Alexandrov_G - Дверь в стене
Казалось бы, что такое примитивное описание реальности должно было быть исключительно убедительным именно в силу простоты, но так было только в теории, на практике же один лишь идеологический феномен под названием "Китай" превращал ноги колосса советской пропаганды в ноги глиняные.
Если уж мы взялись копаться в "Версале" (в очередной раз повторю, что то, что мы под "Версалем" понимаем, не только исключительно интересно, но ещё и исключительно важно по той причине, что там был рождён наш с вами мир, тот мир, в котором мы живём), так вот, если уж мы в Версале оказались, давайте посмотрим, как обстояло дело с солидарностью там. Напомню, что социализма как модели государственного устройства на практике тогда ещё не было, социализм существовал только в теории и разрознённые кусочки этой теории, её фрагменты, очень и очень осторожно встраивали в свою реальность государства, составлявшие костяк противостоявших коалиций - Англия-Франция и Германия.
До появления социализма "левой" идеей был либерализм. Социализм был следующим шагом человечества и, будучи "внедрён", он отменял собою либерализм, делал его ненужным, устаревшим, если и не в физическом смысле, то в моральном точно.
Из воевавших в Первую Мировую государств Америка была государством, если так можно выразиться, самым "либеральным", в наших терминах она была самым "левым" государством, самым "свободным". Самым "прогрессивным".
Но на лаврах Америка почивать не хотела и, глядя на текущие перемены в Европе (которым переменам СаСШ всемерно споспешествовали) американцы, держа нос по ветру, принялись на ходу перестраивать и собственное хозяйство. Для начала сразу после окончания Первой Мировой Войны была инициирована общественная дискуссия (и инициирована на полном серьёзе, в общегосударственном масштабе, американцы вообще к тому, что они делают, относятся очень серьёзно), призванная перестроить (переформатировать) общественное сознание. Переформатировка понадобилась затем, что на свет фактически появилось новое государство, та Америка, которую мы знаем, была рождена Первой Мировой точно так же, как тот СССР, который мы знаем и помним, был рождён Второй Мировой Войной. А новое государство требовало и нового взгляда на "вещи".
В массовое сознание был вброшен слоган New Era - Новая Эра, а нашей головой это словосочетание неизбежно переосмысливается в "Нашу Эру". Задним числом проводится некий водораздел, черта, история делится на то, что было "до нас" и на то, что стало "нашим".
Подспудно Новая Эра означает, что всё то, что было до "нас", происходило "до нашей эры", прошлое превращается в анахронизм. Великое прошлое превращается в пусть и великий, но уже анахронизм, а чужое прошлое превращается в чужой анахронизм, да ещё и имевший место до НАШЕЙ эры.
Либерализм как идеология, причём идеология, Америке славно послужившая, был подвергнут не сомнению, о нет, но обществу было предложено с либерализмом "разобраться", появились три приставки к слову "liberalism" - "new", "old" и "false", американцы должны были осознать, что существует не просто либерализм, а "новый", "старый" и "фальшивый" или "поддельный" либерализм, а, осознав, они должны были решить, чего они, собственно, хотят. Понятно, что ни "старого", ни "фальшивого" никто никогда не хочет, не хотели этого и американцы, они, как и любой бы на их месте, хотели нового.
А спрос рождает предложение, не так ли? "Вы хотели нового? Получите!"
Как только слову "новый" была придана форма общественных ожиданий, новым стало всё. Все хотели "вина молодого" и старое просто напросто вынуждено было реагировать на "чаяния народа", так у государства помимо "новых" (честных) международных отношений и "новой" дипломатии появились new nationalism, new individualism, new art, new literature, new morality и new economy, и даже, вы не поверите, но появилась и new freedom. Да-да. Свобода тоже стала новой.
Америка сознательно и очень расчётливо готовила себя к следующему шагу. Вы помните какое ему было присвоено имя? Если забыли, я вам напомню - New Course или New Deal. Реформы Рузвельта. Реформы эти были безошибочно социалистическими, но их избегали так называть и из социалистических они стали просто "новыми".
И превращение нейтрального, в общем-то, слова "социализм" в слово табуированное тоже имело своё объяснение. Америка не хотела ни с кем делиться своим "избранничеством", Новая Эра должна была быть эрой американской. "Новое" и "Америка" должны были стать словами синонимами, а слово "социализм", хоть и было термином новым, но термин этот не был термином американским.
