KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Научные и научно-популярные книги » История » Валерий Ярхо - Иноземцы на русской службе. Военные, дипломаты, архитекторы, лекари, актеры, авантюристы…

Валерий Ярхо - Иноземцы на русской службе. Военные, дипломаты, архитекторы, лекари, актеры, авантюристы…

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Валерий Ярхо, "Иноземцы на русской службе. Военные, дипломаты, архитекторы, лекари, актеры, авантюристы…" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Сын датского короля от морганатического брака, увенчанный титулом графа Шлезвиг-Голштинского, в силу своего происхождения не могший претендовать на датский престол, по приглашению русской короны, после долгих предварительных переговоров, прибыл в Москву для сватовства к русской царевне Ирине, дочери Михаила Федоровича. Приняли его с большим почетом, богато одарили, поселили в хоромах и окружили заботой, но невесты показать никак не желали, говоря, что у русских так принято, а главное, стали всячески склонять гостя-лютеранина к принятию православия, намекая на то, что жить ему придется в Москве, а здесь лучше принадлежать к главенствующей религии.

У графа Вольдемара были совсем иные планы — он собирался уехать с молодой женой в Шлезвиг-Голштинию, назначенную ему в управление от отца, а вовсе не жить «в зятьях» у русского царя; но, главное, он не желал менять веру.

После долгих препирательств Вольдемар чуточку уступил, согласившись на то, что дети, рожденные в браке с Ириной Михайловной, будут крещены по православному обряду; в этом был особый резон — один из их отпрысков мог унаследовать русский престол, и лучше заранее было устранить препятствия религиозного характера. На остальное граф никак не соглашался; в конце концов он решил отказаться от сватовства и уехать домой, но не тут-то было: его не отпустили, так прямо и сказав, чтобы «не было сраму русской короне в иных странах».

После этого на упрямого датчанина снова насели с уговорами, а он, будучи человеком твердых правил, стоял на своем и потихоньку готовился к отъезду. Не получив разрешения на выезд, он надеялся покинуть Москву без оного, но был со своей свитой остановлен стрельцами у Тверских ворот. Датчане попытались прорваться и в свалке двух стрельцов закололи насмерть, но их, разумеется, принудили вернуться назад и определили под усиленный караул.

Учтя этот горький опыт, в другой раз принц попробовал выбраться нелегально, переодевшись и затерявшись среди людей в обозе литовских купцов. Но и этот номер не прошел: за ним слишком хорошо присматривали — подготовка к побегу и переговоры с литовцами не прошли мимо соглядатаев. Когда бежать не удалось и во второй раз, Вольдемар стал писать письма отцу, прося вытащить его из русской ловушки. Эти послания, пересылаемые с верными людьми, достигли адресата, и из Копенгагена в Москву полетели дипломатические ноты с требованиями отпустить принца.

Назревал крупный международный скандал, но русские ни в какую не желали отпускать жениха, отписываясь тем, что, дескать, он сам хочет жить в Москве. Несмотря на упорство Вольдемара, опекавшие его бояре все никак не могли отказаться от мысли купить его, уломать, задобрить, совершенно искренне полагая, что датчанин просто «ломается», хитрит и «набивает себе цену».

От назойливого гостеприимства несчастного графа Шлезвиг-Голштинского спасла только перемена правления: царь Михаил Федорович умер от внезапного приступа болезни, известной под старинным названием «грудная жаба», а вступивший на престол его сын Алексей Михайлович датчанина удерживать не стал. Он принял его, обещал отпустить с почетом, но принц, полтора года проживший в Москве принудительно, не дожидаясь прощальных даров и пышных эскортов, спешно покинул русскую столицу и уже с дороги благодарил царя письмом.

История эта наделала шума в Европе. И как ни убеждал фон Штаден актеров, что все это, может быть, когда-то и было, но времена уже давно поменялись и никого насильно в Москве не держат, рисковать, проверяя справедливость его слов, большая часть труппы не решилась, и пришлось Клаусу фон Штадену ехать в Москву с трубачом и тремя музыкантами. Ехал он, терзаемый сомнениями, опасаясь наказания за неисполнение задания и зря потраченные деньги, но оказалось, что тревожился он совершенно напрасно: к тому времени, когда он вернулся в Москву, там уже состоялось первое представление местного театра!


Ожидая приезда профессиональной труппы, Артамон Матвеев, с разрешения государя, решил дать шанс местным любителям и обратился к пастору Грегори. Пастор Грегори, оценив перспективу и риск предложения, отнекиваться не стал. Да и, собственно говоря, деваться ему было некуда. Но в конце концов — не боги горшки обжигают, а театр хоть дело и хитрое, но не труднее богословия, которое Грегори превзошел, когда в этом возникла потребность. Некоторый опыт у него имелся, а дебютировать на большой сцене ему предстояло не в избалованном зрелищами Париже, а всего лишь в Москве, где при всей сложности специфики взаимоотношений особо искушенных театральных гурманов было не найти днем с фонарем.

