Александр Шубин - Уроки Великой депрессии
Но на этот раз стреляться не пришлось. Штрассер в растрепанных чувствах уехал отдыхать в Италию. Это стоило жизни ему, Шлейхеру и бесчисленному множеству других людей. Гитлер распустил Политическую организацию НСДАП, которую возглавлял Штрассер, и создал центральное партийное бюро во главе с Р. Гессом. Комбинация Шлейхера развалилась, как карточный домик.
Вскоре после отставки несостоявшийся германский Рузвельт пожаловался французскому послу: «Я находился у власти всего пятьдесят семь дней, и не проходило дня без того, чтобы меня кто-нибудь не предавал. Так что не толкуйте мне о „немецкой порядочности“!»189] Решающим ударом стало малодушие Штрассера. Но Шлейхер несет за это свою долю ответственности — он не смог удержать Штрассера и его союзников под своим контролем, пустил дело на самотек. Вернувшись из Италии в январе 1933 г. Штрассер сначала было подтвердил свою готовность войти в правительство Шлейхера, но затем, оценив ослабление своих позиций в партии, отказался.
Гитлер быстро восстановил единство рядов и вступил в консультации с Папеном о свержении Шлейхера. Поскольку Шлейхер теперь не мог составить обещанного президенту парламентского большинства, то влияние нынешнего канцлера на президента падало, а влияние прежнего — росло. А Папен советовал Гинденбургу сделать ставку на Гитлера.
Для Папена Гитлер был шансом вернуть потерянное влияние, равно как и для Гитлера — Папен. Последний принялся восстанавливать связи Гитлера с элитой, как чиновничьей, так и финансовой. Партии удалось избежать финансового банкротства, а Папену — политического. «Франц фон Папен оказал необходимую услугу — дал ему шанс»[190], — справедливо считает К. Линденберг.
23 января Шлейхер признал неудачу своего политического плана и предложил Гинденбургу все же распустить рейхстаг и проводить намеченный Шлейхером курс с помощью президентских декретов. Но, во-первых, Гинденбург всего полтора месяца назад предпочел Шлейхера Папену именно из-за обещания договориться с парламентом и тем самым снизить угрозу гражданской войны. А теперь Шлейхер предлагает военную диктатуру, чреватую социальным взрывом. Во-вторых, Гинденбург был не в восторге от социальных предложений Шлейхера, которые слишком явно угрожали крупному бизнесу и помещичьей аристократии. Судьба Европы снова оказалась в руках старого, плохо понимавшего ситуацию президента. По мнению О. Ю. Пленкова, «к моменту, когда Шлейхер стал канцлером, Гинденбург устал от беспрестанного чрезвычайного положения и захотел вернуться к парламентскому правлению»[191]. Однако дело не в усталости Гинденбурга или иной причине внезапного всплеска его демократизма — чуть позже президент разрешит Гилеру и создать кабинет меньшинства, и ввести чрезвычайное положение. Гинденбургу было важно, ради чего нарушаются принципы парламентаризма. В решающий момент его испугала перспектива столкновения сразу с двумя радикальными силами (нацистами и коммунистами) и, одновременно, радикализм социальной программы самого Шлейхера. Вовлечь во власть, приручить радикала Гитлера, готового проводить консервативную программу, было гораздо предпочтительнее для Гинденбурга. Ради этого можно было пожертвовать парламентскими и гражданскими сдержками и противовесами.
Гинденбург был лично обижен на Шлейхера, сделавшегося «левым», а Папен рисовал президенту такие радужные перспективы формирования правительства Гитлера, которое может получить поддержку парламента, если большинство кабинета составят консерваторы. С помощью ставшего лояльным президенту Гитлера удастся победить всех «красных». Логика партократии, торговли голосами, подмены воли народного большинства согласием нескольких элит, столь обычной для либеральных президентско-парламентских режимов, замаскировала суть происходящего — передачу власти тоталитарной партии, которая внедряется в систему власти бесповоротно. «Живыми они уже не вытащат нас из кабинетов». Полновластный президент Гинденбург, гарант конституции, которую не терпел, и республики, которую сам желал похоронить, сделал решающий шаг.
29 января Гинденбург отправил Шлейхера в отставку. «В моей правительственной программе были, конечно, свои слабости, но мне вообще не дали времени чтобы претворить ее в жизнь»[192], — с горечью говорил генерал. Последняя альтернатива нацизму была отвергнута правящими кругами.
