Галина Шебалдина - Заложники Петра I и Карла XII. Повседневный быт пленных во время Северной войны
Новая очная встреча с московскими знакомцами произошла при гораздо более сложных обстоятельствах, чем предыдущая. Хотя начало казалось очень благополучным, так как именно Спарвенфельд был среди тех, кто встречал дипломатическую делегацию князя Андрея Хилкова на шведской территории в июле 1700 года. Но дальнейшие события развивались по иному сценарию: он же 9 октября сообщил русскому резиденту об аресте, так как по приказу Карла XII был назначен посредником между властями и пленными. Его посреднические функции вышли далеко из формальных рамок, и, по мнению и русских, и шведов, он показал себя как приятель и заступник «московитов», не испугавшись вызвать гнев своего короля и обвинения в отсутствии патриотизма и предательстве.
Его помощь и поддержка были исключительно разнообразны. В особо трудных случаях Спарвенфельд одалживал деньги, как это было в 1703 году, когда он спас из затруднительного положения генерала А. Вейде, выдав ему 70 рублей, а его жене Варваре (Барбаре) перевел в Москву 200 рублей. Он помогал пленным и их родственникам в переводе денег через векселя, а иногда сам выступал инициатором этих операций. Весной 1706 года в письме русскому послу в Дании Андрею Измайлову, хорошо знакомому ему еще с довоенного времени, он сообщил, что русские пленные испытывают в данный момент большие материальные трудности. Он предложил перевести деньги для них на его имя через Гамбург в Стокгольм, что, как он считал, намного ускорит их получение.
Это письмо «старому приятелю и благодетелю Андрею Петровичу» было написано 14 марта 1706 году на русском языке; оно хорошо показывает, насколько близок был Спарвенфельд к пленным. В частности, он благодарит Измайлова за постоянную переписку и «обещанную Библию». Сообщает о том, что посетил Головина и тот «здоров слава Богу», но нуждается в деньгах, которые он, «униженный слуга Ивашка Спарвенфельд», готов помочь ему получить.
Для русских пленных общение со Спарвенфельдом в условиях практически полной изоляции было чрезвычайно важной частью их жизни. Через него они узнавали о том, что происходило в самой Швеции и за ее пределами, и сведения эти, как правило, вскоре становились известны в России. Например, он рассказал им о страшном пожаре в Упсале в 1702 году, во время которого сгорела большая часть древней шведской столицы, в том числе и бесценная библиотека Упсальской академии. «В Стокгольме все в печали» — так прокомментировал это события Хилков в письме к главе Посольского приказа Федору Головину. С особым вниманием генералы и резидент слушали сообщения церемониймейстера о положении других русских пленных, прежде всего рядовых и гражданских лиц, связь с которыми практически полностью отсутствовала. От него они узнали об аресте и смертном приговоре, вынесенном в 1701 году купцу Сидору Михайлову, который на рынке «ругал» шведского короля, а спустя некоторое время они вместе радовались новости о его помиловании после принесенных им публичных извинений[90].
Часть информации, сообщенной Спарвенфельдом, вызывала в Посольском приказе особый интерес. Например, та, что содержалась в письме, которое пришло через Гаагу и Копенгаген в Москву в конце 1702 года. В нем русский резидент передал информацию, услышанную им от приходившего к нему церемониймейстера, о том, что в Архангельск отправилось шесть шведских кораблей, что король Карл XII готовится к атаке Пскова, а генерал Веллинг отправлен в Стамбул для того, чтобы, как писал Хилков, «нарушить с нашим государем Вечный мир». Интересно, что сам князь считал эту информацию недостоверной, так как не имел подтверждений из других источников. Он был уверен, что Спарвенфельд сказал это для того, чтобы «склонить русских к миру». Точка зрения русского резидента весьма примечательна, особенно если принять во внимание обвинения, с которыми все чаще приходилось сталкиваться королевскому церемониймейстеру. Многие в Стокгольме стали смотреть на него с подозрением и опаской и за спиной шептаться о том, что он помогает противнику, а иные и вовсе называли его предателем. Некоторые члены Королевского совета указывали ему на «непозволительную близость к русским» и что он слишком дружественно ними общается.
Тем не менее ему удалось получить разрешение у советников на то, чтобы поселить у себя дома русского пленного Ивана Чепелева. Сын московского дьяка был необходим ему для разъяснения значения и правильного написания некоторых слов[91] в его титаническом труде над составлением славяно-шведского словаря. Это сотрудничество продолжалось недолго, так как власти обвинили Чепелева (а на деле и Спарвенфельда) в том, что он во время свободного передвижения по городу передавал тайные письма русских.
