В. Тараторин - История боевого фехтования: Развитие тактики ближнего боя от древности до начала IX века
Для монгольской тактики было характерно сочетание обстрела из луков и конной атаки, причем обстрел всегда предшествовал атаке конницы. У Плано Карпини есть описание монгольского войска, построенного перед битвой:
«Когда же они желают приступить к сражению, то располагают все войска так, как они должны сражаться. Вожди или начальники войска не вступают в бой, но стоят вдали против войска врагов и имеют рядом с собою на конях отроков, а также женщин и лошадей. Иногда они делают изображения людей и помещают их на лошадей; это они совершают для того, чтобы заставить ду– мать о большем количестве воюющих. Перед лицом врагов они посылают отряд пленных или других народов, которые находятся между ними. Другие отря– ды… они посылают далеко справа и слева, чтобы их не видели их против– ники, и таким образом окружают противников…; и таким образом они начи– нают сражаться со всех сторон. И хотя их иногда мало, противники их… воображают, что их много. А в особенности бывает это тогда, когда они видят тех, которые находятся при вожде или начальнике войска, отроков, женщин, лошадей и изображения людей… которые они считают за воителей и вследствие этого приходят в страх и замешательство».
Такое построение позволяло очень эффективно использовать традиционный кочевнический прием атаки рассыпным строем, а это в свою очередь давало возможность охватить противника с фронта и с флангов и обстреливать его с трех сторон. Своих воинов монголы берегли. Они предпочитали подстав– лять под первый удар военнопленных или союзников, выжидая тот момент, когда неприятель глубоко вклинится в их построение. При этом средняя и тяжелая конница держались в резерве.
Завершив охват вражеского войска, монголы начинали обстреливать его из луков, убивая легковооруженных воинов и поражая коней тяжеловооружен– ных всадников, внося во вражеские ряды расстройство и панику, сами же при этом оставаясь недосягаемыми. Стрельба из луков велась не хаотично, а с точным расчетом, залпами, так что потери противника были велики.
Надо сказать, что в этом монголы также не составляли исключения. По– добные приемы борьбы с тяжелой конницей были известны многим. Точно так же поступили, например, англичане в битвах при Кресси и Азенкуре. Не чужд этот прием был и русичам. Еще Лев Диакон писал о том, что русы при атаке тяжелой византийской кавалерии старались поражать стрелами именно коней.
Монголы всегда стремились решить судьбу битвы уже на этом начальном этапе, чтобы не вступать с противником в непосредственное столкновение и сберечь своих людей. В бой на ближних дистанциях они вступали весьма не– охотно.
«Однако надо знать, что, если можно обойтись иначе, они неохотно вступают в бой, но ранят и убивают людей и лошадей стрелами, а когда лю– ди и лошади ослаблены стрелами, тогда они вступают с ними в бой».
Им было прекрасно известно, что даже тяжеловооруженный монгольский конник ничего не смог бы поделать с европейским рыцарем или русским дру– жинником, так как при первом же столкновении вполне мог быть сброшен с лошади.
Если все же вступать в бой приходилось, то монголы старались любыми способами расстроить ряды противника: с помощью ли притворного бегства или же предоставляя ему возможность отступить по заранее намеченному монголами направлению, чтобы нанести противнику наибольшие потери в мо– мент его отхода, «А если случайно противники удачно сражаются, то татары устраивают им дорогу для бегства, и сразу, как те начнут бежать и отделяться друг от друга, они их преследуют и тогда во время бегства убивают больше, чем могут умертвить на войне».
Конный бой начинался, только когда вражеские воины и их кони уже были сильно ослаблены стрелами. Тогда монгольские конные лавы следовали одна за другой, поражая противников копьями и саблями. Вначале атаку произво– дили средневооруженные конники. Завершался бой атакой ударных подразде– лений тяжеловооруженной конницы, которая направлялась в наиболее слабые места во вражеских боевых порядках. Если все же с первого раза не удава– лось рассеять противника, атаку возобновляли и действовали так до тех пор, пока враг не дрогнет.
Такая тактика требовала очень четкого взаимодействия между подразде– лениями, хорошего управления, а также выучки и строгой дисциплины. Преж– де всего от воинов требовали сохранять строй. Это подчеркивал и сам Чин– гисхан в своих указаниях для военачальников:
«В случае же отступления все мы обязаны немедленно возвращаться в строй и занимать прежнее место. Голову с плеч тому, кто не вернется в строй или не займет своего первоначального места».
Применяя подобную тактику и располагая большим количеством обученных и выносливых воинов, монголы добивались поразительных результатов в ходе своих завоевательных походов. По уровню развития вооружения и форме во– енной организации военное дело в державе Чингисхана по праву считается одним из наиболее эффективных во всей эпохе средневековья.