После очередного раунда торга за портфели нацистам досталось три места из одиннадцати. Геринг был назначен министром без портфеля, но получил важный пост министра внутренних дел Пруссии — теперь ему подчинялась берлинская полиция. Папен стал вице-канцлером и министром-президентом Пруссии. Он надеялся руководить консервативным большинством правительства. 30 января вопреки воле большинства избирателей Гитлер был назначен канцлером Германии.
Листовка КПГ 30 января призывала: «Все — на улицы! Остановите предприятия! Немедленно ответьте на покушение фашистских кровавых псов забастовкой, массовой забастовкой, всеобщей забастовкой!»[193] Но массы не откликнулись на этот призыв. Повод казался мал — очередное коалиционное правительство…
Нацистский переворот
Сбылась мечта — Гитлер возглавил правительство Германии. Но его власть была ограничена — правительство опиралось на неустойчивую коалицию правых партий. Коллеги Гитлера по кабинету надеялись переиграть его сразу после следующих выборов. Папен говорил: «Через два месяца мы так прижмем его к стенке, что он и пикнуть не посмеет»[194].
1 февраля 1933 г. Гитлер обратился к немецкому народу, сообщив, что к власти пришло «правительство национальной революции». Гитлер обращался к массовке, которая ждала радикальных социальных перемен в стране. «Поднимаясь выше классовых и сословных различий оно вернет нашему народу сознание его расового и политического единства, возвратит его к исполнению обязанностей, проистекающих из этого… Германия не должна впасть и не впадать в коммунистическую анархию»[195]. Успокоив революционную паству, в дальнейшем Гитлер предпочитает говорить уже не о революционной власти, а о «правительстве национального возрождения». И в этом он был прав — совершалась не революция, а переворот. Однако значит ли это, что переворот не вел к качественным изменениям в системе общественного устройства, что на место буржуазной республики приходила просто буржуазная диктатура? «Круги, которые управляли доступом к власти, сделали ошибку не в том, что они недооценили враждебность к демократической Веймарской республике со стороны Гитлера — это они считали достоинством Гитлера — а ту опасность, которую он нес для консервативной авторитарной прусской традиции, к восстановлению которой они стремились… — комментирует А. Буллок, — Они не сознавали, как далеко был готов пойти тот человек, которого они считали взбалмошным демагогом, чтобы достигнуть своих целей и какие разрушительные силы он высвободит при этом»[196]. Задачи Гитлера, не сводились к защите буржуазных порядков от коммунизма. Уже 8 февраля он ставил перед правительством свои приоритеты: «Каждое общественно-финансируемое мероприятие, направленное против безработицы, следует рассматривать в плане его эффективности с одной точки зрения: будет ли такой проект способствовать превращению немцев в народ, пригодный к военной службе. Такой подход должен доминировать всегда и во всем»[197]. Гитлер планирует большие государственные затраты для преодоления кризиса, но не ради помощи бизнесу и безработным, а ради решения задач, которые ставит перед собой само государство. Но для начала это государство следовало избавить от контроля со стороны общества.
Также как и у Шлейхера, у Гитлера не было парламентского большинства. Чтобы выйти из этого положения, министр-консерватор Гугенберг предложил запретить коммунистов с их 100 мандатами. Идея Гитлеру понравилась, но он приберег ее на потом, а пока объявил о новых выборах 5 марта 1933 г. Что не было позволено Шлейхеру, Гитлеру разрешили. Но принесут ли выборы успех — ведь в 1932 г. они не изменяли обстановку кардинально. Гитлеру нужны были последние выборы Веймарской республики. Он убедил капитанов индустрии поддержать его предвыборную кампанию, но деньги решали не все. Левые партии и либералы в совокупности по-прежнему вели за собой большинство населения. Перед лицом гитлеровской диктатуры они могли бы объединиться. Нужен был сокрушительный, деморализующий удар по оппозиции.
27 февраля 1933 г. загорелось здание рейхстага. На месте пожара был схвачен поджигатель — беспартийный голландский экстремист Ван дер Люббе. Люббе оказался в ряду таких террористов, как Гаврила Принцип и Леонид Николаев. Совершая свой отчаянный шаг под действием далеких от реальности представлений, эти люди облегчали развитие событий в совершенно ином направлении, нежели рассчитывали. Среди террористов века Ван дер Люббе, судя по тому, что стало известно к нашему времени, в наибольшей степени оказался марионеткой в чужих руках.
