Владимир Бешанов - "Кроваво-Красная" Армия. По чьей вине?
Во всяком случае, наши оборонительные мероприятия впечатления не производят. К примеру, из работ бывшего начальника штаба 4–й армии Западного ОВО генерала Л .М. Сандалова следует, что никакой обороны в приграничных районах не строили и обороняться не собирались:
«кто решался задавать вопросы об обороне на брестском направлении, считался паникером».
Впрочем, не только на брестском. Ни окружные, ни армейские планы прикрытия создания тыловых фронтовых и армейских линий обороны не предусматривали. Конкретно войска 4–й армии готовились к форсированию Буга и наступлению к Висле.
В марте―апреле штаб армии участвовал в окружной оперативной игре на картах. В ходе ее отрабатывалась фронтовая наступательная операция на Бяла Подляску.
Подготовка шла поэтапно во всех командных звеньях. 21 июня прошло штабное учение 28–го стрелкового корпуса на тему «Наступление стрелкового корпуса с преодолением речной преграды», а на 22 июня было запланировано новое учение: «Преодоление второй полосы укрепленного района». Это ― «армия прикрытия», так она собиралась «прикрывать».
Советские планы прикрытия изначально не предусматривали противодействия сосредоточению войск со стороны противника. Так, полное развертывание войск приграничных округов в полосах прикрытия занимало, по планам, до 15 дней. Причем при нападении противника войска первого эшелона заведомо не успевали бы занять свои полосы обороны на границе.
Снова Сандалов:
«Взаимное расположение укрепленных районов и районов дислокации войск не обеспечивало в случае внезапного нападения противника своевременного занятия укрепле ний не только полевыми войсками, но и специальными уровскими частями. Так, например, в полосе 4–й армии срок занятия Брестского укрепленного района был определен округом для одной стрелковой дивизии 30 часов, для другой ― 9 часов, для уровских частей ― 0,5―1,5 часа. На учебных тревогах выявилось, что эти сроки являлись заниженными».
Таким образом, советский Генштаб исходил из такого ва рианта начала войны и создавшейся обстановки, при котором удастся без помех со стороны вероятного противника выдвинуться к границе, занять назначенные полосы прикрытия, подготовиться к отражению нападения, провести отмобилизование:
«Особенностью всех армейских планов прикрытия было отсутствие в них оценки возможных действий противника, в первую очередь варианта внезапного наступления превосходящих вражеских сил. Сущность тактического маневра сводилась к тому, что надо было быстро собраться и совершить марш к границе. Предполагалось, что в районах сосредоточения будет дано время для окончательной подготовки к бою».
Лишь под влиянием ряда тревожных сигналов за не сколько часов до германского нападения Сталин решился дать войскам знаменитую Директиву № 1 ― «на провокации не поддаваться». С точки зрения повышения боеготовности в предвидении вражеской агрессии документ совершенно дурацкий. Но сталинские колебания можно понять: буквально две–три недели оставалось до начала «Грозы», может быть, действительно немецкие генералы некой «разведкой боем» пытаются вскрыть группировку советских войск. Очень не хотелось раскрывать свои карты.
Поэтому вместо директивы о приведении войск западных округов в полную боевую готовность на случай войны Сталин велел дать короткую директиву с указаниями, что нападение может начаться с провокационных действий. Он еще надеялся, что удастся начать дипломатические переговоры и под их прикрытием завершить сосредоточение сил для наступления. Но здесь действительно «история отвела мало времени». Проведение мобилизации директивой не предусматривалось.
Маршал Баграмян, сообщая, что прием первой директивы в штабе КО ВО продолжался около двух часов, разъясняет:
«Читатель может спросить, а не проще было бы в целях экономии времени подать из Генерального штаба короткий обусловленный сигнал, приняв который командование округа могло бы приказать войскам столь же коротко: ввести в действие «КОВО–41» (так назывался у нас план прикрытия государственной границы). Все это заняло бы не более 15―20 минут. По–видимому, в Москве на это не решились».
В том–то и дело, за сигналом «КОВО–41» должны были последовать совершенно определенные действия, не имевшие отношения к отражению агрессии. Пока имелась надежда ― а вдруг Гитлер блефует, войскам слались предупреждения вроде «ничего не предпринимать» и «границу не переходить».
