Габриэль Городецкий - Миф «Ледокола»: Накануне войны
Несмотря на то, что Белград оказался в незавидном положении, став жертвой стремления Венгрии и Италии к пересмотру границ, он не собирался присоединяться к Тройственному пакту, особенно после того, как поражение Италии в Албании временно ослабили угрозу. Югославия стала для Гитлера ключом, с помощью которого он стремился достичь Восточного Средиземноморья40. Хотя позднее Гитлер объяснял вероломное нападение на Югославию подписанием ею договора о ненападении с Россией, вторжение в Югославию было продиктовано проведением в жизнь операции «Марита» — захвата Греции. Наращивание сил отставало от графика, и переброска войск через Югославию имела решающее значение для осуществления в начале лета плана «Барбаросса». Однако 14 февраля на переговорах Югославия твердо отстаивала идею создания нейтрального балканского блока41. Но война нервов набирала обороты. Югославия, видимо, не могла хладнокровно взирать на огромное наращивание немецких войск в Румынии. 4 марта принц Павел подвергся со стороны Гитлера обычной обработке запугиванием и лестью. Гитлер высказался о намерении силой захватить Россию и разъяснил ему, что балканская проблема не решена и Югославия после вывода немецких войск получит свою долю «добычи» в Салониках. 25 марта Югославия, наконец, присоединилась к Тройственному пакту, хотя и на условиях, которые делали ее участие призрачным, гарантируя Германии безопасность правого фланга, но не позволяя вермахту перебрасывать немецкие войска через ее территорию.
В этих условиях вряд ли можно недооценить значение переворота, совершенного в Белграде 27 марта. Миллионная югославская армия создавала теперь угрозу тому самому флангу, который Гитлер столь тщательно оберегал, и тем самым нарушала график вторжения в Грецию и развертывания войск для операции «Барбаросса». Хотя новое правительство сразу не заявило о выходе из Тройственного пакта, Гитлер приказал своим начальникам штабов оккупировать страну еще до начала переговоров между Россией и Югославией. Из инструкций, данных фельдмаршалу Паулюсу, становится ясным вспомогательный характер новой операции, которая подобно «Марите» должна была защитить правый фланг вермахта в готовящейся кампании против России. Развертывание сил началось 28 марта и вряд ли могло ускользнуть от внимания Сталина.
6 апреля Белград подвергся сокрушительной бомбардировке. Три дня спустя немецкие войска сломили сопротивление югославов в Скопле и захватили Салоники. Благодаря успехам на этом фронте и продвижению бронетанковых войск генерала Клейста к Белграду 2-я армия смогла совершить быстрое наступление на своем участке. Вечером 10 апреля, на два дня раньше графика, немецкие войска завершили оккупацию Загреба, а 13 апреля целиком овладели Белградом. По такому же сценарию развивались военные действия в Греции, и 23 апреля, после самоубийства премьер-министра, греческая армия капитулировала. Не лучше проявили себя и англичане. 16 апреля началось их отступление; 25 апреля над Акрополем взвился флаг со свастикой, а четыре дня спустя вступлением немецких войск на южную оконечность Пелопонесского полуострова была завершена одновременная кампания против Югославии и Греции42. После этого 20 мая на Крит был сброшен немецкий десант. 27 мая пала Кания, а к 1 июня последний британский солдат был эвакуирован из Суда-бея.
Рано утром 5 апреля русские и югославы, проявив мужество, заключили договор о ненападении, который можно было считать упреждающим шагом, направленным против Германии43. Подписание договора нарочито проходило в Кремле. Примечательно, что Сталин, казалось, осознавал грозящую со стороны Германии опасность. В день подписания договора военный атташе Югославии спросил его, какие меры будет приняты против немецкой угрозы. Сталин ответил, что русские войска «находятся в состоянии готовности, и если немцы перейдут в наступление, то получат удар по лбу». Он считал, что война будет затяжной. Кроме того русские согласились оказать Югославии помощь, что, по мнению Форин оффис, означало, что они «сжигают за собой мосты»44.
Однако в конечном итоге русским пришлось столкнуться с жестокой реальностью, когда пришло известие о сокрушительной бомбардировке Белграда и вторжении немецких войск в Югославию и Грецию. Тем не менее «Правда» и «Известия» днем вышли в свет с большими фотографиями Сталина, Молотова и югославского посла в Москве Гавриловича, скрепляющих договор своими подписями, и комментарием о том, что стремление югославов защищать свои интересы «не может не вызвать симпатий Советского Союза».
