Николай Шпанов - Заговорщики (Книга 2, Перед расплатой)
От нестерпимой жары все больше трещала голова. Попытка снять шлем вызвала новое кровотечение из запекшейся было раны. Чэн не решался больше трогать его, хотя шлем давил голову нестерпимо.
Руки и лицо Чэна совершенно почернели от облепивших его комаров. Чэну вспомнились его собственные насмешки над словами Мэй о комарах как биче летчиков. У него не было сил сгонять их, да это было и бесполезно: вместо прежних на испачканные кровью руки и лицо тотчас устремлялись легионы новых.
Чэн сделал попытку, несмотря на головокружение, добраться до берега. Но едва он спустился с самолета, как должен был тотчас же взобраться обратно: под ногами была такая топь, что он неизбежно погрузился бы в нее с головою, прежде чем успел бы сделать два шага. Выбор оставался небольшой: утонуть в трясине или умереть от солнечного удара...
Инстинкт заставлял Чэна цепляться за крыло. Все же это было крыло его родного самолета. И вот он лежал тут, и тягучие, все более медленные и трудные думы текли в его мозгу, казалось кипевшем под лучами беспощадного солнца. Это были мысли о Мэй и о Джойсе, о Фу Би-чене и о строгом командире Лао Кэ; мысли о школе, любви и боях. Стоило Чэну сомкнуть веки, и на огненном фоне рядом с образом Мэй неизбежно возникало лицо негра. Мешалось все: дружба, любовь, ошибки, победа... Мысль о победе всплывала надо всеми другими: победа, победа... Победа?
Чтобы не видеть раскаленного добела неба, Чэн перевернулся на живот. Он попытался спрятать лицо в воротник куртки, но комары тотчас набились туда. Они проникали под одежду, яростно кусали за ушами, шею, спину. Чэну чудилось, что все тело его горит от уколов раскаленных иголок и череп распирает тесный шлем.
Он с усилием вернулся мыслями к товарищам, к полку. Перед ним встала широкая улыбка Лао Кэ, его сверкающие белизною зубы; проплыл перед глазами непослушный вихор Фу Би-чена.
...Сань Тин вошла в блиндаж и подняла цыновку, чтобы сделать сквозняк: в земляном углублении нечем было дышать. Солнце стояло высоко и словно вовсе не собиралось уходить с небосклона.
Сань Тин отерла лицо и, тряхнув головой, принялась накрывать на стол. Потом принесла большой чайник с трубой, наполненной горячими углями. Командующий любил крепкий, свежезаваренный чай.
Сань Тин приподняла крышечку и заботливо понюхала пар. Кажется, все обстояло благополучно. Она высунулась из блиндажа и приветливо сказала, словно принимая гостей:
- Чай пить!
- Когда-нибудь, - сказал Линь Бяо, - весь мир поймет, что в жару нужно брать горячую ванну, а не обливаться холодной водой, пить кипящий чай, а не глотать толченый лед, как это делают дикари янки, - и потянулся за налитой для него чашкой.
Ловко держа ее на растопыренных пальцах, он маленькими глотками отхлебывал ароматную зеленоватую жидкость, и мохнатые брови его сильно двигались в такт глоткам.
В блиндаж вошел ординарец.
- Генералу Пын Дэ-хуаю! - доложил он, протягивая пакет.
Пын Дэ-хуай отошел от стереотрубы и, распечатав длинный узкий конверт, стал быстро просматривать бумагу. Линь Бяо отставил недопитую чашку и напряженно наблюдал за выражением лица генерала, будто пытаясь по нему угадать содержание донесения.
- Самое важное, - спокойно проговорил Пын Дэ-хуай, закончив чтение, что авиация Чан Кай-ши больше не принимает участия в обороне Цзиньчжоу...
- Значит, маньчжурскую пробку мы заткнем накрепко.
- И второе: Фан Юй-тан выступил.
- А-а, господин католик, наконец, решился! - смеясь, сказал Линь Бяо.
- Его дивизии ударили от Калгана во фланг Янь Ши-фану.
- Эти два толстяка ненавидят друг друга. Сцепившись, они уже не разойдутся, пока один из них не падет. А мы поможем пасть изменнику Яню.
- Что же, - подумав, проговорил Пын Дэ-хуай, - можете двигаться и вы.
Вместо ответа Линь Бяо молча перекинул через голову ремень большого маузера.
- Вам выпала большая честь, Линь Бяо, - сказал Пын Дэ-хуай. - Сегодня начинается конец Чан Кай-ши. И этот удар наносят ваши солдаты.
- С именем партии и председателя Мао!
Фу сделал над болотом два круга, далеко высунув за борт голову, чтобы хорошенько разглядеть лежавший посредине болота самолет. Он видел распластанного на его крыле Чэна. Шум мотора должен был бы разогнать самый крепкий сон, но Чэн не шевелился. Посадив самолет, Фу поставил сектор на малые обороты и пошел к воде. Сложив руки рупором, он покричал, но Чэн не отозвался. Фу постоял в раздумье и медленно зашагал обратно к самолету.
