Александр Нечволодов - Сказания о Русской земле. Книга 3
Древний Изборск с могилой князя Трувора. Литография
Но Иоанн отвечал, что ему доподлинно известно о принуждении Александром всех православных в Литве к переходу в латинство: «К дочери нашей, к русским князьям, панам и ко всей Руси посылает, чтобы приступали к Римскому закону! Сколько велел поставить римских божниц в русских городах, в Полоцке и других местах? Жен от мужей и детей от отцов с имением отнимают, да сами крестят в Римский закон: так-то зять наш не принуждает к Римскому закону?..»
В 1501 году в Москву приехали послы королей венгерского и польского, которые просили Иоанна о мире, утверждая, что война его с Александром приносит большой вред христианству, так как все христианские государи хотят быть заодно против турок, причем они грозили помочь своими войсками брату, если государь не заключит с ним мира.
На это Иоанн отвечал, объясняя причины войны: «Мы зятю своему ни в чем не выступили; он нам ни в чем не исправил. Так если король Владислав хочет брату своему неправому помогать, то мы, уповая на Бога, по своей правде против недруга хотим стоять, сколько нам Бог поможет: у нас Бог помощник и наша правда». Тем не менее Иоанн обещал заключить с зятем мир на условиях, которые он сочтет приемлемыми.
Александр прислал нового посла, который объявил Иоанну, что за смертью Яна Альбрехта его государь провозглашен и королем польским, каковое обстоятельство, впрочем, нисколько не увеличивало силы Александра, так как между литовскими и польскими панами шла крупная вражда и раздоры. Вслед за послом великого князя литовского прислал свою грамоту Иоанну и папа Александра VI Борджиа, усердно прося заключить мир, чтобы соединиться всем христианам против турок. Грамоту эту привез венгерский посол, который от имени своего короля говорил, что общий поход против турок задерживается исключительно из-за войны Москвы с Литвою.
На это Иоанн ему отвечал: «Мы с Божиею волею, как наперед того за христианство против поганства стояли, так и теперь стоим и впредь, если даст Бог, хотим, уповая на Бога, за христианство против поганства стоять, как нам Бог поможет, и просим у Бога того, чтобы христианская рука высока была над поганством». Затем, указав на причины войны, Иоанн продолжал: «Короли Владислав и Александр объявляют, что хотят против нас за свою отчину стоять. Но короли что называют своею отчиной? Не те ли города и волости, с которыми князья русские и бояре приехали к нам служить и которые наши люди взяли у Литвы? Папе, надеемся, хорошо известно, что королей Владислава и Александра – отчины Польское королевство да Литовские земли от своих предков, а Русская земля от наших предков, из старины наша отчина…».
Наконец, Иоанн дал опасную (охранную грамоту) для больших литовских послов, которые приехали для мирных переговоров. Вместе с ними и Елена Иоанновна, ставшая королевой польской, прислала с Иваном Сапегою горячее письмо к отцу, умоляя его заключить с мужем мир и уверяя, что он не принуждает ее к латинству.
«Государю отцу моему Ивану, – начиналось оно, – Божьею милостью Государю всея Руси и Великому князю Володимирскому, Московскому, Новгородскому, Псковскому, Тферскому, Югорскому, Пермскому, Болгарскому и иных, Олена, Божьею милостью, Королева Полскаа и Великаа Княгиня Литовскаа, Русскаа, Прусскаа, Жемотскаа и иных, дочи твоа, тобе, государю и отцу своему, челом бьет…», а заканчивалось, после уверений в правоте своего мужа, словами: «…со плачем тобе, государю моему, челом бию: смилуйся надо мною, убогою девкой своею, не оставь челобитьа моего, не дай недругом моим радоватись о беде моей и веселитись о плачи моем. Бо, господине государю, коли увидят твое жалованье на мне, служебници твоей, ото всих буду честна и всим грозна; а не будет ласки твоее, сам, Государь и отец мой, можешь разумети, что ж вси мя отпустят прироженные и подданные Государя моего. И для того послала есмь до тебе, Государя и отца моего, челом биючи канцлера своего, наместника Бряславского и Жижморского, пана Ивашка Сопегу; и ты бы, Государь и отец мой, пожаловал, выслухал его, и учинил на челобитье мое, и смиловался надо мною. А я, до моей смерти, богомолица и служебница твоа и подножье твое. Писан у Вильни, Генваря 2 день… Служебница и девка[7] твоа, Королева и Великаа Княгиня Олена, со слезами тебе, Государю и отцу своему, низко челом бьет».
Такие же письма были написаны Еленой Иоанновной к матери Софии Фоминичне и братьям Василию и Юрию.
Отправляя послов, Александр поручил им не соглашаться на то, чтобы писать Иоанна государем всея Руси, по крайней мере, хотя бы на тех грамотах, которые будут посылаться в Польшу или Литву, и затем постараться заключить мир на таких условиях, какие были до войны.
