Геннадий Невельской - Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России
Преодолев все трудности верховой езды между Якутском и Охотском, на пространстве более 1 100 верст, по тропинкам, тундрам и болотам, Николай Николаевич с супругой достигли Охотска и оттуда, на транспорте "Иртыш", под командой капитан-лейтенанта Преклонского, пошли в Петропавловск. Посетив Петропавловский порт, вследствие письма моего, посланного из этого порта, на том же транспорте 28 мая Николай Николаевич Муравьёв, чтобы встретиться со мною, заходил на обратном пути из Петропавловска в Аян, к северной оконечности Сахалина, но, не найдя здесь транспорта, полагал, что я, не получив разрешения в Петропавловске итти в лиман, направился, вследствие данных мне инструкций в августе 1848 года, в Константиновский залив. Поэтому Н. Н. Муравьёв от северной оконечности Сахалина пошел в Аян, куда и прибыл 30 августа. Он был первый из всех генерал-губернаторов Восточной Сибири, который посетил Охотск и Петропавловск. Ему хотелось лично видеть эти места, прежде чем решиться на перенесение Охотского порта, что тогда считалось необходимым. Обратный путь Н. Н. Муравьёв совершил через Аян, с тем чтобы видеть этот порт и Айнский тракт и сравнить их с Охотским портом и трактом. По прибытии Н. Н. Муравьёва в Аян туда пришёл и бот "Кадьяк" с М. С. Корсаковым, который сообщил генерал-губернатору о своих неудачных розысках транспорта "Байкал". Это обстоятельство, а равно предположение, что я, не получив в Петропавловске разрешения приступить к описи лимана и устья Амура (мест, считавшихся тогда китайскими), не мог решиться сам на это исследование, и, наконец, сведения, доставленные Завойко в Аяне, что лиман окружен опасными банками и вход в него для транспорта "Байкал" невозможен, послужили поводом к заключению в Аяне, что "Байкал" на пути из Петропавловска погиб. После этого понятно, до какой степени все были изумлены в Аяне, когда "Байкал", считавшийся погибшим, показался утром 3 сентября перед входом в Айнский залив!
Мы не успели еще бросить якоря, как на вельботе пристал к транспорту М. С. Корсаков и объявил о присутствии в Аяне генерал-губернатора и о мнении, ходившем там насчёт нас. Он сказал нам, что поводом к такому общему мнению послужило заключение В. С. Завойко, который в свою очередь основывался на описи Гаврилова. Вместо ответа я дал Корсакову прочесть приготовленный мною для отправки из Аяна рапорт князю Меньшикову. Тогда же М. С. Корсаков передал мне и утвержденную императором инструкцию, в силу которой я должен был из Петропавловска итти в Амурский лиман с целью проверки описи Гаврилова. Сейчас же вслед за Корсаковым вышел навстречу нам на катере генерал-губернатор со всем своим штабом; не приставая еще к транспорту, он спросил меня, откуда я явился. На это я отвечал: "Сахалин -- остров, вход в лиман и реку Амур возможны для мореходных судов с севера и юга! Вековое заблуждение положительно рассеяно. Истина обнаружилась; доношу об этом князю Меньшикову для представления государю, а ныне Вашему превосходительству". В моей маленькой каюте около генерал-губернатора собрались все его спутники и с любопытством выслушали рассказ о нашем плавании и сделанных открытиях, которые были совершенно противоположны показаниям карты, имевшейся тогда в Аяне.
Из Аяна на другой день, 4 сентября, с курьером штабс-капитаном М, С. Корсаковым были отправлены вышеупомянутый рапорт мой князю Меньшикову и отношение генерал-губернатора; в последнем, между прочим, он указывал князю, что ни одна из предшествовавших мне экспедиций не представляет таких важных для России последствий, какие вытекают из моих открытий, и одновременно отмечал, что всё это произведено без каких бы то ни было специальных затрат казны и с ничтожными средствами, на суммы, ассигнованные для доставки груза в наши сибирские порты. "Груз этот, -- писал Николай Николаевич, -- по удостоверению начальника Камчатки, капитана 1-го ранга Машина, доставлен на "Байкале" в таком отличном и сохранном виде, в каком еще никогда не бывало".
Результаты наших исследований обусловливают важное значение для России Приамурского края, ибо доказывают, что река Амур при помощи Татарского пролива имеет прямое сообщение с Японским морем. Кроме того, сделанные нами открытия доказали важное значение Амура как артерии, связывающей с океаном Восточную Сибирь, считавшуюся до этого отрезанной от него тундрами, горами и огромными пустынными пространствами.