Ход событий подтвердил твердое убеждение Криппса о том, что создание действенной буферной зоны было и остается приоритетным направлением советской внешней политики, что русские прекрасно отдают себе отчет о грозящей опасности45.
Утром 5 апреля Криппс сообщил Черчиллю, что «в создавшихся условиях и речи быть не может о передаче какого-либо послания Сталину». Он напомнил Черчиллю, что его не допускают к Сталину с того времени, как он в первый и последний раз видел его в июле 1940 года. Убежденный этим аргументом Черчилль согласился, чтобы послание было передано вместо Сталина Молотову40.
Однако навстречу его телеграмме уже шла телеграмма от Криппса. События в Югославии поставили под серьезное сомнение целесообразность передачи предупреждения. Криппс сообщил Черчиллю о широком оповещении русскими соглашения и о значении, которое они ему придавали. В Москве пошли на беспрецедентный шаг, задержав до полудня публикацию ведущей газеты, чтобы успеть включить в нее фотографию церемонии подписания договора. Хотя общий комментарий носил спокойный характер и призывал к прекращению военных действий, что, несомненно, было адресовано немцам, в нем особо подчеркивалась уверенность России в собственных силах и приветствовалось стремление Югославии обезопасить свои границы. В комментарии содержалось осуждение — без упоминания адресата — попыток вовлечь другие народы в орбиту войны. Ввиду того, что русские, несомненно, понимали поджидающую их за углом опасность, Криппс просил Черчилля пересмотреть решение о передаче предупреждения. Он, а также греческий, турецкий и югославский послы уже напичкали Сталина подобной информацией. «В сложившихся обстоятельствах, — категорически заявлял Криппс, — считаю ненужным вмешиваться в очередной раз в момент, когда все складывается как нельзя лучше в нашу пользу». Вслед за оговорками Криппса поступили новые инструкции, советовавшие ему передать послание Молотову. Форин оффис, который по совершенно иным мотивам не проявлял желания предупреждать русских об опасности, быстро согласился с убедительными доводами Криппса отложить отправку послания47.
Дело пустили на самотек. Слишком явно проявилось нежелание министерства иностранных дел Англии менять свою точку зрения в результате происходящих на Балканах событий. Стремление Черчилля вмешаться в события породило предложение снабдить Криппса подборкой свежих донесений, которые оказались бы бесценными, если бы русские среагировали на них доброжелательно. Однако незыблемый исходный пункт о неминуемом советско-германском союзе по-прежнему довлел над объективным суждением. В связи с большим значением, которое придавал Черчилль предупреждению русских об опасности, стоит привести довольно длинную цитату из оценки разведдонесений, данной Объединенным комитетом по разведке, суть которой заключалась в следующем:
«Тем не менее следует иметь в виду следующее:
1. Эти донесения могут быть состряпаны немцами как часть войны нервов.
2. Немецкое вторжение привело бы к такому хаосу в Советском Союзе, что немцам пришлось бы организовывать на оккупированных территориях все заново, а это означало бы потерю ресурсов, которые они сейчас получают из Советского Союза в любом количестве и будут получать в обозримом будущем-.
3. Потенциал Германии, каким бы огромным он ни был, не позволит ей продолжать кампанию на Балканах, поддерживать на нынешнем уровне нанесение воздушных ударов по Англии, продолжать наступательные действия против Египта и одновременно вторгаться, оккупировать и реорганизовывать значительную часть Советского Союза.
4. До настоящего времени не получено сведений о перемещении немецких самолетов к советской границе, что является необходимой предпосылкой для ведения боевых действий против Советского Союза…
5. Имеются данные о том, что германский генеральный штаб противится войне на два фронта и выступает за то, чтобы прежде чем напасть на Советский Союз, вывести из строя Англию.
6. Только что заключено советско-германское соглашение о поставках нефти на 1941 год».
Авторитетный председатель комитета Кавендиш-Бентинк, отвергая идею передачи материала России, пришел в конечном итоге к выводу, что донесения об угрозе немецкого нападения — это всего-навсего «мешанина, состоящая в основном из неподтвержденной и абсолютно неверной информации». Немногочисленные свидетельства относили «не к намерениям, а к подготовке». Политическая концепция, отвергавшая данные о советско-германском столкновении, заставляла упорно цепляться за неподтвержденные отрывочные сведения, указывающие на возможность советско-германского союза48.
