Вальтер Скотт - Гай Мэннеринг, или Астролог
Долгое время я не могла набраться храбрости и выйти на балкон, и одна только твердая уверенность, что он жив и что мы должны встретиться снова, придала мне решимость. Так и случилось, я нашла в себе силы выйти на балкон, хотя сердце не переставая стучало. На озере была лодка, а в ней - гребец. Матильда, это был он! Я сразу узнала его после стольких лет разлуки, несмотря на ночную мглу, как будто мы расстались только вчера и встретились снова среди бела дня! Он остановился под самым балконом и заговорил со мной. Я не помню, что он говорил, что я отвечала. Слезы душили меня, но это были слезы радости. Где-то невдалеке залаяла собака, и нам пришлось расстаться, но мы условились встретиться сегодня ночью там же и в то же время.
Но к чему это все приведет? Разве я могу сказать? Я ничего не знаю. Провидение, которое спасло его от смерти и освободило из рабства, которое спасло тем самым и моего отца, не дав ему пролить кровь ни в чем не повинного человека, одно должно вывести меня из этого лабиринта. С меня же достаточно твердого убеждения, что Матильде не придется краснеть за свою подругу, отцу за свою дочь, а моему возлюбленному - за избранницу своего сердца.
Глава 18
Разговаривать с мужчиной из окна! Хорошенькое дело!
"Много шума из ничего"Нам надо будет привести еще несколько отрывков из писем мисс Мэннеринг, в которых видны ее природные задатки и, наряду с этим, чувства и взгляды, привитые ей с детства очень далеким от совершенства воспитанием. Мать ее, женщина неуравновешенная и сумасбродная, настолько привыкла про себя называть мужа тираном, что стала наконец его действительно бояться. Читая романы, она так увлекалась их запутанной интригой, что решила сама сделать из своей семейной жизни роман, а из дочери, шестнадцатилетней девочки, - его героиню. Ее увлекала всякая таинственность, она жила больше всего воображением, ей постоянно надо было что-то скрывать, и она всегда дрожала от страха, когда это мелочное лукавство приводило ее мужа в негодование. Так, она часто затевала сложную игру и хитрила ради одного только удовольствия, или, может быть, даже из страсти к противоречию. Игра эта затягивала ее еще глубже, чем она того хотела, а потом, стараясь выпутаться из нее с помощью новых ухищрений или загладить свою вину притворством, она попадала в свои же собственные сети и бывала вынуждена поддерживать какую-нибудь праздную выдумку, боясь как бы весь ее обман не был, раскрыт.
По счастью, молодой человек, которого она так безрассудно ввела к себе в дом, всячески поощряя его любезности и позволяя ему ухаживать за дочерью, отличался твердыми правилами и благородством и оказался поэтому надежным другом, чего миссис Мэннеринг, очевидно, никак не могла предугадать.
Единственным недостатком его было темное происхождение, что же касается всего остального
С высокою и светлою душой
Он к цели шел далекой и большой
И доблестью гордиться мог по праву,
И все ему предсказывали славу.
Но все же трудно было думать, что он устоит и не попадет в сети, расставленные безрассудством миссис Мэннеринг, что его не пленит молоденькая девушка, которая была настолько обаятельна и хороша собой, что была бы достойна его внимания не только в этой крепости на далекой окраине наших индийских владений, но даже и там, где такую вот красоту и обаяние можно встретить значительно чаще.
В письме Мэннеринга к мистеру Мервину было уже частично сказано о том, что за этим последовало; распространяться об этом дальше - значило бы злоупотреблять терпением нашего читателя.
Итак, перейдем к новым отрывкам из писем мисс Мэннеринг к ее подруге.
ШЕСТОЙ ОТРЫВОК
Я снова его видела, Матильда, и даже два раза. Я стремилась убедить его, как только могла, что эти тайные свидания опасны для нас обоих. Я даже настаивала на том, чтобы он искал счастья, не думая больше обо мне, и чтобы он понял, что для моего душевного спокойствия уже достаточно знать, что он жив и не пал от руки моего отца. Он отвечает на это... Но разве я могу повторить тебе все, что он сказал мне в ответ! Он считает, что надежды, которые поощряла в нем моя покойная матушка, должны еще осуществиться, и даже старался склонить меня на такой безумный шаг, как брак с ним без согласия папеньки. На это я, конечно, никогда не пойду. Я боролась с поднявшимися во мне мятежными чувствами, со страстью, которая склоняла меня согласиться на его просьбы. Как мне теперь выбраться из этого страшного лабиринта, в который завела нас наша опрометчивость и сама судьба?
Я думала над этим, Матильда, думала до потери сознания и решила, что самое лучшее - это рассказать обо всем отцу. Он этого вполне заслуживает; доброта его безгранична, и чем ближе я присматриваюсь к нему, тем больше замечаю, что он только тогда бывает резок и безжалостен, когда подозревает кого-то в притворстве или обмане. Этой стороны его характера моя мать, по-видимому, в свое время просто не понимала. В нем есть также какая-то романтическая струя, и я видела, как рассказы о великодушии, героизме или о самоотверженном поступке вызывали на его глазах слезы, в то время как людские несчастья и беды сами по себе его не трогали. Но Браун утверждает, что отец видит в нем своего личного врага. А то обстоятельство, что родители Брауна неизвестны, несомненно, главный камень преткновения на нашем пути. О Матильда, я надеюсь, что никто из твоих предков не сражался при Пуатье и Азенкуре! [c121] Если бы мой отец не поклонялся памяти сэра Майлза Мэннеринга, я бы так не боялась признаться ему во всем.