Солнце уже давно перешло зенит, когда над озером снова послышалось стрекотанье мотора. На этот раз из подрулившего к озеру учебного самолета следом за Фу вылез Джойс. Они оба покричали с берега, но опять не получили ответа. Они сели на берету и молча закурили. Время от времени Фу поглядывал на часы, поднимая взгляд к солнцу, и мерил путь, оставшийся багровому диску до горизонта.
- Я так и знал: санитарному автомобилю сюда не пройти, - сказал он.
- Ему не перебраться через то второе болото. А объезжать - это до завтра, - согласился Джойс. - Такое положение вещей нас не устраивает.
- А еще больше его, - с горькой усмешкой сказал Фу, движением головы указав на Чэна.
- Тогда мы не должны больше ждать санитарный автомобиль, - сказал Джойс: - в нашем распоряжении мало времени.
Фу молча поднялся и пошел к самолету. Джойс помог ему выгрузить надувную резиновую лодку.
...Солнцу оставалось уже пройти совсем короткий путь до горизонта. От высокой травы озера на берег ложились длинные тени.
Тяжело ступая с Чэном на плече, Джойс приближался к своему самолету. На примятой траве оставались мокрые следы. Его одежда тоже была мокрой.
Остановившись возле самолета, Джойс осторожно снял со своей шеи руку Чэна. Вдвоем с Фу они бережно положили Чэна в заднюю кабину.
Негр отряхнулся, сбрасывая с себя налипшую траву и грязь. Глядя на него, Фу усмехнулся.
Только когда они выкурили по папиросе, Джойс сказал:
- Втроем мы с этой площадки не взлетим! - И в подтверждение своих слов ударил каблуком в пружинящую почву берега. - За мною пришлете завтра.
Полагая, повидимому, что другого решения не может быть, он обошел крыло и взялся за винт.
Фу застегнул шлем и полез в кабину. Прогрев мотор, он дотянулся до Чэна и осторожно ощупал повязку, которой не очень умело, но очень старательно была обмотана его голова.
Наконец Фу уселся и дал обороты. Но тут, пересиливая вихрь от винта, Джойс бросился к самолету и крикнул в самое ухо Фу:
- Отдайте мне ваши сигареты!.. Тут чертовски много комаров.
Пряча в карман пачку и держась за борт кабины, он ответил улыбкой устремленному на него с немым вопросом взгляду Чэна. Стараясь казаться веселым, крикнул раненому:
- Мэй ждет вас... Ждет, понимаете?..
Но видя, что вопрос не исчез из глаз Чэна, крикнул еще громче:
- А Цзиньчжоу уже взят. Линь Бяо ринулся на равнину, понимаете?.. "Его превосходительство Фан" вцепился в спину толстому Яню... Одним словом, все в порядке.
При этих словах Джойс едва не упал на землю, отброшенный мощным потоком воздуха. Самолет побежал, разбрызгивая воду, подскочил, и на фоне погасаюшей зари Джойсу стали видны оторвавшиеся от земли колеса.
Джойс присел на корточки. Его большие пальцы с ярко белевшими в сумерках ногтями долго разминали сигарету. Так долго, что если бы не комары, он, наверно, и не вспомнил бы, что ее нужно закурить.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
...Ваша хваленая Америка с ног
до головы покрыта язвами,
эти язвы - вероломство, измена...
Уолт Уитмэн
1
Бывший генерал-полковник Конрад фон Шверер не верил никому. До тех пор, пока собственными глазами не увидит, как их вешают, он не хотел верить ни газетам, ни радио, ни друзьям.
Могли повесить Риббентропа, могли повесить Кальтенбруннера, Шираха, Заукеля - любого из этих каналий. Но Кейтеля! Он же был человеком его круга!.. За пределами мыслимого была для Шверера казнь Кейтеля... Повесить фельдмаршала Германской империи!
Но бывали минуты, когда Шверер понимал: сопротивление действительности бессмысленно. Неизбежность подчинения действительности подтверждалась и тем, что от его квартиры в лучшей, западной, части Берлина остались три комнаты, соединенные с кухней деревянными мостками. Он, генерал-полковник фон Шверер, вынужден был пробираться по этим отвратительным, шатким мосткам всякий раз, когда нужно было выйти из дому. А разве менее отвратительна была эта серая охотничья куртка с зелеными клапанами на бесчисленных карманах и зеленая шляпа с идиотским перышком - весь этот клоунский маскарад? На него пришлось впервые пойти с полгода тому назад, чтобы неузнанным пробраться в восточный Берлин, где еще показывали советский фильм "Суд народов".
Шверер отлично помнит, с каким чувством страха переступал тогда порог зала в кинематографе; помнит, как боялся поднять глаза на входивших сюда вместе с ним.
Во время сеанса Шверер только один раз внимательно, стараясь не пропустить ни секунды, посмотрел в лицо Кейтелю, когда тот вошел в зал, где сидели союзные главнокомандующие, и, нелепо, как шут, отсалютовав фельдмаршальским жезлом, сел за стол для подписания акта капитуляции.
