Сергей Семанов - Русский клуб. Почему не победят евреи (сборник)
Тут же подчеркнем, что ученые старшего поколения вносят достойный вклад в развитие историографии России. Книги на исторические сюжеты – самые желанные у читателей. Среди поистине множества примеров такого рода остановимся лишь на двух.
Об известных исследованиях Г.Костырченко нам уже приходилось давать положительные отзывы в печати, поэтому скажем о том кратко. Заметим попутно, что покойный В.Кожинов высоко ценил его работы и часто на них ссылался. Костырченко изучает доселе почти полностью неведомый объективным исследователям вопрос – сталинскую идеологическую политику 30—50-х годов. Он первым извлек из совершенно закрытых архивохранилищ ЦК КПСС важнейшие документы. Объективный ученый добился тут впечатляющих достижений, что общепринято.
Он постарался сохранить необходимую в науке объективность даже при рассмотрении острейшего сюжета нашей новейшей истории – так называемого «еврейского вопроса». И это притом, что исследование финансировалось еврейскими организациями, так что автору, возможно, были поставлены некоторые условия. Костырченко излагает добытые им данные последовательно и строго. Выясняется, что в предвоенные и первые послевоенные годы (ранние времена он подробно не рассматривает) в идеологических и гуманитарных сферах число сотрудников-евреев было весьма значительно. Затем дело изменилось мерами административными, и в начале 50-х годов число таких сотрудников относительно сократилось.
Г.Костырченко не возражает, чтобы данное явление почиталось словом «антисемитизм». Допустим. Однако объективно изложенные факты, как всегда, позволяют и некоторые иные возможные толкования. Например, среди сотрудников ТАСС, или Института философии, или среди преподавателей и студентов юридических факультетов Москвы еврейство составляло чуть ли не треть-четверть к 1948 году. Хорошо это или не очень? Автор ответа не дает, но сделать любые выводы его данные представляют возможность любому, не обязательно ученому-историку. В конце 2005 года под редакцией того же Г.В. Костырченко был издан объемистый сборник документов «Государственный антисемитизм в СССР. 1938–1953». Здесь научная объективность несколько отступила, – видимо, под влиянием заказчика. А таковым был недавно скончавшийся А.Н. Яковлев, известный русофоб и филосемит. Под шапку пресловутого «антисемитизма», тем паче «государственного» (!), отнесены материалы, явно не соответствующие заголовку.
Сборник открывается документом, заголовок которого составлен редакцией и звучит грозно: «Н.К. Крупская – И.В. Сталину о росте шовинизма среди школьников». Ничего себе новость– весной 1938 года в СССР рос школьный шовинизм! Оказывается, все не так страшно. В небольшом личном письме Крупская сетует (учитывая ее тогдашнее болезненное состояние, с чужих слов), что «среди ребят появилось ругательное слово «жид». Где, у скольких «ребят» – ни слова, хотя в конце фразы есть заверение, что это, дескать, «отдельные случаи». При чем же тут «государственный антисемитизм»?
Увы, примеров подобного несоответствия текста документа с заглавиями их в сборнике превеликое множество. Вот документ о «засорении» аппарата Наркомздрава СССР: приводится шесть имен недобросовестных работников, трое из них евреи, но увольняют всех за профнепригодность, национальный вопрос в документе никак вообще не затронут. Почему он в сборнике об «антисемитизме»?
Последний пример – известная записка А. Фадеева, А. Суркова и К. Симонова от 24 марта 1953 года (после кончины Сталина), направленная тогдашнему секретарю ЦК КПСС Н. Хрущеву о положении дел в Союзе писателей. Документу предпослан устрашающий заголовок – «О проведении антисемитской чистки». Не слабо, однако речь там идет несколько об ином. В записке приведено семь имен московских писателей, национальность не названа, однако некоторые фамилии указывают на их еврейское происхождение. Каковы же претензии к ним со стороны руководителей Союза? Они относятся к сфере сугубо творческой. Например, один из них «был принят в Союз писателей в 1934 году на основании одной пьесы, написанной для цыганского театра. После этого не написал ни одного художественного произведения». Другая «принята в Союз писателей в 1935 году, будучи автором нескольких стихотворений для детей, опубликованных в еврейских журналах. С тех пор ее произведения нигде не публиковались». Как видно, для этих лиц членство в Союзе, что давало определенные материальные блага, особенно в военное и голодное послевоенное время, было способом жизнеустройства, и не более того.
Далее в той же записке приводится: в Московском отделении Союза насчитывалось 1102 члена, из них 329 евреев, то есть 29,8 % от общего числа. В предисловии и в примечаниях Г.В. Костырченко оценки этому факту не дает, он и его коллеги, видимо, полагают, что треть евреев-писателей в Москве дело вполне естественное и обсуждению не подлежит.