По этой причине понятия "социалистический" и "новый" были сразу же решительно разведены в стороны. Тогда же, в самом начале 20-х годов 20-го столетия появилось такое позабытое уже ныне выражение тогдашнего политического слэнга как Red Scare или "красная пугалка". Не менее расчётливо, чем придание слову "новое" всех возможных достинств, Америка последовательно и сознательно довела дело с "красными" до градуса общественной истерии. И основания к тому были политическими, а вовсе не экономическими, а политика, что бы и кто бы на этот счёт ни полагал, занимает по отношению к экономике положение не довлеющее даже, а господствующее.
Ну, а теперь, когда вы немножко представляете себе тот "контекст", давайте вернёмся к вере в солидарность. Смотрите - наши "белые" были либералами, они были Америке "идеологически близки", но тем не менее Вильсон, представлявший либерализм в его крайнем выражении, протянул руку Ленину, внедрявшему в России крайнюю же форму социализма. Идеологически близких же "белых" американцы выбросили на свалку истории и случилось это потому, что государственные интересы СаСШ требовали единой и сильной России, и по сравнению с государственными интересами идеологическая, социальная и любая другая солидарность оказалась ничего не значащей чепухой, которой с лёгкостью пренебрегли.
Кто сегодня помнит о том, что в России "14 пунктов президента Вильсона" были размножены в начале 1918-го года в количестве более миллиона экземпляров в одном только революционном Петрограде и что сто тысяч из этого миллиона были расклеены на стенах домов? "14 пунктов" были опубликованы выходившей тиражом более миллиона газетой "Известия", а всего было отпечатано три с половиной миллиона копий "пунктов", которые кроме Петрограда были распространены в Москве, Одессе, Киеве, Тифлисе, Омске и Екатеринбурге.
Зайдём в сложность ещё чуток глубже: сегодня никто не понимает, что Ленин и Вильсон объективно были союзниками, осуществлявшими "переформатирование" политического пространства Европы и делали они это, действуя с диаметрально противоположных "плацдармов", диаметрально противоположных географических, политических и идеологических позиций.
Мало кто замечает фактическое тождество "революционной дипломатии" Ленина и Вильсона, которые одновременно начали обращаться к народам мира поверх голов "национальных правительств". Они оба были радикальными демократами, из тактических соображений объединившими свои усилия по разрушению "старого мира", крайности (Ленин как радикальный социал-демократ и Вильсон как радикальный либерал-демократ) с противоположных позиций разрушали консервативный ("реакционный") центр.
Постарайтесь не обращать внимания на то, что при этом говорилось, смотрите только на то, что ими ДЕЛАЛОСЬ, а стоит только взглянуть на дела и невозможно не увидеть, что Ленин и Вильсон разрушали Европу.
Мало кто замечает, что ровно та же конфигурация сил сложилась и во Вторую Мировую Войну. Ну, и по-моему, вообще никто не замечает, что та же картина складывается и сегодня.
Жак Банвиль (Jacques Bainville, журналист и историк) предупреждал (наивный, он, наверное, думал, что они не ведают, что творят!) Ллойд Джорджа и Вильсона, что они играют с огнём, имея в виду так называемую "новую идеологию" (new ideology), энтузиастом которой был Вильсон при том, что Ллойд Джордж, не будучи сторонником "новой идеологии", был вынужден так или иначе учитывать веяние времени, требующее "демократии" и Лиги Наций.
Ллойд Джордж не воспользовался (что позднее ставилось ему в упрёк) возможностью раздуть из эмбриона гражданской войны в Германии полноценную гражданскую войну и поступил он так, как поступил, не из соображений человеколюбия, а потому, что Лондон, во-первых, не был уверен, кто в конечном итоге победит, а, во-вторых, не хотел чрезмерного ослабления Германии, что автоматически усиливало Францию, и, кроме того, давало той по причине географической близости возможность непосредственной "игры" во внутригерманских делах.
Если же говорить о России, то Америка извлекла из февральской революции двойной выигрыш - она тут же заняла в Антанте то самое свято место, что пусто не бывает, и немедленно включила тогдашнюю российскую революционную риторику (как позже и большевистскую) в выгодный в первую очередь СаСШ идеологический контекст борьбы "прогресса" с "реакционностью".