Причина в том, что, вложив весь талант организатора и все силы в план «Гроза», других планов Сталин не имел. Никаких оборонительных операций советский Генштаб не планировал. Никаких планов на оборону, «красных пакетов», специальных «коротких» сигналов на этот случай в войсках не было. Внезапный удар противника большими силами не рассматривался даже теоретически, а значит, не имелось на этот счет никаких продуманных решений.
Вот флоту на первом этапе Большой войны наступательных задач не ставилось, и нарком ВМФ вместо дезориентирующих директив просто объявил флотам «Готовность № 1». Этого оказалось достаточно, чтобы моряки войну встретили подготовленными: они знали, что нужно было делать в этом случае, и сделали. Не могли Кузнецову помешать выполнить свои прямые функциональные обязанности ни Сталин, ни Жданов, курировавший флот, ни Тимошенко с Жуковым.
И еще один вопрос. А если бы Гитлер не напал на Советский Союз в 1941 году, что предпринял бы товарищ Сталин? Приказал бы армиям грузиться в эшелоны и отправляться обратно в свои округа? Можно еще упростить. Если бы вермахт совершил прыжок через Ла–Манш и вторгся в Англию, соблюдал бы в такой ситуации Советский Союз договор о дружбе с Германией?
«Вероломное нападение» Германии оказалось для советского руководства настолько неожиданным, что в ответ на формальное объявление войны нарком иностранных дел Молотов сумел из себя выдавить только беспомощное:
«Мы этого не заслужили».
Некоторое время в Кремле питали иллюзии, что «непобедимая и легендарная» в кратчайшие сроки вышвырнет врага со священной советской земли. Но чуда не произошло. Сталин, объявив войну Отечественной, а себя Верховным главнокомандующим, пытался руководить боевыми действиями привычными методами: искал врагов, расстреливал и перетасовывал командующих, терзал их мелочной опекой, вновь приставил комиссаров, объявил всех попавших в плен предателями, своим авторитетным мнением «опрокидывал военную науку».
И только когда немцы вышли к Волге, а под оккупацией оказалось 70 миллионов советских людей, Сталин утратил спесь, стал прислушиваться к мнению специалистов и с присущими ему упорством и обстоятельностью принялся за изучение военного дела.
Часть II Полководцы
«…вместо славы ратной стыдом упиваешься: ибо нет доброго царствования без добрых вельмож, и несметное войско без искусного полководца есть стадо овец, разгоняемое шумом ветра и падением древесных листьев. Ласкатели не синклиты, и карлы, увечные духом, не суть воеводы».
Из письма князя Курбского Ивану ГрозномуВ апреле–мае 1917 года, фантазируя на тему будущего мироустройства, марксист В.И. Ульянов мечтал о всеобщем вооружении народа, поголовно всех граждан и гражданок в возрасте от 15 до 65 лет, которые заменят постоянную армию и полицию, возьмут на себя дело защиты социалистического Отечества, проведения продразверстки, санитарного контроля, «воспитания масс». Все это не отрываясь от производства и управления государством. Ленинская «кухарка» грезилась на редкость многофункциональным социальным организмом.
Первыми вооруженными формированиями большеви стской партии стали рабочие дружины и батальоны Красной Гвардии. Их начали формировать при заводах и фабриках сразу после Февральской революции. Наряду с отрядами сагитированных матросов и солдат они составили ударную силу Октябрьского переворота.
Жалованье революционным пролетариям, как и всему ленинскому ЦК РСДРП(б), как и другим левым партиям, исправно платил германский Императорский Банк. Оружием снабжал германский Генеральный штаб. Ленину со товарищи, чтобы освободить всех угнетенных и повести их верной дорогой прямо к коммунизму, очень нужна была власть. Немцам необходима была сила, которая разрушила бы Российскую империю изнутри, разложила русскую армию, вывела страну из войны, избавив тем самым задыхающуюся в удавке морской блокады Германию от безнадежной перспективы войны на два фронта. Интересы компаньонов совпадали почти идеально.
После взятия Зимнего дворца и распределения портфелей первоочередной, архиважнейшей задачей самопровозглашенного правительства народных комиссаров наряду с национализацией Госбанка стало заключение сепаратного мира с Германией. Ленину пришлось отдавать долги тем, без чьей помощи он никогда бы не взошел на российский престол, а на нем еще предстояло усидеть. В противном случае на те же деньги другие защитники «интересов трудящихся» легко могли свалить непрочную новую власть. Естественно, что царский аппарат и царская армия, «как один из важнейших элементов государственной машины буржуазно–помещичьего строя», подлежали слому.