобы наказать тамошних дудаевцев. А то, что убиты при этом двое мирных жителей и ребенок, - вранье чистой воды: не могла хорониться семья там, откуда постоянно велся огонь. А если все же она там оказалась, значит, стрелял по "вертушкам" сам глава этой семьи.
Русанов понимал, что летчики правы, но когда он доложил о сути конфликта генералу Водовозову, тот после недолгого раздумья сказал:
- Зарубежные наблюдатели и пресса подняли большой шум вокруг этого дела. Летчики не имели права стрелять по аулу. В общем, проведи расследование по всем правилам, без скидки на смягчающие обстоятельства. И возбуждай уголовное дело.
- Но, Иван Петрович, они не нападали, а оборонялись. Я сам видел пробоины в их машинах, - горячо запротестовал Русанов.
- А ты не заметил, откуда стреляли? - саркастически хмыкнул генерал.
- Но зачем бы им...
- Ты много стал задавать ненужных вопросов, Анатолий Иванович. Дело принимает политический оборот, а ты о пробоинах. Выполняй распоряжение! О результатах расследования доложишь по полной форме...
Политический оборот... А люди, выходит, не в счет. Мельничков и Кудашов, по отзывам командиров и товарищей, отличные боевые летчики, а засудят их не за понюх табаку. Уволили же Иванкина именно так. Ну нет, этих ребят Русанов властям не отдаст. Он сам поедет в Чирчик и докажет, что летчики разбомбили отнюдь не беззащитный мирный дом, докопается, стала ли семья жертвой ракетно-бомбового удара или погибла совсем не здесь и не в результате налета.
7.
Не думал Валентин, не гадал, что снова когда-нибудь доведется сесть за рычаги вертолета, такого же, как те, на которых летал на Дальнем Востоке, в Афганистане. Нагиев не хвастал - у него такое хозяйство, что Валентин удивился, как он вообще справляется с ним: поликлиника, три больницы, ликеро-водочный и винно-коньячный заводы, фармацевтические лаборатории, три аптеки и три магазина, четыре вертолета Ми-8. Абдулла ещё мечтает прибрать к рукам местную нефтедобывающую компанию. Судя по тому, как он умело всем руководит, по его доходам, он осуществит задуманное. Не соврал, кажись, и о гареме: Валентин собственными глазами посмотрел танец полуобнаженных наложниц, послушал их пение. Настоящий ансамбль, не всякий профессиональный сравнится мастерством. И девицы как на подбор - стройные, красивые, пластичные.
Побывал Валентин и дома у Абдуллы, познакомился с женой. Если в гареме у него жрицы красоты, то Рая - так звали супругу - сама богиня.
Абдулла с усмешкой наблюдал за другом, довольный произведенным впечатлением. Сказал весело:
- Разрешаю ухаживать. Но не больше. А хочешь, найду и тебе такую красавицу.
- Спасибо, - поблагодарил Валентин. - Но я к тебе приехал не свататься, а летать.
- Что ж, летай!..
Год Иванкин не сидел в пилотском кресле, не держал в руках рычаги управления. Кое-что уже подзабылось. При таком перерыве в летной практике в полку замучали бы тренировками на тренажере, а тут сел инструктор, пожилой азербайджанец, лет под шестьдесят, махнул рукой: вперед, взлетай!
Валентин увеличил обороты двигателей и плавно подал вверх рычаг "шаг-газа", заставил машину тронуться с места и тут же оторваться от земли.
Грудь переполнилась радостью: Ми-8 повиновался ему как и прежде, послушно набирал высоту, реагировал на малейшие его команды, как хорошо дрессированный и понимающий своего хозяина зверь, чуткий и послушный и в то же время требующий максимума внимания и спартанской выдержки. Ошибок этот железный зверь не прощает. Тем радостнее было сознавать Валентину себя снова летчиком, дышать воздухом неба.
Он дважды слетал с инструктором, и тот остался доволен, по-отечески похлопал Валентина по плечу:
- Можешь принимать экипаж.
Второму пилоту было около тридцати. Хмурый на вид и немногословный, он производил впечатление недовольного своим положением человека. Вероятно, так оно и было: летает пятый год, а все на правом сиденье. А тут какой-то русский свалился неизвестно откуда и сразу - командир экипажа. Плохо, конечно, когда в одной кабине нет единодушия, когда кто-то чем-то недоволен, но Валентин не волен здесь ставить какие-то условия, да и для начала не стоит обращать внимания на чьи-то непонравившиеся черты характера. Чтобы по-настоящему узнать человека, с ним, говорят, надо пуд соли съесть. Возможно, и Махмуд окажется не такой букой.