СЕДЬМОЙ ОТРЫВОК
Я только что получила твое письмо, самое желанное письмо! Спасибо, милая, за то, что ты сочувствуешь мне, за все твои советы. Единственно, чем я могу отплатить тебе за них, - это безграничной откровенностью.
Ты спрашиваешь меня, каково же происхождение Брауна и почему отцу оно так ненавистно. История его проста. Родом он из Шотландии, но он рано остался сиротой и воспитывался у родственников, живших в Голландии. Его готовили к торговой деятельности, и еще совсем юным он был послан в одну из наших восточных колоний, где у опекуна его был свой представитель. Но человек этот ко времени прибытия Брауна в Индию умер, и, таким образом, ему оставалось только поступить клерком куда-нибудь в контору. Начавшаяся война и трудное положение, в котором мы на первых порах очутились, открыли доступ в армию всем желающим, и Браун, чувствуя в себе природную склонность к военной карьере, сразу же путь к богатству променял на путь к славе. Все остальное тебе хорошо известно.
Вообрази теперь, в какое негодование придет отец, который презирает всякую торговлю вообще (хотя следует сказать, что большая доля его состояния нажита именно торговлей, которой занимался дед) и питает особую неприязнь к голландцам, - подумай только, как он отнесется к претенденту на руку его единственной дочери, Ванбесту Брауну, воспитанному из милости владельцами торгового дома "Ванбест и Ванбрюгген"! О Матильда, этому никогда не бывать, и сама я, хоть это, может быть, и глупо, тоже ведь едва ли не разделяю его аристократических пристрастий. Миссис Ванбест Браун! Не очень-то хорошо звучит. Но какие мы все же дети!
ВОСЬМОЙ ОТРЫВОК
Все кончено, Матильда! У меня никогда не хватит смелости сказать об этом отцу; я даже боюсь, не узнал ли он мою тайну от другого. Если да, то это сведет на пет всю ценность моего откровенного признания и убьет последний проблеск надежды, который я на него возлагала. Вчера вечером Браун подплыл, как обычно, к нашему дому, и звук его флажолета возвестил мне, что он близко. Мы договорились, что звук этот будет для нас сигналом встречи. Немало людей приезжает сюда любоваться красотой здешних озер, и мы надеялись, что, если кто-нибудь в доме заметит Брауна, его примут за одного из любителей природы, который выражает свои чувства музыкой. Звуки этой музыки могли бы отлично объяснить и мое появление на балконе. Но вчера вечером, когда я доказывала ему необходимость открыться во всем отцу, а он не менее настойчиво против этого возражал, мы услыхали, как в кабинете мистера Мервина, расположенном прямо под моей комнатой, тихо приотворилось окно. Я сделала Брауну знак удалиться и тут же ушла к себе, все еще надеясь, что наше свидание не было замечено.
Но, увы, Матильда, надежда эта исчезла тотчас же, когда во время завтрака я встретила многозначительный взгляд мистера Мервина. По лицу его сразу было видно, что он отлично знает о наших свиданиях, и если бы я только осмелилась дать волю своим чувствам, то, право, гневу моему не было бы границ. Но я должна себя сдерживать во всем; прогулки мне теперь ограничили пределами фермы, и мой досточтимый хозяин всюду таскается за мной. Раза два я заметила, что он внимательно следит за выражением моего лица, будто стараясь угадать мои мысли. Не раз также он заговаривал о флажолете, по разным поводам распространялся о том, какие у него умные и злые собаки, и повторял, что сторож с заряженным ружьем каждую ночь обходит окрестности. Мне не хотелось бы вести себя вызывающе по отношению к старому другу моего отца, живя у него в доме, но что-то подбивает меня показать ему, что я дочь своего отца. Да, мистер Мервин в этом убедится сразу, если в ответ на его язвительные намеки я когда-нибудь выскажу до конца все, что накипело у меня на душе. В одном только я убедилась и за это должна быть ему благодарной: он ничего не сказал миссис Мервин. Боже мой, каких бы я тогда наслушалась поучений: и насчет того, как пагубны любовь и озерный воздух по ночам, и простуда и разные искатели приключений, и как полезны молочная сыворотка и закрытые ставни! Не могу не шутить, Матильда, хотя на сердце у меня грусть. Как поступит Браун, я не знаю. Думаю все же, что он будет теперь осторожнее и прекратит свои ночные посещения. Он живет в гостинице на противоположном берегу озера под фамилией Досона, и, надо признаться, он не очень-то хорошо умеет выбирать фамилии. Он, кажется, все еще на военной службе, но он ничего не говорил мне о своих планах на будущее.