Подбадривая себя столь утешительными рассуждениями, пастор бойко принялся за дело. Прежде всего он засел за пьесу. Главной проблемой было отношение к готовящемуся действу православной церкви, а потому, не мудрствуя лукаво, пастор выбрал для переделки в пьесу один из библейских сюжетов и, собравшись с силами, написал комедию «Агасфер и Эсфирь». Писал Грегори по-немецки, а перевод на русский сделал, пользуясь славянской Библией. Конечно, кое-что ему пришлось переименовать, и в русском варианте пьесы Агасфер стал Артаксерксом, а сама пьеса называлась «Артаксерксово действие», но сути это не меняло. Хитрец Грегори умудрился угодить царю изначально: сочиненная им пьеса своим смыслом указывала на историю второго брака русского царя. Судьба Эсфири походила на судьбу Натальи Кирилловны, Мардохей вызывал ассоциации с Матвеевым, под Аманом можно было разуметь царского дворецкого Богдана Матвеевича Хитрово.

После того как пьеса была готова, Грегори, по рекомендации Матвеева, вызвали во дворец, и царь указал ему «учинить комедию, и на комедии действовать из Библии книгу Эсфирь, и для того действа устроить хоромину». Словом, все было разыграно Матвеевым и Грегори, как по нотам.

Местом устроения «комедийной хоромины», в которой предстояло разыграть готовившееся действо, определили село Преображенское; все работы по обустройству первого русского придворного театра велись под наблюдением Матвеева. В конце октября 1672 года «хоромина» была готова, и начали ее внутреннюю отделку, которая должна была поразить своей роскошью и великолепием: стены зала драпировали «черевчатым» (красным) и зеленым сукном. Росписью «хоромины» и устройством декораций занимался гамбургский живописец Петер Шимс, которого в русских документах называли «мастером перспективного дела». Оркестр составили домашние музыканты Артамона Матвеева, которыми руководил органист новой кукуйской кирхи Симон.

С постановкой спектакля помогал прежний коллега Грегори, учитель Георг Хюбнер (его фамилию и имя на русский лад переиначивали на Юрий Гивнер), вместе с которым они приехали в Москву. Судьбы обоих были схожи — как и Грегори, Хюбнер был саксонцем, как и Грегори, он отправился на поиски счастья и в 1649 году поступил в польскую армию. Прослужив семь лет, Хюбнер в бою под Дубровной попал в плен к русским. Его отправили в Смоленск, где он прожил несколько лет, пока ему не удалось связаться с соотечественниками, жившими в Немецкой слободе Москвы. ЗаХюбнера стали хлопотать полковник фон Ховен и Вилим Брюс, к словам которых прислушивались при русском дворе; они просили разрешить пленному офицеру учить латыни и немецкой грамоте детей в Немецкой слободе. Разрешение на это было дано в 1658 году, когда через Смоленск проезжал Грегори; Хюбнер присоединился к нему, они вместе прибыли в русскую столицу, и оба учительствовали, пока Иоганн Готфрид не избрал благой удел священства.

Живя в Немецкой слободе, Георг Хюбнер женился на дочери кукуйского обывателя Андрея Юта, завел хозяйство, зажил своим двором; с Грегори они продолжали дружить. Когда потребовалась помощь в устройстве театра, он взял на себя часть хлопот, войдя в команду помощников пастора вместе Тимофеем Гасенкраухом, Иоганном Пальцером и Лаврентием Ринхубером. Репетировали с труппой Гассенкраух, который был в Немецкой слободе «известный игрец» (то есть актер), и Ринхубер, уже хорошо говоривший по-русски и имевший опыт игры на сцене во время учебы в Лейпцигском университете.

Работы шли полным ходом, но точно не было известно — состоится спектакль или нет. Царь, даже отдав приказ готовить действо, все же сомневался, не совершает ли он греха. Вопрос, как театральная игра выглядит с точки зрения канонов православия, был далеко не праздным для государя православной державы. В Москве той поры были запрещены светское пение, танцы и игра на большинстве музыкальных инструментов. Само лицедейство ревнители религиозных устоев почитали бесовщиной, равной скоморошеству, давно запрещенному и заклейменному церковью по причине безнравственности. Хотя в случае скоморохов сыграло роль и то, что они были горазды на похабщину, а их прибаутки и куплеты сплошь состояли из самой отчаянной матерщины, за которую в Московии полагалось битье кнутом, а в случаях богохульства и урезание языка.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*