Если бы я ограничился выполнением только той программы, для которой специально был отправлен "Байкал", то-есть доставил бы груз в сибирские наши порты, подобно многим моим предшественникам, и не принял бы вышеупомянутых мер к раннему приходу в Петропавловск, чтобы иметь свободными летние месяцы 1849 года; наконец, если бы я, несмотря на ответственность, не решился бы по собственному усмотрению, без прямого на то повеления, итти из Петропавловска прямо в Амурский лиман, чтобы раскрыть истину, то мы, русские, под давлением распространившегося тогда в Аяне мнения о положительной недоступности Амурского лимана и устья Амура могли бы не обратить на этот край должного и энергичного внимания и, вследствие этого, оставались бы уверенными в упомянутом заблуждении. Тогда бы в минувшую войну доблестные защитники Петропавловска, имущество этого порта со всеми судами, а равно и экипаж японской экспедиции82 были бы в самом критическом положении и могли бы, возможно, составить трофей в несколько раз более сильного чем мы неприятеля. Кроме того, плававшие около этих мест иностранные суда могли бы занять берег Татарского пролива и даже устье самой реки, и тогда суда союзной неприятельской эскадры не имели бы повода блокировать эти места, а вследствие этого не имели бы повода фактически признать их принадлежащими России, а не Китаю. На это обстоятельство, при заключении трактата с Китаем, ссылались как на один из главных аргументов. Из этого ясно, что, без своевременных исследований и занятия устья реки и неразрывно связанных с ней берегов Татарского пролива, эти места могли бы быть навсегда потерянными для России. Вот те важные последствия наших открытий, которые не замедлили обнаружиться.
5 сентября транспорт "Байкал" отправился из Аяна в Охоток, а генерал-губернатор со своим штабом поехал Аянским трактом в Якутск: там я должен был с ним соединиться, чтобы ожидать зимнего пути по реке Лене. Придя в Охотск 10 сентября, я, согласно инструкции, сдал транспорт и 20-го числа этого месяца с офицерами транспорта отправился в Якутск, куда и прибыл 3 октября. Здесь мы застали генерал-губернатора; я просил его сделать распоряжение Завойко о посылке зимой в Удский край, а оттуда к устью Амура прапорщика Орлова для наблюдения над вскрытием льда в заливе Счастья и в устье реки. Генерал-губернатор тогда же с нарочным послал предписание об этом Завойко {Вот причина того, что Орлов был в заливе Счастья и в устье Амура весной 1850 года, а вовсе не та, о которой говорит Тихменев в историческом обозрении действий Российско-Американской компании на стр. 62 и в примечании к ней. Ссылка его на бумагу Министерства иностранных дел от 15 февраля 1849 года здесь не имеет места, ибо в этой бумаге разрешалось Российско-Американской компании из Аяна производить расторжку с туземцами по юго-западному берегу Охотского моря, отнюдь не касаясь однако устья Амура.}. В Якутске и затем в Иркутске, куда мы прибыли 22 ноября, мы приводили в порядок наши журналы и карты.
По получении моего донесения из Аяна в Петербурге, под давлением авторитета моих знаменитых предшественников, нашим открытиям не доверили и считали мой поступок (что я без разрешения пошел из Камчатки в Амурский лиман) дерзким и подлежащим наказанию. Поэтому там полагали, что Петропавловск должен быть нашим главным портом на восточном океане, Аян -- на Охотском море, весь же Приамурский край предоставить Китаю.
Между тем, генерал-губернатор, по возвращении своем в Иркутск 10 ноября 1849 года, сделал следующее представление в С.-Петербург:
1) Охотский порт перенести в Петропавловск, который усилить и укрепить, а из Камчатки сделать область, под начальством командира Петропавловского порта и камчатского губернатора, которым назначить Завойко.
2) Аянскую факторию Российско-Американской компании возвести на степень правительственного порта в Охотском море.
3) Для удобного и правильного сообщения Аяна с Якутском заселить крестьянами реку Маю и тракт между Аяном и Нельканом и,
4) Аянскую факторию, как правительственный порт, усилить военными чинами и принять на счёт казны устройство и поддержание тракта между Аяном и Якутском.
Я узнал об этом представлении по прибытии моем в Иркутск от самого генерал-губернатора Н. Н. Муравьёва и при этом не мог не выразить ему сожаления, предлагая, если возможно, отклонить его ходатайство. Мотивы, которые я ему высказал при этом, были следующие: