Владимир Мещеряков - Сталин и заговор военных 1941 г.
Разумеется, оба эти решения были подготовлены и приняты отнюдь не Ворошиловым единолично, а всем узким руководством СССР. О военных советах и восстановлении института военных комиссаров — 8 мая, когда у Сталина в его кремлевском кабинете присутствовали Молотов, Ворошилов, Каганович, Ежов. О перемещении командующих войсками военных округов и понижении Тухачевского в должности — 10 мая, опять же у Сталина, на заседании с участием Молотова, Ворошилова, Кагановича, Ежова, Чубаря и Микояна. В заседаниях принимали участие члены ПБ и комиссий ПБ, образованных 14 апреля.
Характер решений свидетельствовал о неожиданно появившемся сомнении в безусловной лояльности высшего начсостава армии. Ну а такую настороженность, как можно предполагать с большой долей уверенности, должна была породить некая важная информация Ежова.
Ежов мог напомнить о том, что В. М. Примаков и В. К. Путна еще в августе 1935 г. признали себя участниками боевой группы троцкистско-зиновьевской организации; М. И. Гай, Г. Е. Прокофьев и З. И. Волович дали в апреле 1937 г. показания о связях Ягоды с М. Н. Тухачевским, А. И. Корком, Б. М. Шапошниковым и другими; А. С. Енукидзе и Р.А Петерсон взяли на себя и организацию, и руководство подготовкой переворота. Ежов мог указать и на нечто объединяющее не только арестованных, но и тех подозреваемых из числа высших военачальников, которые пока еще находились на свободе. Таким же общим для них являлась служба в РККА под непосредственным командованием Л. Д. Троцкого.
Так, в 1920 г., когда шла советско-польская война, в прямом подчинении у Троцкого находились командующий Западным фронтом Тухачевский и член реввоенсовета фронта И. Т. Смилга, впоследствии видный сторонник Троцкого. Непосредственно подчинялись Тухачевскому троцкист Г. Л. Пятаков — командующий 15-й армией, сторонники Зиновьева М. М. Лашевич и Г. Е. Евдокимов, последовательно командовавшие 7-й армией, В. К. Путна — командир 27-й стрелковой дивизии.
Кроме того, определенные подозрения Ежова вызвало поведение ряда советских военных, находившихся в Испании во время Каталонского путча. Так, например, в Барселоне в те дни как генеральный консул СССР находился не кто иной, как В. А. Антонов-Овсеенко, который вместе с Троцким возглавлял, по сути, Красную Армию, находясь на должности начальника Политуправления РККА с августа 1922-го по январь 1924 г. Сталин не только вспомнил о нем в заключительном слове на XIII партконференции, но еще и сообщил, что тот «прислал в ЦК и ЦКК совершенно неприличное по тону и абсолютно недопустимое по содержанию письмо с угрозой по адресу ЦК и ЦКК призвать к порядку «зарвавшихся вождей»».
Действительно, письмо, написанное Антоновым-Овсеенко 27 декабря 1923 г. в защиту Троцкого и упоминавшее из «вождей» только Сталина, было откровенно ультимативным. Мало того, оно сохраняло необычайную злободневность даже тринадцать с половиной лет спустя. Ведь в нем, в частности, говорилось: «…Партию и всю страну вместо серьезного разбора серьезных вопросов кормят личными нападками, заподозреваниями, желчной клеветой, и этот метод возводят в систему, как будто в сем и состоит широко возвещенный новый курс. Ясно, к чему это ведет. К глубочайшей деморализации и партии, и армии, и рабочих масс и к подрыву влияния нашей партии в Коминтерне, к ослаблению твердости и выдержанности линии Коминтерна… Знаю, что этот мой предостерегающий голос на тех, кто застыл в сознании своей непогрешимости историей отобранных вождей, не произведет ни малейшего впечатления. Но знайте — этот голос симптоматичен. Он выражает возмущение тех, кто всей своей жизнью доказал свою беззаветную преданность интересам партии, в целом интересам коммунистической революции… и их голос когда-либо призовет к порядку зазнавшихся «вождей», так, что они его услышат, даже несмотря на свою крайнюю фракционную глухоту».
О такой — нет, даже не филиппике, а прямой угрозе — Ежов непременно должен был знать с того самого дня, как возглавил КПК, или в крайнем случае, когда начал писать свой теоретический труд об оппозиции, и прежде всего о троцкистской оппозиции. Ежов вполне мог связать Антонова-Овсеенко и с Каталонским путчем, и с теми показаниями, которые уже имелись у НКВД против Тухачевского и других пребывающих во главе армии военачальников.
Наконец, настораживали Ежова и такие факты биографий высшего начсостава РККА, которые могли свидетельствовать о связях некоторых военных с рейхсвером или даже с германским нацизмом. Ведь для узкого руководства не являлось секретом, что в 1928–1929 гг. командарм 1 ранга, тогда командующий Украинским военным округом ИЗ. Якир, комкоры Ж. Д. Зонберг, Р. Я. Лонгва учились в германской военной академии. Там же курс, но уже в 1931 г., прошли командующие Белорусским военным округом А. И. Егоров, Средне-Азиатским — П. Е. Дыбенко, Северо-Кавказским — И. П. Белов. В 1931–1933 гг. учились в Германии командующий Закавказским военным округом М. К. Левандовский, помощник командующего Украинским военным округом И. Н. Дубовой, начальник штаба Ленинградского военного округа С. П. Урицкий, командир 13-го стрелкового корпуса В. М. Примаков.