Уже приходилось отзываться на глубокие работы Юрия Жукова, посвященные, так сказать, «сталинской контрреволюции» середины тридцатых годов. Его монография «Тайны власти» продолжает исследования автора в отношении политики сталинского руководства в сороковые и начале пятидесятых годов (нельзя не посетовать тут на журналистский стиль заголовка солидной работы). Однако монография содержит исключительно интересный материал, почерпнутый из архива ЦК КПСС, что позволило Ю. Жукову сделать важные обобщения, расширяющие наше представление о той, по сути, закрытой эпохе.
Впервые обстоятельно освещена в монографии подготовка знаменитой денежной реформы 1947 года. Работа велась очень тщательная. Еще 27 мая особая комиссия по денежной реформе подготовила основы документа, которые были подписаны Сталиным и Ждановым. Автор делает вывод: «Для всех без исключения жителей страны постановление означало вполне реальное улучшение положения», граждане с радостью восприняли отмену карточек, а также разного рода «лимитных» магазинов, торговавших по «свободным», то есть невероятно завышенным ценам. При этом Ю. Жуков не забывает дополнить, что эти блага касались в основном городского населения, колхозники по-прежнему подвергались тяжелым поборам, возмещавшимся далеко не полностью. За все послевоенные сталинские годы положение тут изменялось мало.
В монографии внутренняя политика руководства СССР увязывается неразрывно с внешней политикой, что не часто присутствует у нас в историографических работах. Итоги порой получаются впечатляющие, вот лишь один пример – разрыв в 1948 году отношений с Югославией. До сих пор осталась старая, еще с хрущевских времен, оценка тех событий в пользу Тито и с осуждением Сталина. Из документов выясняется нечто новое. Расхождения шли с двух сторон, но обострил их Тито. «Проект своего ответа он вынес на обсуждение пленума ЦККПЮ, состоявшегося 12 апреля. Тот же не только полностью поддержал своего лидера, но и пошел гораздо дальше – обвинил двух членов ЦК в… шпионаже в пользу Москвы… Вопрос усугубили Ранкович и Тито, заявившие в прениях, что СССР, мол, давно уже создал в Югославии всеохватывающую разведывательную сеть». Ясно, что за этим последовало.
Особое внимание вызывают разделы монографии, посвященные борьбе за власть после кончины Сталина. Автор насчитывает три борющихся центра, каждый во главе с Маленковым, Хрущевым и Берией. Прослеживается эта острая политическая борьба по документам, впервые извлеченным из архивов (до сей поры сюжет излагался в основном по сплетням или сомнительным «воспоминаниям»). Любопытно, что именно Маленков был наибольшим «народолюбцем», а отнюдь не Хрущев.
К сожалению, автор очень содержательной работы обошел некоторые острейшие идеологические сюжеты той острой и закрытой в отношении гласности эпохи. Нет, к примеру, тогдашних взаимоотношений советского государства с Православной церковью, хотя тут можно бы рассказать немало интересного, особенно в свете новейших архивных разысканий. Бегло, порой по старым схемам, рассказано о важных переменах той поры в сфере культуры и искусства. Очень сложный вопрос о пресловутой «борьбе с космополитизмом» подается бегло и упрощенно, хотя это явление было весьма неоднозначным и многослойным. Можно тут продолжить пожелания, но это не меняет высокой оценки монографии Ю. Жукова, как и предыдущих его работ.
К сожалению, далеко не все современные историографы, даже находящиеся в благополучных условиях столицы, пользуются ныне открывшимися архивными богатствами для построения обобщающих выводов и заключений. К 60-летию Победы был издан в Москве сборник статей под обязывающим заголовком: «Россия в XX веке. Война 1941–1945 годов. Современные подходы». Во многих работах там оказалось мало этих обещанных «подходов» как в смысле новых научных подходов к важнейшим обстоятельствам войны, так и бедновато с вовлечением вновь открытых исторических фактов и материалов.
Такова прежде всего статья с газетным заголовком: «Горькое чувство истории: за ошибки власти расплачивается народ». Читателя пытаются оглушить уже на первой странице: «Правившая СССР Коммунистическая партия превратила Красную армию, ради создания которой народ ничего не щадил, вплоть до жизней, стать на долгие годы палачом и жертвой». Такого даже по пресловутым «радиоголосам» не вещалось! Палачами народа российского в годы Гражданской и после нее в первое десятилетие советской власти были отнюдь не красноармейцы и их командиры, а чекисты и чоновцы, руководимые комиссарами вполне определенного окраса. О социальной сути Коммунистической партии ныне все известно, однако позволительно спросить, хотя бы из «чувства истории», о каком времени идет речь? О двадцатых годах или конца тридцатых, или, может быть, о временах Отечественной войны, когда члены этой партии, и не только рядовые, во множестве гибли на фронтах?