Бортмеханик Сайфутдин, немолодой мужчина и тоже служивший, как и Махмуд, в ВВС Советского Союза, был совсем другим человеком - общительным, веселым, компанейским. Он сразу предложил спрыснуть знакомство. Они посидели с час в чайхане, распили бутылку коньяка, поболтали о политике (говорил в основном Сайфутдин), поругали Эльчибея, чуть не погубившего страну, и разошлись по домам. Дом, правда, у Валентина был своеобразный комната в двухкомнатной квартире у энергичной поджарой старушки-азербайджанки, обязавшейся кормить квартиранта завтраками и ужинами, убирать за ним и обстирывать за небольшую плату, о которой с ней договорился Абдулла. Это на время. Позже работодатель обещал разместить друга более комфортабельно.
И жилье, и старушка вполне устраивали Валентина: она была внимательной, заботливой и относилась к квартиранту скорее как к сыну. Свой-то родной сын - тоже военный, танкист, старший лейтенант, погиб в Афганистане перед самым выводом оттуда войск...
Вхождение Валентина в должность закрепилось на второй же день: Абдулла вызвал его и сказал, что надо лететь в Чечню, доставить туда медикаменты и продовольствие, за которые Джохар Дудаев уже заплатил.
- Посадка южнее Ведено, - Абдулла ткнул в точку на крупномасштабной карте. - Махмуд уже летал по этому маршруту и расскажет особенности подробно. Там вас заправят. Если будет какой-то груз, заберете. Вылет завтра на рассвете. Потом, возможно, придется летать ночью. Так что получше изучи местность.
До чеченской границы двигались, можно сказать, напрямую, обходя лишь горы. Летели на малой высоте с крейсерской скоростью, экономя топливо. День был по-весеннему теплый и тихий, яркое солнце, отражаясь от приборной доски, слепило глаза.
Валентин испытывал настоящее блаженство: полет - это его стихия, его призвание, состояние его души. Без неба он чувствовал себя оторванным от жизни. Все-таки есть, наверное, Бог, увидел его страдания и послал - в который раз! - ему удачу: свел в многомиллионном городе со старым другом Абдуллой, повернувшим на сто восемьдесят градусов курс его жизни.
Да, встреча с Нагиевым - это настоящая удача. Здесь, в чужом городе, в котором он никогда не бывал, в чужой стране с чужой речью, он нашел приют, уважение, кусок хлеба. Да какой ещё кусок! Не сухой и даже не черствый, а с маслом и с черной и красной икрой. Правда, вот этот полет в Чечню вселял в душу беспокойство. Нет, он не боялся, что его могут сбить, захватить в плен. Он просто не хотел видеть войну, где убивают своих же людей, недавно живших бок о бок под одной крышей. Там же обыкновенным простым людям, русским и чеченцам, нечего делить, не из-за чего воевать: земля полита потом и тех и других, вместе сеяли и пахали, вместе строили нефтеперегонный завод, вместе пользовались плодами труда... И вот теперь стреляли друг в друга.
Миссия с гуманитарной помощью, конечно, доброе дело, но кто дает гарантию, что вместе с медикаментами и продовольствием вертолет не везет в Чечню и оружие?..
Внизу проплывали долины, уже покрытые зеленью, цвели сады. Весна прекрасное время года, только бы радоваться, наслаждаться пробуждением природы, её красками. А тут люди уходят в горы, где безопаснее, а оттуда совершают набеги, мстят своим противникам, вспоминают старые обиды, прежние потери. Как будто молодое поколение должно отвечать за ошибки и преступления своих предков...
Бортмеханик, он же радист, не снимает с головы наушники, прослушивая эфир, но сам пока на связь не выходит, чтобы не запеленговали. Второй пилот сосредоточен, временами отрывает взгляд от приборной доски, сверяет местность с картой и молчит. Будто в кабине, кроме него, никого нет.
Валентин тоже наблюдает за землей. Пейзажи довольно однообразные: горы слева, горы справа, а у их подножия селения, похожие одно на другое. Чтобы запомнить такой маршрут, надо слетать по нему не один раз. Впрочем, на Дальнем Востоке было сложнее - там тайга и вовсе без характерных ориентиров, но он научился определять место по, казалось бы, неуловимым признакам.