И все же как в апреле, так и в первой половине мая 1937 года Ежов не смог еще получить достаточно весомые доказательства существования военно-политического заговора, которые убедили бы узкое руководство. Даже очередной допрос Ягоды не принес желаемого. 13 мая он заявил своим следователям, Когану и Ларнеру, и без того хорошо им известное: летом 1936 г. «в протоколах следствия по делу троцкистской организации уже появились первые данные о наличии военной группы троцкистов в составе Шмидта, Зюка, Примакова и других. Вскоре я вынужден был пойти на аресты. Сначала, кажется, Шмидта, Зюка, а в дальнейшем и самого Примакова». Но такие показания доказывали лишь одно: если заговор в НКО и существовал, Ягода о нем ничего не знал, что весьма сомнительно.
Естественно, эти показания никак не могли удовлетворить Ежова. Потому-то 12 мая был арестован начальник Военной академии имени Фрунзе командарм 2-го ранга А. И. Корк, а 15 мая — временно не имевший должности комкор Б. М. Фельдман. Оба — на основании показаний М. Е. Медведева, арестованного ранее. Ну а тот еще 8 мая признал свое участие в троцкистской военной организации, возглавляемой Фельдманом, а уже через два дня, 10 мая, Медведев назвал и другие фамилии — Тухачевского как «возможного кандидата в диктаторы», Якира, Путну, Примакова и Корка.
19 мая очередные показания дал Ягода: «Корк являлся участником заговора правых, но имел самостоятельную, свою группу среди военных, которая объединяла и троцкистов. Я знаю, что помощник Корка по командованию Московским военным округом Горбачев тоже являлся участником заговора, хотя он и троцкист… Я знаю, что были и другие военные, участники заговора (Примаков, Путна, Шмидт и др.), но это стало мне известно значительно позже, уже по материалам следствия или от Воловича (о Примакове). Я хочу здесь заявить, что в конце 1933 г. Енукидзе в одной из бесед говорил о Тухачевском как о человеке, на которого они ориентируются и который будет с ними».
21 мая были арестованы начальник управления боевой подготовки РККА комкор К. А. Чайковский и начальник управления связи РККА комкор Р. В. Лонгва. 22 мая — маршал, кандидат в члены ЦК М. Н. Тухачевский и председатель Центрального совета ОСОАВИАХИМа комкор Р. П. Эйдеман. 25 мая — начальник военных сообщений РККА комкор Э. Ф. Аппога. 27 мая — начальник артиллерийского управления РККА комкор Н. А. Ефимов. 28 мая — командарм 1-го ранга член ЦК ИЗ. Якир. 29 мая — командарм 1-го ранга, кандидат в члены ЦК И. П. Уборевич. 31 мая у себя дома застрелился, вполне возможно, ожидая ареста, армейский комиссар 1-го ранга, член ЦКЯ.Б. Гамарник. Помимо них было арестовано еще около 50 военнослужащих.
Подобные чистки нуждались в объяснении, и такое объяснение было дано на расширенном заседании Военного совета при наркоме обороны, проходившем с 1 по 4 июня 1937 г. Дано оно было самим Сталиным.
Начал он с объяснения того, что же, по его мнению, представлял собой заговор, названный и в НКВД, и в докладе наркома обороны «военно-политическим». Основное внимание Сталин сосредоточил на второй составляющей названия, сразу же сделав ее главной. Политическими руководителями заговора он назвал прежде всего находившегося в далекой Мексике Троцкого и уже арестованных Бухарина и Рыкова. Только потом он назвал других руководителей: «Ягода, Тухачевский по военной линии, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман, Гамарник — 13 человек». Заговор, сказал далее Сталин, «они организуют через Енукидзе, через Горбачева, Егорова, который тогда был начальником Школы (имени) ВЦИК, а Школа стояла в Кремле, Петерсона. Им говорят — организуйте группу, которая должна арестовать правительство…» Потом Сталин повторит то же еще несколько раз: «хотят арестовать правительство в Кремле»; они полагали, что «Кремль у нас в руках, так как Петерсон с нами, Московский округ — Корк и Горбачев — тоже у нас… И многие слабые, нестойкие люди думали, что это дело решенное. Этак прозеваешь, за это время арестуют правительство, захватят московский гарнизон и всякая такая штука, а ты останешься на мели. Точно так рассуждает в своих показаниях Петерсон. Он разводит руками и говорит: «Это дело реальное»; «они хотели захватить Кремль… хотели обмануть Школу (имени) ВЦИК…»». Так перед участниками расширенного заседания Военного совета возникла более чем реальная картина подготовленного, но так и не состоявшегося государственного переворота.