Несмотря на трудности, общение между Спарвенфельдом и русскими пленными продолжалось. Когда резидент Хилков и его секретарь Манкиев решили написать исторический труд, который позже назвали «Ядро российской истории»[92], он дал им для работы много книг из своей библиотеки, в том числе работы Петруса Петреуса и Лаурентиса Готуса. Библиотека Спарвенфельда, кстати, даже во время войны пополнялась книгами на русском языке. С благодарностью он принимал их в дар от русского резидента Хилкова[93] и от дипломата Измайлова.
Установившиеся дружественные и сочувственные отношения в конечном итоге стали рассматриваться шведскими властями как фактор определенного шантажа. Как только королем или советом принималось решение об ужесточении режима содержания русских пленных, тут же церемониймейстеру запрещали к ним ходить. Безусловно, Юхан Габриэль Спарвенфельд не только был великим ученым, но и обладал подлинно гуманистическим мировоззрением. Помогая Хилкову и русским генералам в Швеции, он в то же время взял к себе в дом сына содержавшегося в русском плену шведского резидента Томаса Книперкроны, пообещав «помогать советом и быть добрым приятелем в нужде». Все это, безусловно, выделяет фигуру Ю.Г. Спарвенфельда среди современников.
Студент Сергей Головин
Хорошо известно, что великий преобразователь России царь Петр активно использовал европейский опыт при реформировании своего государства. Он сам любил учиться новому и полезному и всячески способствовал развитию этой привычки у своих подданных. При этом речь шла не о простом школярстве, а о важнейшем процессе приобретения, осмысления и использования достижений западной цивилизации. Распространялась эта практика на все сферы: политику, экономику, культуру, общественную жизнь и пр. С определенного момента предметом особого внимания Петра стала система образования, которая должна была стать залогом успешной модернизации государства, подготавливая для нее квалифицированные профессиональные кадры.
Отечественное высшее образование с конца XVII века было представлено двумя учебными заведениями — Киевской и Московской православными академиями. Но результаты обучения в них не отвечали требованиям времени, и Петр вскоре понял это. Начавшаяся война со Швецией потребовала принятия быстрых решений, и в короткий срок были открыты Пушкарская, Госпитальная и Навигационная школы, в которых готовили необходимых специалистов. В 1715 году в Санкт-Петербурге открылась Морская академия. Азы грамотности стали осваивать в «цыфирных» школах, которые возникли во всех крупных русских городах. Но начавшееся в 1710-х годах масштабное реформирование государственных учреждений, в частности создание коллегий, требовало большого количества профессиональных специалистов, а также создания центра развития отечественной науки и гражданского образования.
Петр еще во время своего первого заграничного путешествия в 1697—1698 годах обращал определенное внимание на европейские университеты и академии, а уж в период второй поездки в Европу в 1716—1717 годах этот интерес приобрел вполне осознанный и целенаправленный характер. Русский царь, который сам не получил систематического образования, с большим почтением относился к тем, кто имел авторитет в ученом мире. Знакомство с А. ван Левенгуком, Ф. Рюйшем. Д. Перри, многолетняя переписка с Г.В. Лейбницем и прочими учеными — это очередные ступени к главному — созданию отечественного университета. Стремясь к этому, Петр, настойчиво требовал от российских дипломатов собирать сведения обо всем, что хоть как-то могло послужить «к пользе отечества нашего». По его же заказу этим занимались иностранцы: чиновники, путешественники, купцы и пр.
Любопытно, что и русские военнопленные, находившиеся в это время в Швеции, внесли свой вклад в это большое и важное дело. В самом факте того, что именно Швеция, с которой шла война, стала предметом изучения, не было ничего удивительного. Напротив, это лишний раз подтвердило практицизм русского царя. Хорошо известна история гольштейн-готторпского чиновника Германа Фика, который служил на небольшой должности в одном из шведских министерств и тщательно собирал бумаги из мусорных корзин. Благодаря его колоссальной работе Петр получил практически полный сценарий по созданию коллегиальной системы, во многих деталях повторяющий шведский образец. Известно и то, что именно Фик являлся автором записки о необходимости подготовки кадров для вновь открывшихся органов государственного управления и всячески агитировал за создание высших учебных заведений.
