Юлиан Семенов - Горение (полностью)
Беляев и Курлов отошли от стола, уставленного довольно скромными яствами (британцы всегда скупердяйничали, особенно коли было загодя известно, что не пожалует никто из членов августейшей фамилии; правда, было вдосталь прекрасного эля и джина), устроились возле широкого окна и, обсмотрев друга друга наново, одновременно рассмеялись.
- Кто начнет? - спросил Курлов. - Готов отвечать за моих волынщиков, я в курсе страхового вопроса.
- Ах, да при чем здесь страховой вопрос? - сказал Беляев. - Я что-то не возьму в толк, куда вообще дело идет, Павел Григорьевич?
- То есть как это так "куда"? - удивился Курлов. - По обычному нашему пути, милый Дмитрий Георгиевич, в никуда, коли не к полнейшему бардаку!
- За такие слова ваши молодчики в околоток заберу1'
- Они у меня знают, кого брать, а кому благодарность принесть за скорбь и боль по государеву делу-Давайте - от души, выкладывайте...
- Ах, милый Павел Григорьевич, когда шеф российских жандармов предлагает высказываться от души, сразу начинаешь вспоминать знакомых по Восточной Сибири, кто - в случае чего - на службу пристроит в тамошнем акцизе... Беляев поманил лакея, кивнул на рюмку, тот сразу же подлетел с джином, наполнил высокий стакан, принес льда, лимона с содовой, намешал п о й л а, отпорхнул столь же бесшумно, как и приблизился. - Биржа пока стоит, попробовав лесной влаги из высокого тонкого стакана, продолжил он, - и вроде бы ничего трагического нет, но коли вбуровиться в толщу проблемы, страшно делается... Я виню не столько вас, центральную власть, я виню то, что происходит на местах, Павел Григорьевич... Никакой хозяйственной жизнедеятельности, кругом одни "не пущу" и "не велено"! Нельзя же так, нельзя! Чтобы поставить строительный завод в Новороссийске, компаньонам пришлось обойти следующие ведомства: губернаторство, дворянское собрание, пожарную комиссию, санитарный контроль, водный регистр, линейное управление железных дорог юга империи, уездное отделение вашего ведомства, - правда, не впрямую, а через знакомцев; статистическое бюро при земском управлении, ведомство по надзору за здравоохранительными учреждениями, городскую управу, дирекцию порта и землеустроительное бюро. Что-то я наверняка упустил...
- Ничего, и перечисленного хватит, чтобы потерять год жизни, - вздохнул Курлов. - Что вы хотите, аграрная страна, гигантские просторы, некое отталкивание всего, что связано с чрезмерно скоростной, машинной техникой... Поставили хоть дело или тянут?
- Третий месяц ждут ответа из санитарного контроля... Тот требует заключение портовиков, а наши мореходы не дают, настаивая на просвященном мнении эскулапов. Иван кивает на Петра...
- При том, что в стране острейшая нехватка строительного материалу.
- Именно.
- И вы полагаете, - медленно спросил Курлов, - что в этом виновата местная власть? Побойтесь бога, Дмитрий Георгиевич! Или - хитрите, не желаете называть вещи своими именами? Мы во всем повинны, мы! Санкт-Петербург! Кабинет министров! Мы боимся поломать привычное, жалимся обидеть губернаторов, потерять опору на местах, мы, Дмитрий Георгиевич, норовим удержать все как было, но ведь невозможно сие, никак невозможно!
- Это вы говорите, Павел Григорьевич, вы, а не я! -. улыбнулся Беляев. - Я лишь так думаю, а вот революционеры на этом строят свою пропаганду! Неужели и дальше так пойдет, неужели мы и впредь будем жить по-азиатски лениво и внутренне зло друг к другу?!
- Именно так и будем жить! Именно так!
- Тогда ждите краха! Биржа такой инструмент который не обманешь, цена она и есть цена, приказом ее не поправишь! Объясните мне отчего все так?! Отчего?
- Будто сами не понимаете...
- Понимал бы - не спрашивал, Павел Григорьевич!
- До тех пор, - упершись взглядом в зрачки собеседника, скрипуче сказал Курлов, - пока кабинет возглавляет человек, сделавший ставку жизни на представителей одного лишь аграрного класса, до тех пор, покудова вопросы промышленности и банка видятся ему в обличий бунтаря на баррикаде или Шейлока возле банковского сейфа, не ждите никаких изменений, он выше своей головы не прыгнет... А вы - молчите, по углам шепчетесь, а мне секретная информация о вашем недовольстве приходит, и оседает эта информация в пыльных шкафах, наверх не идет, кто ж на самого себя решится бочку катить?!
Беляев невольно оглянулся; Курлов захохотал в голос:
- Соглядатаев боитесь? Пока я в л а в к е - не бойтесь, всем известен мой патронаж промышленному делу, пока могу - оберегаю вас, но ведь не вечен я, Дмитрий Георгиевич, не вечен, а паче того, бесправен, коли называть вещи своими именами.
