Н Козин - Постижение России; Опыт историософского анализа
По этой причине для того, чтобы разрешить национальные противоречия, недостаточно разрешить формационные, хотя их решение может во многом смягчить решение национальных. Именно потому, что они имеют собственные основы в цивилизационной исторической реальности и, соответственно, в цивилизационных противоречиях, для разрешения национальных противоречий необходимо обратиться к их разрешению как национальных. Иначе говоря, к тем противоречиям, которые находятся в основах цивилизационной реальности и цивилизационных противоречий, гнездятся в противоречиях между генетическими кодами истории разных локальных цивилизаций - в том, что у разных наций разная система архетипов, социальной культуры, духовности, разный способ их объективации в истории, разная иерархия ценностей, символов Веры, разное понимание целей и смыслов жизни, своей истории, ее месте и исторической миссии в общем потоке мировой истории. Всем этим и многим другим одна нация отличается от другой, и не видеть, что за национальными противоречиями стоит все это, цивилизационные различия - значит просто не считаться с реальностями, с тем, как они сложились объективно в истории.
А они сложились так, что оттого, что люди станут жить материально богаче, социально справедливее и по-человечески гармоничнее, еще не исчезнут национальные различия и противоречия. Они не исчезнут с исчезновением социально-классовых различий и противоречий. Это не значит, что решение национальных проблем никак не связано с решением социально-классовых или, тем более, вообще не имеют своего решения. Это означает другое: для их решения их надо решать как национальные проблемы, как противоречия, порождаемые противоречиями цивилизационной исторической реальности и логики истории: либо через процессы цивилизационной адаптации и интеграции вплоть до цивилизационной ассимиляции; либо через процессы цивилизационных компромиссов и сосуществования; либо через процессы цивилизационного размежевания и суверенитета, вплоть до выхода за геополитическое пространство данной локальной цивилизации.
Иного здесь не дано, ибо цивилизационная несовместимость есть исторический диагноз несовместимости в самом генетическом коде истории, в духовных основах истории, в основах человеческой души, в святая святых бытия человека и истории, в таких, с которыми не расстаются даже под угрозой физической смерти. Ведь речь в данном случае идет о нечто принципиально большем - не о собственности и власти, а об архетипических основах бытия человека и истории, в частности, о высших символах Веры, а это всегда больше, чем жизнь, это то, что дает ей цену и смысл. Это последний оплот бытия человека в мире, с ним не расстаются, с ним умирают, как с последним основанием человека в бытии. Все это превращает национальные противоречия из просто противоречий в такие, которые проходят по самым болевым точкам бытия человека и истории, по их самым глубоким смыслам и ценностям, по основам человеческой души, ее святыням.
Есть еще одно фундаментальное отличие локальной цивилизации от формации. В разной связи оно уже фигурировало ранее, но его значимость настолько велика, что заслуживает специального выделения и дополнительного анализа. Речь идет о субъектной основе цивилизационной и формационной исторической реальности. Она принципиально различна и восходит, соответственно, к этнокультурному и социально-классовому субъектам истории. В этом случае цивилизационная логика истории - это логика поведения и форм исторического творчества этнокультурной общности людей; формационная предстает как логика поведения и форм исторической активности социально-классовой общности людей.
В конце концов, если есть цивилизационная и формационная историческая реальность, то должна быть и соответствующая им логика исторического развития, а если есть цивилизационная и формационная логика истории, то должны быть соответствующие ей субъекты, цивилизационный и формационный со своей логикой поведения и отношений в истории, с цивилизационными и формационными формами исторического творчества. Здесь неизбежно полное соответствие между основами исторической реальности, логикой ее развития и основными субъект-носителями и этой реальности, и этой логики развития, которые суть результат их исторического творчества.
В самом деле, являясь персонифицированным воплощением отношений собственности и власти, социально-классовые общности людей являются субъектным воплощением основ формационной исторической реальности и в той мере, в какой отношения собственности и власти выступают основными формационнообразующими качествами любого общества. Вполне закономерно поэтому, что изменение формационных качеств общества происходит в полном соответствии с изменением формационных субъектов общества - классов: исторически новые формы собственности и власти становятся основой для исторического бытия новых классов общества. Они изменяют себя в той мере, в какой изменяют основы своего бытия в истории - отношения собственности и власти, свои отношения друг с другом по поводу отношений собственности и власти. Так логика отношений классов становится основой формационной логики истории, логики саморазвития одной формации и ее перехода к другой.
Совершенно иными предстают цивилизационная историческая реальность и цивилизационный субъект истории. И это понятно, ибо их бытие базируется на иных, цивилизационных основах истории. И в этом случае складывается полное соответствие между основами исторической реальности и возникающими на их базе субъектами истории. Основа цивилизационной исторической реальности реальность генетического кода истории. Его субъектным воплощением становится этнокультурная общность и в той мере, в какой генетический код истории образует основу цивилизационной исторической реальности. Его сохранение есть сохранение не просто основ цивилизационной исторической реальности, но и основ реальности ее субъекта. Поэтому естественно, что изменение генетического кода истории тотчас же сказывается на этнокультурной общности и, наоборот, изменение этнической и культурной составляющих этнокультурной общности не остается безразличным к содержанию генетического кода истории.
Вместе с тем генетический код истории изменяется в истории последним, так как с изменением его сущности меняется как сущность локальной цивилизации, так и ее субъекта, конкретной этнокультурной общности. Еще точнее: там и тогда, где и когда генетический код истории перестает быть тем, чем он есть по своей сущности - основой локальной цивилизации, там и тогда она перестает просто быть как локальная цивилизация, а вместе с ней и ее субъект - этнокультурная общность. Он исчезает из истории вместе с исчезновением генетического кода истории, основ своей исторической, культурной и духовной идентичности - духовных основ истории в основах своей души. Все это обусловливает совершенно иную логику поведения этнокультурной общности в истории и, соответственно, иную логику самой истории, разительно отличающейся от формационной.
И дело не только в том, что это логика поведения в истории иного субъекта истории, не только в том, что это логика изменения основ иной реальности истории, не собственности и власти, а культуры, духовности, социальности, самого способа их объективации в истории, но и в самом характере цивилизационной логики истории - в ее основной направленности. Она есть логика саморазвития локальной цивилизации, ее цивилизационных основ без их принципиального изменения, без преодоления самого генетического кода истории. Этнокультурная общность изменяет его и на этой основе саму себя посредством развития его исторического, культурного и духовного потенциалов.
В итоге такое развитие становится изменением всего в генетическом коде истории, но не самого генетического кода истории. В этом заключается основная специфика поведения этнокультурной общности в истории - она превращает всякий акт изменения генетического кода истории в акт его саморазвития без изменения его архетипических основ. Там и тогда, где и когда такая логика поведения этнокультурной общности в истории по тем или иным, и неважно, по каким, внутренним или внешним причинам не выдерживается и изменения в генетическом коде истории превращаются в изменения самого генетического кода истории, там и тогда изменения в локальной цивилизации превращаются в изменения самой локальной цивилизации, а, по сути, в ее разрушение. Общество вступает в полосу тяжелейших цивилизационных потрясений, являющихся таковыми и для цивилизационного субъекта истории. Как правило, это историческая прелюдия к исторической драме ухода с авансцены мировой истории, в историческое небытие и локальной цивилизации, и ее субъекта, этнокультурной общности, ибо всякое изменение, вносимое в цивилизационную логику истории в качестве изменения самого генетического кода истории, превращается в его разрушение.