21. ЕВРОПЕЙСКОЕ РЫЦАРСТВО
На эту тему было написано много художественных произведений и научных исследований. В советской историографии чаще придерживались мнения о почти полной несостоятельности рыцарства. Главным доводом автором обычно была «чудовищная тяжесть доспехов», в которых невозможно сражаться. Если рыцарь сидел верхом на коне, то он еще чего-то стоил как боец, но как только его сбросили – тут он воевать не мог.
«В своем защитном вооружении рыцарь был настолько неуклюж, что если его сбивали с коня, то он сам без посторонней помощи не мог встать на ноги.
…Кавалерия рыцарского типа была неповоротливой. Это были тяжелые, медленно двигавшиеся войска. В атаку рыцарь шел шагом, в лучшем случае рысью». (103, т. 2). Не лучше конных рыцарей была их пехота:
«Пехота потеряла свое боевое значение и была подчинена рыцарю. От– сутствие дисциплины в рыцарском войске исключало возможность управления ходом боевых действий. Бой являлся единоборством рыцарей. О развитии тактических форм не могло быть и речи».
«С закабалением крестьянства пехота потеряла свои боевые качества и по существу уже не имела в бою какого-либо серьезного значения. Вскоре служба в пехоте стала презираться как обязанность рабов и крепостных. Пехотинец – это не воин, а слуга». (103, т. 2).
Удручающая картина… Но при этом невольно задумываешься: как же по– лучилось, что Европа, имея ни к чему не пригодные армии, сумела органи– зовать на Восток восемь Крестовых походов? Как получилось, что европейс– кие рыцари умудрялись успешно воевать и одерживать победы над, якобы во всем превосходящими их в бою «легкими сарацинскими всадниками»? Ведь та– кие армии должны были быть разгромлены в первом же походе. Почему монго– лы, имея столь мощное организованное войско и одержавшие несколько побед в Восточной Европе, не рискнули идти дальше? Ссылка на то, что они-де обескровили армию, понеся слишком большие потери в походе на Русь, мало– убедительна.
Что-то все-таки мы недопоняли, пытаясь разобрать средневековую евро– пейскую военную систему, и судим о ней слишком прямолинейно.
Пожалуй, я не ошибусь, сказав, что М. Горелик – первый историк в СССР, который по-новому взглянул на средневековое рыцарство. Его статья в журнале «Вокруг света» – «О Бальмунге, Люрендале и…» стала, своего рода, открытием для наших читателей, она неоднократно перепечатывалась в разных изданиях целиком или фрагментарно. Благодаря ей, многие наконец поняли, насколько хорошо обучено и боеспособно было европейское ры– царство.
Однако и М. Горелик не ушел от некоторой тенденциозности в изображе– нии отношения рыцарей к пехоте:
«Но до XIVв. исход сражения всегда определяли немногие господа рыца– ри, многочисленные же слуги – пехотинцы были для господ хоть и необходи– мым, но лишь подспорьем. Рыцари их в расчет вообще не принимали. Да и что могла сделать толпа необученных крестьян против закованного в доспе– хи профессионального бойца на могучем коне? Рыцари презирали собственную же пехоту. Горя нетерпением сразиться с „достойным“ противником – то есть, рыцарем же, – они топтали конями мешающих им своих пеших воинов».
Толпа необученных крестьян действительно мало что могла сделать в открытом рукопашном бою, но разве из таких бойцов стали бы рыцари комп– лектовать свои боевые отряды? Думается, что, сами будучи профессионала– ми, они прекрасно представляли, какими качествами должны обладать воины их дружин и мало вероятно, что стали бы содержать и кормить абсолютно необученных и негодных для боя крестьян, тем более понимая, что от уров– ня подготовки дружинников будет зависеть их собственная жизнь.
От боеспособности и численности «гезитов» или «антустрионов» (так на– зывались дружинники у англосаксов и меровингов) также зависели престиж и толщина кошелька самого владельца. Наниматель не стал бы платить рыцарю и его ничего не стоившим в бою воинам крупные суммы денег. Разумеется, мы не должны исключать возможности того, что рыцарь в случае необходи– мости мог набрать в войско и необученных крестьян из своих владений, например, для обороны замка или для создания иллюзии большого войска. Такие «воины» могли принять участие и в бою, скажем, образуя задние ряды пехотного построения и создавая напор на передние, состоящие из обучен– ных дружинников. Но сомнительно, что рыцарь сознательно послал бы такое воинство в битву: во-первых, понимая, что толку от них все равно не бу– дет, а во-вторых, если он лишится крестьян, то кто будет кормить его профессиональных воинов?