- А мы? Марионетки. Задавлены министерствами, беззаконием, инерцией страха, дремучими традициями... Что мы можем, Павел Григорьевич? Что?
Курлов молчал, по-прежнему глядя в зрачки собеседника, словно бы гипнотизировал его, подсказывая: "А ты спроси совета, спроси, я - отвечу".
И тот спросил:
- Как надо поступать нам - пока еще можем, - дабы помочь делу в империи?
- Газеты в ваших руках, мощные газеты, Дмитрий Георгиевич, а сие - сила. Неужели нет у вас толковых людей, которые так же, как мы с вами, радеют о судьбе державы? Пусть бабахнут от души! Пусть по мне бабахнут, по министерству промышленности пусть ударят, по...
Беляев понял сразу, отчего Курлов оборвал себя:
- Вот-вот... Цензура не пустит. Главу трогать ни-ни!
- А ум зачем даден? У нас все между строк читать горазды, мы не Англия, где премьера допустимо в статье ослом назвать, ничего, кроме смеха читателей, от этого не станется, а посмеявшись вдостоль, осла повалят! Так ударьте ж! Иначе - вас вскорости стукнут, да так, что костей не соберете!
- Если нас начнуть бить, на ком империя стоять будет?
- А кого сие волнует, мой дорогой друг? Кого? Нас в мир пускают ненадолго, свое б отжить, а там - хоть потоп! Не вздумайте на меня ссылаться, но, сдается мне, этой осенью правительство намерено такие налоги с вас взвинтить, что не очухаетесь!
- Так ведь будем вынуждены понизить оклады рабочим, выйдет бунт!
- Во-первых, не позволят вам понижать оклады, с чернью намерены заигрывать, пугать вас ею, а потом, сейчас армия оклемалась, харчат неплохо, станет стрелять, не девятьсот пятый год, слава богу! Во-вторых, коли шелохнетесь хоть в малости, сами ж и окажетесь во всем виновными, вы знаете, как у нас умеют находить козлов отпущенья. Вы - в углу. Загнаны и заперты. Но - молчите. А впрочем, что ж это я, право?! Пока при деле, оклад содержания платят, есть ли резон вас агитировать, Дмитрий Георгиевич?
- Есть, оттого что вперед думаете, - ответил Беляев. - Только вот беда: поговорили случаем, да и разнесло разными ветрами...
- Понадобится нужда во встрече, звоните доктору Бадмаеву, я у него лечусь, поспособствует... И не ведите вы, бога ради, разговоров при секретарях, они ж на содержании у нас! Мало вам клубов, где можно обо всем перемолвиться?
- Там тоже трудно, - вздохнул Беляев. - Мне Гучков сказал, что в Английском клубе все лакеи - от вас, о с в е щ а ю т октябристов, меня в том числе.
- Ну уж и "все"! - улыбнулся Курлов. - Вы нашу мощь не преувеличивайте, себя особенно не пугайте, мы тоже по смете живем, а она далеко не бездонна... Но вообще-то верно, освещают всех октябристов, поди, нарушь указание премьера! Составьте-ка вы, покуда еще не поздно, записку о положении в промышленности на высочайшее имя. И называйте вещи своими именами: да, именно правительство совершенно не радеет об индустриальном деле, да, именно исполнительная власть никак не думает о стратегии промышленного развития империи - до сих пор своих рельсов не хватает, станки волочем из-за моря, швейную машинку и ту не умеем произвесть; Путилов чуть не плакал, рассказывая, как сметное управление министерства режет ему оклады содержания для наиболее головастых инженеров, требует от него, чтоб он за место платил и за время, отсиженное на оном, а не за идею. А дымная англичанка платит за мысль, пусть господин инженер хоть и вовсе на фабрике не появляется! Вот вы по чем шандарахните, милый мой человек... И найдите ход в Царское Село, не вздумайте пускать через кабинет, я это ваше обращение первым же и похерю, мои службы зубасты, не я - над ними, а они надо мною, коли правде смотреть в глаза.
...Через два дня Бадмаев сообщил: зашевелились; Беляев, будучи человеком высокоторговым, никому и словом не обмолвился, от кого пришла к нему и д е я; начал катить бочку на кабинет министров; пошел шорох: "Столыпин засиделся, помещик, не понимает нужд промышленности, а урок японской катастрофы доказал без чугуна, стали и железных дорог самая сытая армия обречена на разгром; пора менять; называют фамилию преемника - Александр Иванович Гучков; после столыпинского ультиматума ушел в отставку с поста председателя Государственной думы, затаил обиду на бывшего друга, а человек большой силы и мужества, этот может повести за собою кабинет..."
...Получив такого рода информацию, Курлов задействовал своего партнера по биржевым операциям, нефтяника Георгия Александровича Манташева. Вместе с Бадмаевым они думали о дальневосточном стомиллионном проекте, такой слова лишнего не скажет, ибо тот лишь болтает, у кого за душой одни эмоции и никакого реального интереса; тот, кто знает свою выгоду - близкую или дальнюю, - будет молчать, хоть пытай... "Главное - запутать", как советовал Рачковский"