Ф. Солнцев. Кубок-петух великого князя Иоанна Васильевича III
А. Васнецов. Гонцы. Утро в Кремле
Но московские бояре объявили им решительно: «Тому нельзя статься, как вы говорите, чтобы по старому докончанию быть любви и братству. То уже миновало. Если Государь ваш хочет с нашим Государем любви и братства, то он бы Государю нашему отчины его, Русской земли, поступился».
Делать было нечего, послы Александра уступили, и 25 марта 1503 года было заключено перемирие на шесть лет.
Перемирная грамота была написана от имени великого князя Иоанна, государя всея Руси, сына его великого князя Василия и остальных детей. По грамоте этой Александр делал Москве громадные уступки. Он обязывался не трогать земель Московских, Новгородских, Рязанских, Пронских и уступал земли: князя Семена Можайского (Стародубского), Василия Шемячича, князя Семена Вельского и князей Трубецких и Мосальских; города: Чернигов, Стародуб, Путивль, Рыльск, Новгород-Северский, Гомель, Любеч, Почеп, Трубчевск, Радогощ, Брянск, Мценск, Любутск, Серпейск, Мосальск, Дорогобуж, Белую, Торопец, Остер, всего 19 городов, 70 волостей, 22 городища и 13 сел. Таковы были блистательнейшие следствия войны, предпринятой Иоанном для защиты православия среди русского населения Литовских областей и выигранной благодаря славным победам его доблестных воинов и их искусных в ратном деле и верных своему государю вождей.
После того как договор был скреплен крестным целованием, Иоанн потребовал у послов, чтобы Александр непременно поставил у дочери в сенях греческую церковь и дал православных слуг, добавив при этом: «А начнет брат наш дочь нашу принуждать к Римскому закону, то пусть знает: мы этого ему не спустим, будем за это стоять, сколько нам Бог пособит».
Затем он призвал посла Елены Ивана Сапегу и держал ему такое слово: «Ивашка! Привез ты к нам грамоту от нашей дочери, да и словами нам от нее говорил: но в грамоте иное не дело написано, и не пригоже ей было о том нам писать. Пишет, будто ей о вере от мужа никакой присылки не было, но мы наверное знаем, что муж ее, Александр-король, подсылал к ней, чтобы приступила к Римскому закону. Скажи от нас нашей дочери: "Дочка! Памятуй Бога, да наше родство, да наш наказ, держи свой Греческий закон во всем крепко, а к Римскому закону не приступай ни которым делом; церкви Римской и папе ни в чем послушна не будь, в церковь Римскую не ходи, душой никому не норови, мне и всему нашему роду бесчестия не учини; а только по грехам что станется, то нам и тебе, и всему нашему роду будет великое бесчестие, и закону нашему Греческому будет укоризна. И хотя бы тебе пришлось за веру и до крови пострадать, и ты бы пострадала. А только, дочка, поползнешься, приступишь к Римскому закону волею ли, неволею, то ты от Бога душою погибнешь и от нас будешь в неблагословении; я тебя за это не благословлю, и мать не благословит; а зятю своему мы того не спустим; будет у нас с ним за то беспрестанно рать"».
Со своими послами, отправленными в Литву для взятия присяги с Александра в соблюдении договора, Иван послал дочери слово совершенно такого же свойства, как и наказ, отправленный чрез Ивана Сапегу.
Кроме того, он дал ей и поручение: разведать, не найдется ли в Западной Европе невесты среди царствующих домов для старшего его сына Василия; при этом послам наказывалось: «Если королева Елена укажет государей, у которых дочери есть, то спросить, каких лет дочери да о матерях их и о них не было ли какой дурной молвы?» Елена отвечала: «Разведывала я про детей деспота Сербского, но ничего не могла допытаться. У маркграфа Бранденбургского, говорят, пять дочерей, большая осьмнадцати лет хрома, нехороша; под большею – четырнадцати лет, из себя хороша… Есть дочери у Баварского князя, каких лет, не знают, матери у них нет; у Стетинского князя есть дочери, слава про мать и про них добрая. У Французского короля сестра обручена была за Альбрехта, короля Польского, собой хороша, да хрома, и теперь на себя чепец положила, пошла в монастырь…».
После заключения перемирия у Иоанна с мужем Елены происходили весьма частые пересылки, главным образом по поводу взаимных недоразумений пограничных жителей, причем отношения между тестем и зятем были по-прежнему далеко не дружественные. Александр, разумеется, не мог простить Москве отторжения стольких волостей от Литвы и однажды даже послал сказать Иоанну, что пора ему возвратить Литве земли, взятые у нее по перемирному договору, так как ему жаль своей отчины. На это государь велел ответить Александру, что и ему также жаль своей отчины, Русской земли, которая за Литвою, – Киева, Смоленска и других городов.
